1.
Пару лет назад, чтобы доехать от одного поселка до другого в Луганской области понадобилось бы несколько часов. Теперь тут ровные новые дороги, аккуратные обочины, иногда попадаются заправки. Все это — «Большое строительство», попытка показать жителям «ЛНР», что дороги бывают хорошими, таких тут не было и до войны. Между Старобельском и Марковкой тоже новая трасса. Правда, если свернуть недалеко от села Чмыревка, попадаешь на заросшую деревьями и кустами старую дорогу. Кажется, по ней никто не ездил уже лет двадцать. Куски асфальта давно заросли травой, ямы размером с баскетбольный мяч и никаких опознавательных знаков. Дорога ведет к селу Веселое. Там живет Владимир Маглена — первый священник Донбасса, который из Московского патриархата перешел в Православную церковь Украины. Когда два года назад Украина только получила Томос, о Маглене вспоминали часто. К нему ездили корреспонденты центральных телеканалов: брали интервью, названивали, уговаривали. В конце концов священнику это надоело и он решил не общаться с журналистами, а журналисты забыли и про Томос, и про Маглену. Так первый донбасский священник из ПЦУ остался один на один со своими проблемами в забытом селе, к которому даже нет дороги.
― Отец Владимир, мы бы заехали, глянули, как вы служите, ― почти кричу я в микрофон смартфона, связь тут постоянно пропадает.
― Не вопрос, давайте в парке встретимся, ― говорит Владимир, ― у нас дома очень не очень.
― Знаете, хотелось бы на келью посмотреть, ― не унимаюсь я. ― Может, мы все таки заедем к вам домой?
― Я подумаю, ― отвечает священник, ― посоветуюсь с матушкой. Будете подбираться к нам ― телеграфируйте.
Подбираться сложно. За камышами виднеется грунтовка, но ехать по ней наш водитель Виталик не рискует.
― Сейчас съедем, а она в болото упрется. Чего делать будем? Корову искать? Чтоб вытянула, ― смеется Виталик.
Делать действительно нечего. Плетемся по раздолбанным остаткам асфальта со скоростью семь километров в час. Радио в машине захлебывается, то и дело коверкая слова песен ― сигнал плохой.
― А давайте «Босячка», ― говорит Виталик и включает музыку с телефона, ― как дома.
Хриплый голос под cтоковый бит читает: «Кольщик, лупани наколочку, чтоб потела форточка, чтоб х*ели девочки, мой стиль ровненький, лишь для босоты луганчан, пацанов качает». За окном машины садится солнце, где-то горит трава в поле, люди собирают подсолнухи.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Около восьми вечера въезжаем в Веселое. В селе несколько улиц, церковь, школа и общежития Аграрного института — это филиал Луганского «сельхоза», который вывезли из города после оккупации. Звоню священнику и говорю, что мы приехали.
― Вам от школы до больницы, вы ее увидите, она крутая.
В парке у школы тусуются человек двадцать. На лавке стоит блютуз-колонка, из нее валит русская попса. Вокруг колонки пляшут подростки, кружат несколько парней на мопедах. Посреди парка памятник: женщина держит за плечо лысого ребенка, а он сжимает в руках ушанку. Выходим из машины, чтобы сделать несколько фото. Парень с двухлитровкой пива просит сигарету и объясняет:
― Так это, памятник мамке. У них батя ушел за сигаретами и пивом и не вернулся. Она малому и говорит: не жди, потерялся твой батя по дороге в ларек.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Со стороны школы слышится рев и свист, на дорогу выезжают красные «Жигули», машина петляет, съезжает на обочину, чуть не врезается в столб и пропадает за поворотом, оставляя тучу из пыли. В Веселом ― праздник.
Смотрю в сторону церкви, по дороге идет высокий мужчина в футболке и джинсах.
― Ребята, — машет мужчина, ― я тут.
Это Владимир Маглена. Тот самый, единственный священник РПЦ на Донбассе, который перешел в ПЦУ. Он предлагает прогуляться к школе. Сегодня там дискотека и можно пообщаться с учениками и учителями. Соглашаемся. На улице уже темно, фотографировать нечего.
Сергей Моргунов / «Бабель»
2.
― Моя мама была верующая. Когда в 1983 году я закончил школу, она сказала: «Вовка, тебе бы в семинарию». Я ей ответил: «Бога нет», ― рассказывает по дороге Маглена. ― Мама была мудрее меня и не стала заставлять поступать на священника. Вообще, христианин из меня так себе был: максимум, на что хватало, — это за мамой принести корзинку на Пасху. Даже в церковь не заходил.
