В Одесском художественном музее новая экспозиция, а скоро он станет национальным и переедет в новое здание. Художник Александр Ройтбурд за четыре года изменил музей и сильно изменился сам ― репортаж

Картину «Мясо» художник Василий Яковлев написал по заказу советской власти. Она отражала достаток, возможный только «при коммунизме»: свежеразделанная баранья туша, огромные колбасы, жирный гусь, которого ощипывает пышная девушка. Картину он закончил в 1946 году, когда реальность вокруг сильно отличалась от нарисованного изобилия. Работа, которая должна была украсить павильон московской ВДНХ, потом десятки лет пролежала в запасниках Одесского художественного музея.

Там же лежал и портрет Иосифа Сталина работы Исаака Бродского. Его основой была фотография 1927 года, на которой советский диктатор стоит в компании трех комиссаров. Через несколько лет комиссаров расстреляли и стерли с фото, на нем остался только Сталин. Снимок так нравился тирану, что им проиллюстрировали статью о Сталине в Большой советской энциклопедии.

Но Сталин на картине Бродского вышел слишком натуралистичным: с взъерошенными волосами, рябым лицом, сухой левой ладонью. Портрет тирану не понравился и отправился в музейный архив.

С конца июня эти картины и еще около 300 работ составили новую экспозицию Одесского художественного музея. Предыдущая не менялась с 1987 года. В ней не было ни живописи 1990-х годов прошлого века, ни современных работ. Поменять экспозицию было одной из целей нового директора музея Александра Ройтбурда. Он пришел в 2018-м, чтобы реализовать задуманное, понадобилось четыре года. Теперь обновленные семь залов Ройтбурд называет «музеем в музее».

Ройтбурд

Встретиться с Ройтбурдом мы договаривались в музее. Предполагалось, что он проведет экскурсию по новой выставке и расскажет о картинах. Но за 40 минут до встречи помощница директора Женя Селезнева спросила, не можем ли мы встретиться в ресторане неподалеку. Заказать еды и поесть прямо в музее Ройтбурд отказался. Но встретиться в музее согласился, чтобы сделать всего два портрета — на фоне скульптуры и на подоконнике. А затем предложил поехать в ресторан «Кларабара».

Сейчас Ройтбурд выглядит совсем не так, как пару лет назад. Он заметно похудел, ему непросто ходить. По дороге в ресторан художник рассказывает о проблемах со здоровьем и сном. Признается, что чувствует себя неважно и что это случилось, в том числе, и из-за войны с местной властью.

В «Кларабаре» Ройтбурд бывает часто, тут его все хорошо знают. Но в этот раз очень долго не приносят еду. Художник успевает рассказать о переменах в музее и поисках нового помещения ― в нынешнем уже очень тесно. Говорит о том, почему в начале двухтысячных вернулся из США в Украину ― тут все понятней. После — о том, зачем четыре года назад из Киева вернулся в Одессу ― тут все ближе. Рассказывает о провинциальности Одессы и музее как способе сохранить человеческие знания: в отличие от, например, текстов, изображения понятны всем народам и остаются актуальными спустя тысячи лет. Все это время Ройтбурд ругается ― еду не несут уже почти час. Он подзывает официанта и говорит, что постоянный клиент ресторана. Из-за соседнего столика раздается голос:

― Но ведь, Саша, ты и выглядишь иначе.

Наконец, художнику подают спагетти с креветками. Он начинает есть, и вскоре мы заканчиваем интервью.

Музей

У новой команды получилось сделать из музея живое место, куда хотят приходить люди. И в рабочее время пятницы, и утром в субботу в каждом из 25 залов есть посетители ― взрослые и дети. В июле и августе тут проходит ежегодный детский кэмп: сотрудники музея рассказывают школьникам об основах искусства на примере представленных в экспозиции картин. Около некоторых ― наклейки детского арт-квеста.

