Сейчас капеллан – это гражданское лицо, работающее по трудовому договору. По новому закону он станет военнослужащим. Почему капеллану нужно служить официально? Что изменится для него?
Отец Дмитрий: У нас в армии много разных специальностей, которые работают в правовом поле. А капеллан — фактически восьмой год он есть на войне, а в правовом поле его нет. У нас есть капелланы, получившие ранения, побывавшие в плену, страдающие от последствий пережитого на войне. А юридически их нет. И капеллана нельзя официально отправить в госпиталь, например. Приходится как-то договариваться. Поэтому этот закон дает капелланам полную социальную защиту, как и другим военнослужащим. Ведь мы такие же военные, просто не комбатанты, не можем брать в руки оружие. И теперь мы в армии — так же, как и медицинская служба, например.
Отец Сергей: У капелланов остается выбор. Можно остаться гражданским по договору. Этот вариант подходит тем, кто не выезжает на фронт или делает это редко. А можно стать военнослужащим. И это важно, потому что мы не имели права даже форму получить, нам ее давали неофициально. Даже есть в столовой по закону мы не имели права. И статус участника боевых действий, на который имеет право, например, повар, а священник не имел. Теперь семья капеллана сможет получить помощь от государства, если с ним на фронте что-нибудь случится.
Но ведь церковь отделена от государства?
Отец Дмитрий: Церковь отделена, но закон не об этом. Среди военных много религиозных людей, и это важная область жизни человека. Военные имеют право на удовлетворение своих религиозных потребностей, равно как и все остальные. А получалось, что они были ограничены в своем праве, когда находились в армии. Теперь этого ограничения нет. Этот закон выстраивает новую сферу сотрудничества церкви и государства, церкви и общества, разных церквей между собой. Капелланская служба есть в армиях всех развитых стран. Ведь это не о принуждении и не о навязывании, а о праве военнослужащего на его религиозные нужды.
А не будет ли теперь проблем с тем, что у капеллана будет двойное руководство — одновременно церковное и армейское?
Отец Дмитрий: По закону капеллан теперь получает должность заместителя командира подразделения, то есть бригады, полка и так далее. И служит в армейской системе. Что касается церковного начальства, то это, наверное, еще будет прописано в подзаконных актах, но принцип таков — священник выбирает, служит ли он при храме или в Вооруженных силах. Совмещать разные служения нельзя.
Церковь предлагает своих кандидатов, они проходят военное обучение, чтобы знать технику безопасности, и получают офицерское звание. Сейчас трудно сказать, как будет на практике, но я думаю, что все будет на основе межконфессиональности. То есть будет нормальная ситуация, когда капелланом батальона будет православный священник, а его руководителем по вертикали — мусульманин, который будет капелланом бригады. И это хороший толчок к налаживанию отношений между конфессиями. Ибо в армии не должно быть внутренней розни, задача каждого капеллана — заниматься всем своим подразделением, а не только теми, кто с ним из одной церкви.
А если у военнослужащего капеллан православный, а ему нужен католик?
Отец Дмитрий: Значит, капеллан должен обеспечить ему католика. Я вот вожу мусульман на пятничные намазы и сижу с ними в зале молитвы. Это моя ответственность и мой долг.
Закон юридически не запрещает быть капелланом священнику Московского патриархата. Как на практике? Это возможно?
Отец Дмитрий: Кажется, есть несколько таких капелланов — это люди, которые еще до войны зарекомендовали себя в своих воинских частях. Но это исключение. Что касается юридической стороны, то здесь нужно спрашивать юристов. В этом законе есть ссылка на другой, где прописано, что религиозные организации должны в своем уставе указать, что имеют центр в стране-агрессоре. Насколько я знаю, была идея прописать такое запрещение в этом законе, но юристы посоветовали не дублировать нормы. То есть речь не только о Московском патриархате, но вообще о религиозных организациях, уставы которых противоречат законодательству. Они не могут служить капелланами. Но здесь пусть юристы толкуют. Есть, кстати, внутреннее распоряжение Национальной гвардии, прямо запрещающее священникам МП быть капелланами там.
По новому закону капелланов будет становиться все больше. И могут быть случаи, когда военные где-то потребуют себе капеллана из МП, потому что это, например, их церковь с детства и так далее. Что делать в этом случае?
Отец Дмитрий: Закон есть закон. Есть религиозные общины, которые не зарегистрированы в Украине, у них не может быть своих капелланов. Но военнослужащий может быть из такой общины, например. Тогда он должен идти к своему капеллану, а тот должен помочь ему посетить храм. Потому что гражданин имеет право посетить тот храм, который хочет. Но если это православный человек, то достаточно любого православного священника. Благодать не патриарх Кирилл раздает, благодать от Бога, православные таинства тоже неизменны.
Капеллан опекает только верующих военных? Или весь состав подразделения? Ведь среди современных людей много атеистов или агностиков, в армии тоже.
