Когда одесские больницы перестали брать ковидных пациентов со ссылкой на то, что нет мест? Что известно о ситуации в других городах?
Крайне тяжело госпитализировать пациента стало в последнюю неделю. Назову человек десять знакомых, которые взяли кислородные концентраторы в «Корпорации монстров» и лечатся дома, поскольку им не смогли найти места в больнице.
Во Львове напряженно с местами. В Харькове еще раньше, чем в Одессе, коек не осталось. Есть такая проблема и в Киеве.
Но вопрос еще и в том, какой ценой сейчас в стационарах освобождаются койки. Оттуда выписывают людей с низкой сатурацией — тех, кто еще должен продолжать лечение. Мол, полечился восемь дней и иди гуляй, а где ты найдешь кислород — уже твои проблемы. Люди вынуждены искать концентраторы сами.
Этих людей можно перевести в другие отделения: они подпадают под квалификацию «кислородозависимый», им надо лечиться в условиях стационара — паллиативного, терапевтического, любого. Но часто другие стационары наотрез отказываются принимать таких пациентов. Доходит до истерик: «Мы не возьмем — он нас там всех позаражает». Хотя с момента заражения человека уже прошло 14 суток и он не заразен.
Волонтеры в Одесской, Хмельницкой и других областях обнаружили «виртуальные койки», которые есть только на бумаге. Зачем местные власти их выдумывают?
Финансовой подоплеки тут нет: больница получает деньги не за койки, а за пролеченные случаи. Думаю, все делается, чтоб отсрочить попадание региона в красную зону. Чиновники создают видимость, что у нас все еще вполне неплохо и мы можем спокойно находиться в оранжевой зоне. Кислородозависимых пациентов продолжают выписывать из стационара, а город докладывает, что у него куча свободных коек.
Больницы имеют право отказать пациенту, если нет мест?
Отказывать пациенту в критическом состоянии — незаконно. И есть утвержденная процедура: когда пациент прибывает к врачу, надо заполнить так называемый консультационный лист. В нем описывают состояние пациента и решение врача, что делать дальше. Это официальный документ, который юридически защищает и медика от возможных претензий, и пациента, ведь как он иначе докажет, что вообще обращался к врачу?
После контакта пациента с врачом должна остаться хотя бы от руки написанная справка. Пусть даже и рекомендация обратиться в другую больницу, где есть места.
Дело не в наличии свободных коек, а в подходе и ответственности. Когда количество нуждающихся в медицинской помощи превышает возможности системы, вводится система сортировки. Это понятие из военной медицины: мы должны оценить шансы пациентов на выживание и госпитализировать тех, у кого эти шансы выше. Есть специальные шкалы риска гибели пациента: врачи осматривают минимальные анализы и решают, есть у пациента шансы на жизнь или нет. Если шансов нет — честно говорят об этом родственникам, не рассказывая им сказки, что если поедут в другую больницу, там будут места.
Так было в Италии [во время всплеска заболеваемости COVID-19 прошлой весной], когда перед 90-летним стариком отдавали приоритет 30-летнему парню. В Швейцарии тогда тоже превентивно ввели такой документ. И общество спокойно это восприняло, потому что действительно ресурс ограничен и спасать нужно тех, кого можно спасти. А в Украине нет ни одного распоряжения Минздрава, который вводил бы сортировку или как-то регламентировал ее принципы. Формально у нас она возможна только при введении чрезвычайного положения, а его нет.
В итоге у нас сейчас госпитализируют тех, кто громче орет, кто больший скандал закатил. А умирать будут пациенты, которые молча склонят голову, чьи родственники не будут скандалить. Когда нет правил, побеждает наглый.
Могла ли Украина лучше подготовиться к новой волне коронавируса?
В нескольких моментах. На мой взгляд, ошибкой было решение открывать ковидные отделения при больницах, а не перепрофилировать под них целые больницы хотя бы в больших городах. В крупных госпиталях на 500-800 коек, где занимались бы только ковидом, можно было бы сосредоточить и персонал, и технологии, и оборудование — и работать эффективнее. А сейчас мы одной ногой ковид лечим, а другой — людей с прочими заболеваниями. Понимаю, что иногда для этого есть объективные причины: если больница одна, нельзя отказаться от роддома, от хирургии. Но стоит искать возможность не распылять ресурс.