Рядом с десятком других картин ― таблички «Музейное стекло ― подарок такого-то» или «Раму подарила такая-то компания». Они появились после прихода новой администрации. Как и музейная лавка с новыми книгами о выставках, календарями, значками, футболками и боди для младенцев. Как и кафе, каркас которого во дворе музея заканчивают сбивать работники. Как и медиаторы, задача которых не начитать посетителям стандартную лекцию о картинах, а провести с каждой группой гостей отдельный диалог. Одна из медиаторш раньше работала в PinchukArtCentre, в Одессу из Киева переехала только ради ОХМ.

Теперь ведра в залах для текущей с потолка воды ставить уже не нужно — крышу починили. А еще отремонтировали половину залов и обновили освещение. ОХМ уже мало похож на постсоветское провинциальное собрание картин в тяжелых запыленных рамах — это один из самых современных художественных музеев страны.

Скандалы

Менять музей пришлось на фоне конфликтов с местной властью. После того как в феврале 2018 года Ройтбурд выиграл конкурс на пост директора ОХМ, управляющий музеем Одесский облсовет отказался утверждать его на этом посту. В ситуацию вмешался глава областной госадминистрации ― на то время им был Максим Степанов, после ставший министром здравоохранения, и назначил Ройтбурда директором. Юридически это решение было спорным, что дало возможность оппонентам художника в облсовете, в основном из фракции «Оппозиционного блока», регулярно ставить на голосование вопрос об увольнении Ройтбурда. Через год после его назначения директором, 4 сентября 2019 года, большинство депутатов проголосовали за отставку художника. Спустя несколько дней почти две тысячи одесситов вышли на митинг в центр города, чтобы поддержать новую команду. Тогда облгосадминистрацией руководила Светлана Шаталова, которая отказалась подписывать распоряжение об отставке. В Минкульте заявили, что для увольнения Ройтбурда нет оснований.

Художник и облсовет начали судиться. Сначала победил Ройтбурд: в феврале прошлого года Приморский райсуд Одессы отменил решение облсовета. Потом, в июне, апелляционный суд признал неверным решение Приморского суда. Параллельно оппоненты Ройтбурда и среди депутатов, и среди одесских музейных работников называли художника «порнографом, который рисует картины говном», и обвиняли в ненависти к Одессе.

Война продолжалась, пока 2 июня Верховный суд не поставил точку. Увольнение признали незаконным ― и это решение обжалованию не подлежит. Вдобавок Ройтбурд теперь и сам депутат облсовета. А его главные оппоненты после местных выборов 2020 года из областного совета ушли: кто в городской, а кто вообще из политики. Все деньги, которые выделяют Ройтбуруду на «осуществление депутатской деятельности» — 3,5 миллиона гривен в год, он передает музею.

Деньги

У музея несколько источников дохода. Облсовет выделяет на его содержание 2,5 миллиона гривен в год. Этого хватает на зарплаты ― причем оклад директора еще в 2018 году составлял около 4 500 гривен в месяц, и на минимальные расходы вроде платы за отопление. Купить новые картины или сделать хотя бы косметический ремонт залов при таком бюджете невозможно.

Другой источник дохода ОХМ ― входные билеты. С приходом новой команды на билетах стали зарабатывать больше: в 2017-м около полумиллиона гривен, а в 2018-м ― 1,7 миллиона. Правда, потом началась эпидемия коронавируса.

Еще музею помогают меценаты, которые входят в неформальный «Клуб Маразли». Его назвали в честь градоначальника Одессы Григория Маразли, который в конце XIX века приобрел и передал городу здание музея. Чтоб стать членом клуба, нужно заплатить вступительный взнос 30 тысяч гривен и такой же ежегодный. Количество членов клуба растет: в июне их было 103, к концу июля уже 110.

Ежегодными взносами участники «Клуба Маразли» не ограничиваются. «Это скорее попечительский совет, чем банкомат с деньгами, ― поясняет бывший заведующий научным отделом музея Кирилл Липатов. ― Недавно одна из меценаток сказала: “Давайте два зала на первом этаже отремонтируем?” А нам экспозицию новую вешать как раз, и так забот куча. Говорим ей: “Может, потом?” Нет, отвечает, потом не сделаем, давайте сейчас сделаем. Так и отремонтировали».

