«Хочешь быть министром — их должны признать виновными». Адвокаты подозреваемого в убийстве Шеремета Андрея Антоненко — о главных ошибках следствия, экспертах и президенте Зеленском

На своей последней пресс-конференции президент несколько раз комментировал дело Шеремета, что думаете о его словах?

Леонид: Зеленский не понимает, что он натворил. Отвечая на вопрос о декабрьском брифинге, президент оправдывался, что называл Антоненко, Кузьменко и Дугарь не преступниками, а «вероятными преступниками». Да, он назвал их вероятными преступниками, но сказал, что все ответы уже получили и осталось узнать лишь имя заказчика. Это неосторожное высказывание стало сигналом для следственных судей и большинства беспристрастных наблюдателей.

Еще один месседж президента: пока не выяснится, что эти люди невиновны, Аваков будет министром. Во-первых, они и сейчас невиновны. Такими заявлениями президент снова нарушает презумпцию невиновности. В цивилизованной стране официальное лицо никогда бы так не сказало. Во-вторых, это был месседж президента Авакову: хочешь быть министром — делай что угодно, но их должны признать виновными.

Связаны ли заявления президента с завершением расследования и изменением подозрения?

Леонид: Не думаю. Это совпадение. Расследование закончилось сменой подозрения. Ничего не удалось доказать, и осталось лишь одно обстоятельство — присутствие на месте преступления.

Расследование завершили в пятницу, 22 мая. Вы уже видели материалы дела?

Леонид: На пятый день после открытия материалов дела мы наконец-то получили возможность хоть что-то увидеть. Нам показали три тома в багажнике машины возле изолятора временного содержания. Это были копии дела ужасного качества. Более того в тех трех томах — общая информация, которая к Антоненко никакого отношения не имеет. Мы сфотографировали те тома и расписались в этом. Но мы оспариваем такой способ ознакомления и такое качество материалов и будем требовать, чтобы нам предоставили все 38 томов дела и переписали цифровые материалы на наш носитель.

Из-за того, что нам вовремя не предоставили материалы дела, мы не смогли доказать, что оснований оставлять Антоненко и Кузьменко под стражей нет. Сторона обвинения подала ходатайство [о продлении содержания под стражей] с нарушением сроков. Согласно практике Европейского суда по правам человека, такие нарушения — основание для отказа в ходатайстве. То есть судья принял решение вопреки практике ЕСПЧ, и это делает заключение незаконным.

Антоненко и Кузьменко оставили под стражей, Яне Дугарь ночной домашний арест судья изменил на залог и ношение электронного браслета. Защита просила выпустить ее на поруки, почему суд избрал залог?

Леонид: Потому что правосудие и справедливость — понятия, чуждые власти и конкретным политикам. Залог — это не худшая мера, ибо в отличие от ночного домашнего ареста это не лишение свободы. Но такое поведение прокуроров и так называемого судьи — это демонстративное своеволие, такой себе месседж обществу: мол, все под контролем у «чертей».

Досудебное расследование завершено, это означает, что следователи собрали достаточно доказательств, чтобы передать дело в суд и доказать виновность Антоненко. Насколько активным было следствие в течение последних шести месяцев, что происходило с момента задержания?

Леонид: Как защитники мы не ощутили на себе никакой активности следствия. Один раз они пытались провести следственный эксперимент — он должен был состояться в 18:00 в Киеве. Адвоката Виталия Галенченко, который находился тогда в Харькове, следователи вызвали в 16:55 того же дня — конечно, он не успел бы приехать. Мы думаем, это сделали намеренно, чтобы на следственном эксперименте не было Антоненко, который не ходит на такие мероприятия без защиты. По закону следователи должны были дождаться адвокатов или не везти Антоненко вообще. Его же принудительно повезли на место следственного эксперимента, вызвали адвоката из Центра бесплатной помощи. Адвокат повел себя этично и порекомендовал Антоненко отказаться от него, чтобы эксперимент не состоялся с навязанным защитником. Мы считаем, это преступление — следователи нарушили право Антоненко на защиту. Мы обратились по этому поводу в ГБР, заставили их зарегистрировать уголовное производство в отношении следователей.

Вы противоречите сами себе: говорите, что следователи хотели, чтобы Антоненко не было на следственном эксперименте, но его туда увезли и вызвали адвоката Станислава Кулика.

Леонид: Адвокат Станислав Кулик, которого тоже поздно проинформировали об этом следственном действии, приехал на место, когда Андрея уже увезли в ИВС. Это мы теперь понимаем, что конечная цель была не проводить следственный эксперимент с Антоненко, потому что его не провели ни в тот день, ни позже. Но мы готовы на любые эксперименты с условием, что Антоненко не будут водить на цепочке, как водили Юлю. Даже с [Андреем] Чикатило так не обращались.