Отец Дмитрий: Ну конечно, надо общаться со всеми. И атеисты приходят поговорить ко мне. Есть ребята, которых я уже в армии окрестил, они выразили такое желание. Бывали случаи, когда человек атеистических взглядов вел себя надменно и агрессивно, но затем наладились отношения. Люди всегда могут друг друга чему-то научить.
Разговоры с капелланом не обязательно должны быть религиозными. В мои обязанности входят и лекции — исторические, культурологические, религиоведческие. То есть не только о православии, например, а об истории религии в целом. Я должен отвечать на многие вопросы. Область общения должна быть широкой и со всеми.
А как капеллан должен относиться к неоязычеству? Просто символика языческая достаточно популярна среди военных. Не только в Украине, конечно.
Отец Дмитрий: Я отношусь с уважением к этой их фантазии. Это не религия, реконструировать старое язычество невозможно. Потому это фантазия. Как раз в этом и состоит работа капеллана — объяснять разницу между настоящей религиозной жизнью и фантазиями. Если человеку удобно, если так он себя лучше ощущает, то это его право, что носить, какую символику. Для меня это не проблема, я не буду хуже к такому человеку относиться.
У меня нет задачи сделать человека христианином, а агитировать переходить в другую религию капеллану вообще запрещено. Но если речь идет о фантазиях, то нужно говорить. Рассказать историю неоязыческих течений, например.
Капеллан не должен брать в руки оружие в любой ситуации?
Отец Дмитрий: Да, конечно. Ситуации могут быть разными, но я для себя вообще не рассматриваю такой вариант. Надо выбирать. Если хочешь воевать, то снимай крест и иди воюй. Тем более что это тоже законы войны. Нельзя стрелять в капеллана, нельзя стрелять в медика и так далее. А если капелланы будут брать оружие в руки, то у них не будет этой защиты. Даже если какой-то дурак, видя, что я капеллан, решит меня застрелить. Хотя я не могу заранее гарантировать, как поступлю в той или иной ситуации. Но надеюсь, что подобных ситуаций не будет.
Отец Сергей: Ситуации, действительно, могут быть разными. Знаю историю 2014 года, когда мина оглушила ребят, и их могли взять в плен, но капеллан схватил автомат и начал стрелять в небо. Боевики увидели, что есть кто-то, кто может стрелять, и отступили. Вот как это расценить? Капеллан спас трех человек, взял автомат, но не стрелял в кого-то при этом. Конечно, до каких-то патовых ситуаций, капеллан не носит оружие. Но это всегда человеческий фактор, как отреагирует человек в ситуациях, которые, я надеюсь, никогда не произойдут.
Закон предусматривает тайну исповеди. Как должен поступить капеллан, которому на исповеди расскажут о государственной измене или военном преступлении?
Отец Дмитрий: Тайна исповеди должна быть тайной. А то мы снова придем ко временам царской России, когда священники докладывали о «хуле на царя-батюшку» на исповеди. И уважение к церкви из-за этого нивелировалось. Я не думаю, что предатель будет исповедоваться в своих грехах, разве что в тюрьме.
Но если это произойдет, то я просто этому человеку скажу, что он должен пойти и признаться. И я его в этом поддержу, поручусь за него. Это как раз был бы поступок капеллана. Не продать этого человека, хоть и с высокой целью, а оказать поддержку в том, чтобы он сам признался. И тогда я в суде буду смотреть, чтобы весь процесс был по закону и так далее. То же самое касается и наркомании или игромании. Я не пойду к командованию говорить, что кто-то там наркоман. Я с ним поговорю, что давай вместе пойдем к командиру и подумаем, что с этим делать, как лечиться, куда человека перевести.
А что касается вопроса услуг секс-работниц в армии?
Отец Дмитрий: Капеллан должен говорить об этом. Напоминать бойцам, что их ждут дома. Верят им и в них. У нас сейчас не советская армия, когда солдаты не видели семью почти весь срок службы. Есть возможности увидеться со своим партнером, с семьей. Надо говорить о сдержанности, верности. И о болезнях тоже — что есть гепатит, есть ВИЧ, нужно быть ответственными. Но прежде всего говорить нужно о верности.
Новый закон предусматривает капелланов в Национальной гвардии. А в полиции они нужны?
Отец Сергей: Капеллан — это вообще священник, который служит для определенной категории людей, в закрытых учреждениях, гражданских, медицинских, в аэропортах даже. И в полиции он тоже должен быть. Я когда читаю лекции в Академии патрульной полиции, то вижу, что на это есть запрос.
Отец Сергей, кроме капелланства, вы также занимаетесь социальной работой.
Отец Сергей: Да, я — председатель правления «Элеос-Украина». Eleos — это сеть общественных организаций, являющаяся официальным представителем социального служения ПЦУ. У римо-католиков есть «Каритас», у лютеран и протестантов тоже есть организации, профессионально занимающиеся социальной работой.