Благодаря меценатам в этом году музею удалось провести конкурс со щедрым денежным призом. Между первым и вторым этажами была пустая стена, когда-то давно на ней висели работы на историческую тематику. Решили организовать конкурс на работу для этой стены, поделились идеей с «Клубом Маразли». Сначала хотели собрать 100 тысяч, но в итоге за один вечер собрали 180 000. На конкурс, названный ОFAM Wall, подали заявки 132 украинских художника. Он закончился 6 июля, победил Роман Минин с панно «Руки вечности».

Экспозиция

Экспозиция разделена на семь залов, каждый из них посвящен отдельному периоду. Вместо Ройтбурда по выставке согласился провести экскурсию глава научного отдела и куратор экспозиции Кирилл Липатов.

Первый зал посвящен модернизму, который развивался в период между двумя мировыми войнами. В 1920-х в Украине, в частности в Одессе, активно развивались новые жанры и техники изобразительного искусства. В зале есть и голова африканца работы скульптора Петра Митковицера, и, например, агитационный фарфор. В первые годы советской власти многие заводы производили тарелки с пропагандистскими изображениями. Некоторые макеты для них рисовали известные художники.

Второй зал посвящен соцреализму ― единственному художественному направлению, которое с 1930-х до 1950-х официально одобряла власть. У него оказалось немало оттенков. Например, в экспозиции есть похожий на алтарь триптих Виктора Перельмана «Сообщая о сталинских рекордах». В центре там — Сталин, вокруг — стахановцы, по бокам — символы производственных успехов.

― А под конец той эпохи случались работы, которые [искусствовед] Катя Деготь удачно называет «советский Бидермейер», ― рассказывает Липатов. ― Это такое направление в раннем романтизме 20—30-х годов XIX века. Там ощущается усталость Европы от затяжных революционных, наполеоновских войн. Когда хочется не носиться за идеей общественного блага или объединения Европы, а какого-то уюта, дома, семейных радостей. Такая же художественная реакция внутри соцреализма возникла под конец жизни Сталина. Вот, например, работа Григория Шполянского «Знатоки». Разводить голубей было тогда общесоюзной детской практикой. И посмотрите: такой благообразный дедушка и школьники-пионеры. Ни героизма, ни подвига, ни сконструированного благополучия или победы социализма ― а такой маленький мир, ― объясняет Липатов.

В третьем зале, посвященном так называемому «тихому» искусству, представлены работы, которые художники, не следуя линии партии, писали в первой половине ХХ века «для себя». Там есть, например, созданные с разницей в 50 лет портреты жены художника Владимира Синицкого. И работы Теофила Фраермана. Он начинал в Одессе как художник-бунтовщик, член объединения «Независимые». В 1910-х и 1920-х ездил по Европе. Затем вернулся в Одессу, получил свою порцию критики за «формализм» и «космополитизм» и надолго прекратил писать картины. А в 1940-х сделал серию работ по своим воспоминаниям из европейских путешествий. Эти работы он в то время не показывал никому, кроме самых близких.

Четвертый зал посвящен оттепели и сопровождавшему ее так называемому суровому стилю.

― Картины соцреализма ― это праздник урожая и труда, стиль уже построенного социализма. Как в пазлах: на коробке нарисована финальная картинка, ― объясняет Липатов. ― А в суровом стиле все наоборот: показаны сложности построения этого социализма. Шестидесятники задавали неудобные вопросы. Ради чего все это надо было? Стоило ли брать Киев к октябрьским праздникам? Неудобные вопросы отцам, самим себе или власти все в искусстве и подпитывали, ― говорит он.

По содержанию картины уже не заявляли о безоговорочной победе, скорее — о необходимом для нее труде. По форме им свойственно упрощение, динамические композиции, открытый яркий цвет. Как в этой программной для четвертого зала картине Юрия Егорова о красноармейцах «18-й год».

Искусству застойных лет посвящен следующий, пятый зал. Тогда официально, по заказу партии художники могли создавать подчеркнуто жизнерадостные картины. Как, например, «Встреча парусника «Дружба».

Неофициальные же работы того времени были совсем иными. По словам Липатова, для них часто характерной была отстраненность, сонливость. Как, например, в поздних картинах Татьяны Яблонской.