А вы подавали ходатайство о проведении следственного эксперимента?

Леонид: Этот следственный эксперимент, насколько я понимаю, назначили, чтобы провести более точное исследование походки Антоненко. Поскольку защите до сих пор не предоставили результаты следственного эксперимента по Юлии Кузьменко, мы не заявляли никаких ходатайств.

Какие еще действия проводило следствие?

Леонид: Еще одна инициатива следствия — чтобы Антоненко прошел полиграф у господина [Юрия] Ирхина. Это он делал экспертизу походки, на которую опирается следствие и в которой, по нашему мнению, нет никакой науки, а тем более психологии. Эта экспертиза — единственное доказательство того, что Антоненко, Кузьменко и Дугарь были на месте преступления. Ирхин в своих выводах сказал, что «вне всякого сомнения» Юлия Кузьменко — это та женщина, которая утром 20 июля 2016 года была на улице Ивана Франко, нажала на крючок и подорвала взрывчатку. Но уже в обновленном подозрении следствие отказалось от этой версии и заявило, что это была неустановленная женщина. Получается, что Ирхин в этой части написал ложь? Какая тогда правдивость его других выводов?

Еще одна инициатива следствия — неудачная попытка провести перекрестный допрос Антоненко и Кузьменко.

Мы предлагали провести так называемую габитоскопическую экспертизу, но на самом деле это простые обмеры — не надо быть экспертом, чтобы измерить рост человека. Мы заявили ходатайство 29 января, экспертизу провели «безотлагательно» — почти через месяц, но результатов мы до сих пор не получили. Хотя на судебном заседании [прокурор по делу Сергей] Зузак объявил, что рост Антоненко померили «неточно» и он составляет 179,6—179,7 см.

Больше по инициативе защиты ничего не проводили. И главное — мы пошли на единственный за этот период допрос и 28 декабря дали показания, дополнительных допросов не было.

Вы сказали, что перекрестный допрос с Юлией Кузьменко был неудачной попыткой. Почему?

Леонид: Следствие дважды пыталось провести этот допрос. Формальная причина — чтобы устранить противоречия в показаниях Антоненко и Кузьменко. Какие — нам неизвестно. Он не состоялся по процессуальным причинам — оба раза просто не вызвали адвокатов. Видимо, особого желания проводить этот допрос не было.

Мы были готовы помогать следствию, но после того как оно начало манипулировать, прекратили сотрудничать.

Что именно произошло?

Леонид: В феврале, когда Антоненко продлевали меру пресечения, обвинение использовало против него его же показания и назвало их лживыми. Например, они заявили, что Антоненко отрицал знакомство с Кузьменко, хотя, по версии следствия, они общались в Facebook 89 раз (по версии адвокатов — 87 раз). Поскольку Антоненко «обманул» следствие, прокуроры просили оставить его под стражей. Но на допросе Антоненко четко говорил, что знаком с Кузьменко в Facebook. Если бы Андрей отказался от допроса, они бы не могли манипулировать информацией.

В следующий раз следствие заявило, что Антоненко скрывал «монку» и может давить на свидетеля [Руслана] Ермоченко, поэтому его нужно держать под стражей. На самом деле еще во время допроса Антоненко признал, что попросил Ермоченко вынести «монку», потому что испугался. После этого оснований давить на Ермоченко уже не было — следствие все перекрутило.

Есть еще одна манипуляция. Следствие утверждает, что Кузьменко и Антоненко «обсуждают убийство, которое хотят скрыть». Что же было на самом деле? Был разговор в онлайн о двух задержанных из 8-го полка спецназа, которые, по версии следствия, в 2014 году убили предпринимателя и забрали у него 100 тысяч долларов. Андрей начал в Facebook возмущаться, что ошибочно преследуют военных, а Юля ему в личной переписке написала: «Убери свой пост, Риф, потому что там реальный убийца». Все. Доступ к этой переписке следствию предоставила сторона Юлии Кузьменко, и видите, как это было использовано.

Из-за этого вы прекратили сотрудничество со следствием?

Леонид: После этого Антоненко заявил, что прекращает всякое общение со следствием, пока ему не раскроют определенные материалы и не измерят рост. Рост померили, но результат защите не предоставили. Что касается материалов, часть из них до сих пор не раскрыли, и все из-за формальных отговорок.

