Николаю Мельянцу 41 год, он протестантский священник из Минска. Николай пришел к вере еще в детстве, повлияли окружение и местность, где он жил. Он разрешает назвать в тексте свое имя, но просит не упоминать другие. Пока мы говорим, связь несколько раз пропадает, а звук глохнет. Николай шутит, что все это «происки Лукашенко». Он рассказывает, что, когда тот пришел к власти в 1994 году, жизнь церкви усложнилась.
— Беларусь не смогла полностью избавиться от советского прошлого, это отражалось и на церковной жизни тоже. У нас был небольшой период относительной свободы в начале 90-х
В стране до сих пор есть орган, который регулирует деятельность церквей, он называется «Уполномоченный по делам религий и национальностей». Священники не могут просто «выйти и проповедовать» — для этого нужно получить разрешение, а если его нет — проповедь сочтут «флешмобом» и «агитацией». Еще этот орган усложняет регистрацию новых церквей.
— У православной церкви есть договор о взаимодействии с государством, ее поддерживают. Католическая церковь — вторая по значимости, но с властью у них напряженные отношения — считают, что на нее слишком влияет Польша. В конце августа митрополит Тадеуш Кондрусевич
Раньше церковь пыталась оставаться аполитичной — все острые углы обходили, а политические события комментировали общими словами. Из-за четкого, ясного, но неугодного властям высказывания храм могли проверить пожарные или санстанция.
— Красный костел
О задержании и отношении силовиков
Николай говорит, что сначала беларусы думали, что выборы будут вялыми и неинтересными. Но когда в избирательные участки начали выстраиваться очереди, стало ясно, что столкновений не избежать. Вечером 9 августа начались первые протесты, а на следующий день Николай с братьями решили, что поедут в центр Минска — посмотреть, что происходит, и понять, как можно помочь.
— Мы остановились в 5—6 километрах от центра, просто стояли и разговаривали. Вдруг к нам подъехал бус с тонированными стеклами. Оттуда выскочили «космонавты
Николая с братом догнали, несколько раз ударили дубинками, задержали и посадили в автобус.
— Я очень радовался в тот момент, потому что думал, что когда мы отбегали от машин, то отвели ОМОН от другого моего брата и нашего друга, которые тогда стояли немного в стороне. Но я ошибся — приехала еще одна машина с ОМОНом, и их тоже задержали. При этом брата били электрошокером и целились прямо в сердце.
Николая вместе с тремя десятками других задержанных доставили в РУВД
— Нам разрешили поспать прямо на земле около четырех часов. Нам не давали есть, только пить, и то одну бутылку на всех. Ты берешь бутылку и понимаешь: если сейчас выпьешь, другим не хватит. Поэтому я пропускал свою очередь, чтобы хватило хоть кому-то.
На второй день за нами приехал автозак, чтобы отвезти в тюрьму в городе Жодино. Из него вышли омоновцы со словами: «Готовьтесь, вы все умрете. Мы вас будем убивать». На пол кузова слоями уложили 27 человек, им стянули руки за спиной строительными стяжками и били.
— Я шел последним и понимал, что меня скорее всего убьют. Все, что мне оставалось — это молиться, и Господь совершил чудо: меня ни разу не ударили.
Николая отпустили только на четвертый день.
— Когда нас задержали, то телефоны забрали, и мы выпали из информационной повестки. Но слышали в городе взрывы, очереди — там шла настоящая война.
О том, как протестует церковь
Когда людей начали сажать на Окрестина, а под стенами изолятора собирались родственники и знакомые, тогда священники смогли «поработать по своему профилю» — они приходили к людям, говорили с ними и молились.
— Мы договорились со священниками и верующими других конфессий приходить и молиться у Красного костела. Но нам не давали этого делать — почти сразу приезжал ОМОН и окружал нас. Мужчин паковали и увозили, женщинам позволяли уйти. Около двадцати моих знакомых были задержаны. За что и почему, не объяснили, хорошо, что не били.
С первых дней верующие и священники стали думать, что они могут сделать. Так появились несколько инициатив — каждый день верующие разных конфессий собирались на молитву в центре Минска, они организовывали крестные ходы и молились возле тюрьмы на улице Володарского. 21 августа они организовали живую «Цепь покаяния» длиной около 15 километров — от мемориала в Куропатах
Николай говорит, что священники и верующие не призывают к насилию, их желание — правда и последовательное исполнение закона. На своих плакатах они пишут цитаты из Священного Писания, например, «Бог есть любовь» или «Всякое дело Бог приведет на суд».
— Но есть священники, которые поддерживают власть. Я видел интервью, в котором священнослужитель заявил, что власть имеет право наказывать, а ОМОН — это орудие наказания людей за их грехи. Некоторые священники считают, что должны быть в стороне: сидеть и молиться, а не участвовать в протестах. Есть люди, которые в комментариях на Facebook пишут, что люди все выдумали, а следы побоев нарисовали марганцовкой. Пропаганда на телеканалах выставляет протестующих нацистами и людьми, которые вообще не имеют права существовать. Тем, у кого нет прививки от пропаганды, сложно отделить правду от лжи. Однажды я видел, как бабушки начали кричать колонне девушек с цветами, что они фашисты, которых нужно убивать и расстреливать.
На вопрос, стало ли больше людей, которые пришли в церковь за время протестов, Николай говорит, что священнослужители сами вышли в народ.
— Обычно церковь проводит «массовую рекламную кампанию», чтобы завлечь к себе. Я никогда не был с этим согласен. Должно быть наоборот: церковь и священнослужители должны идти к людям. То, что это начало происходить, очень радует. Например, у следственного изолятора волонтеры готовили еду для тех, кто ждал задержанных. Их могли разогнать омоновцы. Тогда священники — православные, протестанты, католики ― встали вокруг волонтеров «живой стеной».
Про спецоперацию и православного атеиста
Я спрашиваю у Николая, продолжает ли он протестовать против Лукашенко, он кивает, улыбается и добавляет: «Не говорите товарищу майору».
— Недавно я на своем грузовом бусе помогал эвакуировать палаточный лагерь возле «Окрестино». Небезразличные люди поставили рядом со следственным изолятором палатки и помогали как могли — кормили, поддерживали, консультировали по юридическим вопросам. В какой-то момент нужно было уменьшить количество людей и сделать это аккуратно — иногда ОМОН перехватывал волонтеров и отнимал у них вещи. Мы разработали целую операцию, чтобы безопасно перевезти палатки и вещи на специальный склад — перекрывали дороги, следили за правоохранителями, пускали ложные машины по нескольким направлениям.
Николай говорит, что верующие не могут оставаться в стороне, когда власть применяет силу. Многим тяжело осознать, что в стране есть протестующие, которые снимают обувь, чтобы стать на скамейки, и тут же силовики, которые бьют, стреляют и унижают людей в СИЗО. На вопрос, почему могло так случиться, священник отвечает:
— У нас во главе государства стоит человек, который любит и восхищается советским прошлым, который называет себя православным атеистом. Вышло так, что параллельно развивались государственный, фактически советский аппарат и драйвовое, молодое общество. Когда они встретились, все взорвалось и заискрилось.
За месяц представители церквей разных конфессий много раз заявляли о себе и своей протестной позиции — кто-то больше, кто-то меньше.
— В Ветхом Завете есть принцип, менее известный чем 10 заповедей: «Когда тебя насилуют