У нас в Eleos много программ, в этом году мы открыли «Шелтер Святой Ольги» для женщин, пострадавших от гендерно обусловленного насилия. В следующем году открываем еще три шелтера в других областях.
А в армии? Приходилось ли вам защищать женщин-военнослужащих?
Отец Сергей: Да, это тоже работа капеллана. У меня было много ситуаций, когда нужно было заступаться, говорить командирам. Не только в отношении женщин, а вообще защита прав военнослужащих. Для меня они все военнослужащие. Мужчины тоже в армии могут страдать от насилия. Уже есть новое поколение командиров, молодых, прошедших войну, которые ценят качества, а не пол. Сейчас в Вооруженных силах у нас есть все условия для гендерного равенства. Но армия — это часть общества, и все проблемы общества есть и там.
Что вы думаете по поводу ратификации Стамбульской конвенции? Ведь определенная часть духовенства активно выступает против этого и даже против слова «гендер».
Отец Сергей: Никто не против слова «гендер», по крайней мере официально. Выступают против термина «гендерная идентичность». Каждый толкует это понятие по-своему, и представленное в конвенции толкование не устраивает некоторых религиозных лидеров. Нам сейчас необходим диалог между религиозными организациями, государством и общественным сектором. Потому что он зашел в тупик, никто никого не слышит, нужна лучшая коммуникация. Я лично считаю, что любой закон, защищающий права человека, — это божий закон. Бог не нуждается в защите, потому что сам себя защитит. Люди нуждаются в защите. Не нужно защищать богов, нужно защищать людей. Надо садиться и разговаривать, надо находить общие точки, потому что это важно.
Стамбульская конвенция действительно очень хорошо написана. В ней много нужных норм. Поэтому нужно обсудить термины и их толкование и прийти к какому-то согласию. Религиозные организации действительно против любого насилия. Но есть еще одно. В странах, принявших Стамбульскую конвенцию, запрос на это был от общества. А у нас обсуждают только наверху. У меня возникает вопрос: а кто-то из религиозных организаций опрашивал женщин, нужна ли им конвенция? Просто прихожанок. С этого нужно начинать.
А почему религиозных лидеров так пугает «гендерная идентичность»?
Отец Сергей: Это у них нужно спрашивать. Я работаю в поле, потому что я по специальности социальный работник, у меня образование такое, преподавал социальную работу. И с 2004 года работаю с ВИЧ-инфицированными, с вовлеченными в коммерческий секс, с наркопотребителями, с женщинами, пострадавшими от домашнего насилия. Я знаю, что нужно на практике. И меня не пугают какие-то термины.
ЛГБТ-сообщества существуют в Украине как явление? Существуют. Почему мы об этом не говорим? В некоторых религиозных организациях это просто закрытая тема. Представляете, если скорая помощь будет ездить только к тем, у кого все хорошо? Священник должен находиться там, где он нужен, где есть проблемы. Для меня, как для священника и социального работника, вопрос терминов вообще не стоит остро.
Скоро годовщина получения Томоса, как вы оцениваете процесс перехода храмов в ПЦУ? За это время перешло около 700 храмов. Это много или мало?
Отец Сергей: Я сам много лет был в МП, перешел в 2014 году. И я считаю, что все, кто очень хотел перейти, тогда это и сделали. Некоторые говорили, что нужен Томос, без него нельзя. Вот он есть, тоже часть перешла. А вот дальше есть проблемы, потому что сторонники РПЦ в Украине, Новинский и компания очень много денег вкладывают в то, чтобы эти проблемы были, чтобы их церковь сохранила все свои приходы. Священники боятся, их запугивают.
Но мы не устраиваем гонку перехода храмов. Нам это не нужно. Нам не нужны стены и камни, пусть их оставляет себе РПЦ. Они вернутся к нам потом, когда РПЦ в Украине исчезнет. Потому что церковь, которая не любит свой народ, обречена на эмиграцию. Мы же завоевываем сердца людей добрыми делами, человечностью и открытостью. Это наша стратегия, наше кредо. Зачем мне десять храмов, если они будут пустыми?
Не могу не спросить. Приходилось ли вам кого-нибудь убеждать вакцинироваться?
Отец Сергей: Где именно? В армии? Конечно нет. У нас в бригаде вакцинировались еще в марте все, я вакцинировался первым, делали прививки прямо у меня в часовне. Было 3—4 человека, которые сомневались, но тоже вакцинировались. Это армия! Не хочешь — увольняйся. Тем более до вакцинации у нас постоянно 20—30 человек болели, а после — ноль. Это же все видят.
У капелланов есть миссия — заботиться о военнослужащих. И у журналистов тоже есть миссия — извещать граждан о самом важном. И нам для этого необходима ваша помощь.