Дмитрий: Последний раз меня пригласили ознакомиться с материалами, назначили время, я пришел — следователя нет. Звоню ему — он просит прийти на час позже. Пришел — снова переносит на час. Прождал три часа и получил несколько бумажек, которые мы и так могли взять из открытых реестров. Когда я возмутился, следователь признался, что ему не позволяли открывать другие материалы.

Один из аргументов следователей в пользу того, что Антоненко нужно оставить за решеткой — история о якобы спрятанном им телефоне. О чем речь?

Леонид: Есть такой оперативный прием, когда к человеку приходят с обыском, ему оставляют телефон и прослушивают его. Когда задерживали Антоненко, у него еще не было адвокатов, он купился на этот трюк и написал СМС, чтобы из дома вынесли выхолощенную «монку». Кстати, согласно новому подозрению, не он изготавливал взрывное устройство, поэтому история с «монкой» уже не имеет значения.

Дмитрий: А потом при задержании начался «движ», и следствие забыло о телефоне. Антоненко оставил его на улице, на капоте машины, и кто-то из адвокатов забрал телефон.

Из-за этого телефона у вас дома был обыск 4 марта, Леонид?

Леонид: Формально у меня искали устройство, с которого я входил в аккаунт Антоненко в ВКонтакте. В результате изъяли телефоны у меня и моего ребенка и до сих пор не вернули.

Дмитрий: На самом деле им этот телефон не нужен. Они давно сняли все, что в нем было. В день преступления Антоненко пользовался другим телефоном, а этот приобрел позже. И полиция это знает, потому что они имеют все IMEI.

Леонид: У нас есть данные о том, что Антоненко в ночь, когда под машину Шеремета закладывали взрывчатку, был у себя дома на Старовокзальной и вел переписку. Это было в 00:55. Есть свидетели, которые говорят, что переписку вел именно он — это видно из контекста разговора. Антоненко передал нам пароли от своих аккаунтов. Сторона обвинения его об этом не просила.

Вы сказали, что принципиально не против полиграфа, каковы ваши условия?

Леонид: У нас есть два требования: чтобы человек, который проводит полиграф, был не из Украины и чтобы он никак не был связан с нашими правоохранительными органами. Это нужно, чтобы обеспечить независимость.

Такую личность мы нашли — это очень авторитетный человек, но мы не будем раскрывать, кто именно. Понятно, что в ИВС этого специалиста не допустят, потому что требуется согласие следствия. Поэтому мы можем провести полиграф при двух условиях: Антоненко отпустят хотя бы на домашний арест, второе — надо подождать окончания карантина.

Если он пройдет эту экспертизу, суд примет ее результаты как доказательство?

Леонид: Нет, доказательством могут быть только данные исследования Ирхина, ибо только у него есть сертификат от Министерства юстиции, что он эксперт-психолог, а значит, единственный полиграфолог Украины. Де-юре больше полиграфологов у нас нет. А Ирхин не имеет никакого представления, что такое полиграф и как он используется.

То есть ни один из специалистов из реестра полиграфологов не может провести экспертизу, которую примет суд?

Леонид: Проводить экспертизу в уголовном процессе могут только сотрудники государственных экспертных учреждений. Эти люди не имеют соответствующей международной или европейской аттестации, а нам нужно, чтобы эксперт был признан международным сообществом.

Если для суда полиграф не доказательство, зачем вам экспертиза международного эксперта?

Леонид: Какая разница, примет украинский суд или нет, если примет наша общественность и международное сообщество, Европейский суд по правам человека. Так мы продемонстрируем свою искренность и готовность давать показания.

Давайте поговорим о росте Антоненко. Всего есть три экспертизы. Две — от 2016 года. Там указано, что рост мужчины с камер наблюдения, которого следствие считает Антоненко, 170 и 172 см. Третью экспертизу сделали в этом году, в ней эксперт утверждает, что невозможно установить рост людей на видео. Какая из этих экспертиз весомее и которую может принять суд?

Леонид: Юридически все три имеют одинаковый вес. Какую из них примет суд — надо будет спросить судью. Однако третью экспертизу проводил эксперт 5-го, самого низкого класса. Можно было найти на улице бомжа и попросить его измерить рост. Можешь? Не могу. Ваша честь, бомж измерить рост не смог. Я уверен, что третья экспертиза появилась, потому что была такая задача. Это попытка выставить контраргумент против того, что Андрей Антоненко гораздо выше, чем человек, которого мы видим на видео.

Во время брифинга в декабре очень много говорили о супругах Грищенко. Прямой связи между делом Шеремета и Грищенко не было, но заместитель главы Нацполиции Коваль говорил, что взрывные устройства в этих двух делах были «почти идентичны». За это время Грищенко как-то фигурировали в деле Шеремета?