Надеюсь, я ошибаюсь, но думаю, у нас сделали много ковидных отделений, чтобы дать заработать всем. За таких пациентов государство хорошо платит — почему бы не разделить деньги максимально на все больницы? Это не лучшая логика.
Второй момент. Почему благотворительные фонды у нас покупают кислородные концентраторы и раздают их бесплатно, а государственная медицина так не делает? Ведь на закупку концентраторов из бюджета выделили сотни миллионов гривен — где они? Понимаю, что в первую очередь надо было обеспечить стационары, но там нехватки кислорода, насколько я знаю, уже нет. В Италии, когда были похожие проблемы, вообще баллоны по домам развозили. Небольшие, 8—10-литровые баллончики с продуманной логистикой для их заправки. Все было налажено для того, чтобы человек не задыхался.
И еще. Я общаюсь с коллегами из Германии. Там, когда понимают, что у пациента нет шансов, проводят, по факту, пассивную эвтаназию. Дают ему морфий, обезболивают, дают какой-то кислород. Да, через некоторое время пациент умирает, но не в муках. Система нацелена на то, чтоб обеспечить человеку достойную смерть. Мы этого дать часто не можем.
Пусть государство пропишет, кого из больных ковидом считать неизлечимыми. Мы будем таким пациентам выписывать наркотики, назначать им больше обезболивающих. Или хотя бы у родственников появится возможность потребовать какой-то наркотический препарат. Потому что сейчас люди обречены умирать в мучениях.
УНИАН
Можно ли как-то исправить ситуацию сейчас?
Да ничего нельзя уже сделать. У меня сейчас такое же внутреннее ощущение, как было осенью, когда у нас в больнице впервые заполнилось 90 процентов коек. Только теперь заполнились все койки, и мы думаем, куда ставить новые. Мы, по факту, опять в той же точке, с какой когда-то начинали. До сих пор остаются больницы, где проводка плохая, кислород выключается, еще что-то. И я не вижу, чтобы кто-то потерял из-за этого свое чиновничье место.
Мы опять заплатим огромную цену: умрет куча людей, которые могли бы жить. А все потому, что одна часть страны, к которой относятся чиновники и политики, не хочет жертвовать своими рейтингами и принимать непопулярные решения, вводя локдаун, карантин и прочее. А другая часть решила, что маски — это «намордники», что таким образом их пытаются поработить, сломить их дух, чипировать. Ну, классно. И я, добираясь на работу в электричке, вижу в вагоне от силы 5—6 человек в масках. И не было случая, чтобы проводник кому-то сделал замечание или полицейские пригрозили штрафом.
Как бы жестко это ни звучало — мы полностью заслужили то, что происходит. Такая цена популизма — жизнь твоего близкого или твоя.
До сих пор никто из чиновников не признался, что у нас катастрофа. Мы слушаем рассказы о том, что через несколько недель все стабилизируется. Конечно, люди умрут — и стабилизируется. Но не факт, что эта волна будет последней. Вирус постоянно мутирует, и некоторые новые штаммы опаснее первичного. От того, в какую сторону будет происходить мутация вируса, будет зависеть тяжесть последующих волн.
Если следующие мутации будут переноситься легче — мы получим затухание эпидемии, но останутся какие-то страны, где периодически будут вспышки ковида. Пока у нас не будет провакцинирована большая часть населения, мы рискуем превратиться в одну из таких стран. И цивилизованный мир будет от нас отгораживаться.
Впрочем, когда-то эпидемия закончится, и на передний план выйдет вопрос нашей человечности. Как эти люди будут смотреть в глаза своим детям и внукам, пытаясь объяснить, почему их бабушка и дедушка не дожили до их рождения? Или почему у них нет мамы или папы. Ведь теперь часто умирают не только старики, а и 20-летние, и 30-летние ребята.
Я понимаю, что людям не нравится носить маску, что тяжело, когда страдает или рушится бизнес. Но даже неандертальцы заботились о старых и ослабленных членах общества. А у нас сейчас, получается, собственный комфорт перевешивает уважение к жизни своих сограждан.