Предпоследний зал посвящен искусству позднего застоя и 90-х годов.

― Это самый большой и сложный зал в нашем музее, ― говорит Липатов. ― Тогда окончательно произошло раздробление на параллельные, часто не пересекающиеся, а иногда и вовсе антагонистические художественные течения. Здесь у нас на одной стене могут висеть председатель Союза художников Украины и бомж. То есть человек прямо сейчас бомж.

В зале есть работы и Олега Соколова, который пытался рисовать атональную музыку, и попытки Валерия Басанца зафиксировать старый, застраиваемый панельками город, и авангардиста Валентина Хруща. Последний, чтоб его не отчислили из художественного училища, написал картину «Комитет сельской бедноты», где в каждом из персонажей ― включительно с портретом Владимира Ленина ― угадываются черты лица самого художника. Несмотря на издевку, комиссия приняла работу, и Хруща оставили в училище.

Седьмой зал новой экспозиции ОХМ посвящен современному искусству.

― Это та самая текучая современность, в которой мы с вами живем. Разрозненная, похожая на грибницу, ― говорит о нем Липатов. ― Просто представьте себе, что вы смотрите на небо ― и перестаньте собирать точки в созвездия. Собирали их в предыдущих эпохах, сейчас уже бессмысленно ― и экспозиция это показывает. В зале висят и «старики», которые еще тяготеют к постмодернизму. Есть и художники, работающие с проблемами женской телесности, ― Kinder Album, Влада Ралко. Есть APL314, Дмитрий Эрлих ― это все «бомберы», граффитисты, которые больше наследили на киевских и одесских стенах, чем в музеях. Тут уже нет ни эллина, ни иудея — здесь одинаково равно работают со всеми культурными традициями.

Экспозицию в этом зале планируют время от времени менять ― например, когда у музея появятся новые работы современных художников. Ему их не только дарят: в середине июля ОХМ впервые с 1989 года сам купил около 30 работ. За деньги, которые Ройтбурд получил как депутат облсовета.

Планы

Осенью в ОХМ откроется большая выставка, посвященная феномену харьковской фотографии. Под конец года покажут работы одного из лидеров одесского модернизма — Валерия Басанца. Кроме экспозиции в зале, в рамках этой выставки планируют создать и ландшафтные скульптуры в одной из одесских зеленых зон. На это уже есть бюджет и согласие мэрии.

На следующей сессии облсовета, осенью, депутаты должны обсудить передачу музея Министерству культуры. По словам Липатова, согласие между советом, Минкультом и руководством области по этому поводу уже есть. А коллектив музея давно этого хочет — так ОХМ окажется на шаг ближе к получению статуса национального, что увеличит его государственное финансирование.

Даже если музей и не перейдет под Минкульт, министерство готовится сделать для него другой важный подарок. Это новое помещение.

― Речь идет о здании фабрики по производству кинооборудования, ― говорит Кирилл Липатов. ― Это четыре этажа. В не самом удачном районе, но мы и сейчас не в самом удачном районе живем. Это все ― периферийный центр Одессы.

В новом здании будет больше возможностей показать работы современного искусства ― те, для которых нужно много пространства или современная техника вроде мониторов. Во дворце Потоцких, которым музей пользуется сейчас, для этого места нет, да и атмосфера не располагает к плазмам и инсталляциям. После переезда старое здание планируют закрыть на реконструкцию, которая может занять около пяти лет.

Впрочем, несмотря на успехи, в музее к будущему относятся настороженно.

― Вы же видите, что происходит в Довженко-Центре, УКФ, Арсенале? ― говорит Липатов. ― Казалось, что в этих организациях произошли необратимые изменения. А теперь мы видим, как несколько решений чиновников могут обернуть все вспять.

Мы прощаемся с Липатовым, пора возвращаться в Киев. Надеюсь, разговора с Ройтбурдом в ресторане хватит, чтобы вышло интервью. Спустя два дня Александр Ройтбурд связался через своих помощников и запретил публиковать что-либо из рассказанного. Сослался на плохое самочувствие в тот день.

Почувствуй себя Маразли — задонать «Бабелю»!