Леонид: Грищенко не допрашивали по делу Шеремета даже в качестве свидетелей. Владу предлагали взять на себя убийство Шеремета — и это официальная информация. А что касается взрывных устройств, то они похожи только типом крепления. Все.

Объясните последнее утверждение.

В убийстве Шеремета было безоболочное взрывное устройство, в деле, по которому проходят Грищенко, — оболочковое. Далее, в деле Грищенко во взрывчатке использовали гексоген, а в убийстве Шеремета был дифениламин — это стабилизатор целлюлозных порохов, такая штука, которой пропитывают порох, чтобы он не взрывался. В деле Шеремета нашли большое количество дифениламина, а гексоген был только на взрывателе. Это очень важная информация: гексогена на месте убийства Шеремета не нашли.

Но в старом и новом подозрениях пишут, что в составе взрывного устройства был «гексоген» и поражающие элементы «цилиндрики» противопехотной мины МОН-50.

Леонид: Пишут, но согласно экспертизе его не было. Он был лишь на одном предмете — пластмассовой пробке. Следствие установило, что эта пробка — детонатор. По какому признаку установили, что это детонатор? В детонатор закладывается один грамм гексогена.

Эксперты допускают, что гексоген могли использовать во взрывном устройстве, но его остатки уничтожили, когда тушили пожар. Однако многие предметы во время взрыва разлетелись, они не были повреждены пожаром и на них тоже не было гексогена.

Тело Павла Шеремета и его одежда, которую не затронули ни пожар, ни его тушение, тоже были в дифениламине. А по делу Грищенко никаких следов дифениламина не было.

Поэтому гипотеза о гексогене является лишь предположением. Мы не говорим, что в деле Шеремета не было гексогена. Мы говорим, что нет никаких объективных данных, которые свидетельствуют, что Шеремета взорвали гексогеном или веществом, которое его содержит.

А в той взрывчатке, которую якобы использовали Грищенко, все на основе гексогена?

Леонид: Там 400 грамм тротила и 3,5 килограмма гексогена. Это по мощности 10—11 взрывчаток, использованных при убийстве Шеремета. Это как 122-мм артиллерийский снаряд, взрыв бы создал двухметровую воронку.

В чем еще разница?

Леонид: В деле Грищенко нет никаких поражающих элементов. А в деле Шеремета были цилиндры. Шеремета взорвали безоболочным устройством, а в Косове был контейнер — это важно.

Почему это важно?

Леонид: Разный тип взрыва, разная направленность, разный почерк. И главное, что показывает почерк, это способ подрыва — радиоуправляемый или механический.

Единственное, что объединяет эти взрывные устройства, это неодимовые магниты — супермощные магниты, которые изобрели в 1980-х. Наберите в Google «купить мощный магнит», и на первых трех страницах поиска вам выпадут магниты именно этой конфигурации — только неодимовые, только круглые и только такого диаметра, как были на этих двух устройствах.

Вы ожидали, что досудебное расследование сейчас закончат или ждали продолжения?

Леонид: После того как они дважды продолжали расследование, по УПК 2016 года они должны его завершить. Могли, конечно, пойти по беспределу и еще продолжить, но сделали по закону.

Давайте поговорим о новом подозрении. В нем Антоненко не организатор, а исполнитель...

Леонид: Конечно, а как он может быть организатором, когда не был знаком ни с Кузьменко, ни с Дугарь? Теперь якобы всем руководили из одного неизвестного центра «по личным мотивам». Кто руководил — неизвестно.

Согласно подозрению, взрывчатку изготовили неизвестные лица. Эти «заказчики» дали Антоненко уже готовое устройство... Это же устройство Яна Дугарь якобы носила с собой во время фотографирования камер наблюдения рядом с местом преступления, если исходить из подозрения.

Ранее Кузьменко обвиняли в том, что она заложила взрывчатку и утром 20 июля нажала на спусковой механизм. По новому подозрению она уже только заложила взрывчатку. Следствие фактически приняло ее алиби от мужа, который сказал: «Я утром встал, она дома».

Материалы дела по Антоненко, Дугарь и Кузьменко выделили в отдельное производство, там 38 томов. Сколько времени нужно, чтобы их изучить?

Леонид: Мы будем считать, что ознакомились, когда получим копии хорошего качества и прочитаем их. Поэтому один день — один том, это 38 дней. Сторона обвинения говорит, что там еще терабайты видео, а это еще пару лет. Они рассчитывают обвинить нас в затягивании, но мы будем знакомиться быстро.

Гипотетически, когда дело могут передать в суд?

Леонид: Мы скажем, когда осмотрим все материалы дела.