В 90-х Владимир начал заниматься бизнесом, к началу двухтысячных уже держал пять торговых точек на рынке в Стаханове. Продавал пакеты, одноразовую посуду, всякий ширпотреб ― все это он покупал в Луганске.
― В 2001-м году умерла мама. Я пошел заказать панихиду. Зашел в храм и чувствую: а мамка-то не умерла, она есть, тут. Но людям ведь этого не расскажешь. Они у виска пальцем покрутят и скажут, что я дурак и сошел с ума. Я начал постепенно ходить в церковь.
Еще через год умер отец Владимира.
― Ему 73 года было, он жил близко, каждый день его навещал. Пришел ― папы нет. Он у меня не пил, потому я удивился, что его дома нет. Не пойдет же старик ночью гулять. Искал его до самого утра. Нашел мертвого. Его убил сосед-малолетка. Так я за год потерял обоих родителей, и меня сильно надломило.
Смерть отца окончательно повернула Владимира в веру.
― На рынке стали говорить, что я сошел с ума, в Бога поверил и в церковь ходить стал! А я бы, если бы не ходил в церковь в тот момент, ― повесился. В один момент я понял: какая все херня на фоне смерти человека. Деньги, бизнес, рынок. У меня был знакомый бизнесмен, говорил: «Зачем тебе церковь, за бабки можно купить все». Я отвечал: «Саша, ты весишь 200 кг, купи себе похудение». А еще...
Что еще, Владимир не успел рассказать. Мы медленно подошли к школе. На ступеньках танцуют учителя, на крыльце ― дети. Играет все та же русская попса. За крыльцом, у детских железных горок подростки постарше разливают пиво в пластиковые стаканы.
Сергей Моргунов / «Бабель»
― Я ведь чего в этом селе остаюсь? Молодежь тут лучшая, вы не думайте, ― говорит Маглена, ― к нам со всех сел приезжают. Тусить.
― О, отец Владимир, ― кричит одна из учительниц, ― а это кто с вами рядом?
― Это мои друзья, журналисты, ― отвечает Маглена, ― приехали писать про наше село.
― Да что про него писать, ― говорит учительница, ― село у нас лучшее. Вон, смотрите, сколько народу к нам приезжает на дискотеку. А еще у нас лучший священник, и мы его любим!
Маглена смеется, предлагает сделать фото и пройтись к магазину, там можно пообщаться с людьми.
Идем от школы куда-то в темноту, фонарей нет, дороги ― сплошные рытвины и колдобины. В темноте очень легко подвернуть ногу. Наконец выходим к единственному магазину. На его крыльце ― два деревянных столика. За ними сидят женщины, пьют водку с пивом и поют.
― О-о-о, отец Владимир, ― кричит одна из женщин, одетая в халат с крупной ромашкой, ― мы скучали.
Маглена быстро выравнивает спину.
― Добрый вечер. Ко мне приехали журналисты из Киева, просьба вести себя нормально.
― Так мы всегда нормально ведем, мне вообще вот этот нравится, высокенький, ― говорит женщина в халате и показывает пальцем на фотографа Сергея Моргунова, ― но интервью давать не буду. Я не фотогигиеничная! И вообще!
Из магазина выходит тучная женщина. У нее короткая стрижка, цветастая майка, черные бриджи. В руках розовый кошелек. Женщина подходит к столу, выпивает рюмку водки.
― Мальчики, драсьте. Я ― Люба. А это ― отец Владимир, я его та-а-а-ак люблю.
Люба берет Маглену за руку и ведет к лавке. Пока Моргунов пытается сделать портрет, Люба двадцать раз успевает признаться священнику в любви, поцеловать его в лоб, попросить благословения, поблагодарить за жизнь мужа.
Сергей Моргунов / «Бабель»
― Понимаешь, мой муж жить не должен был, ― говорит Люба со слезами на глазах, ― он с лестницы упал и все. Паралич. Пришел отец Владимир, причастил. Раз, два, три, муж начал говорить. Ожил. Это чудо, понимаешь?
Маглена все это время пытается освободиться от крепких объятий Любы. Предлагаю пойти в сторону дома, священник соглашается. Там его уже заждалась жена. Иду выкинуть бычки от сигарет в урну, женщина-«ромашка» берет меня за руку.
― ПЦУ, УПЦУ, ППЦУ, ― коверкает она название украинской церкви, ― всем им плевать на нас, на Донбасс. До войны было плевать, во время войны плевать и теперь плевать. Никто сюда не ездил, не едет и не приедет. Ты уедешь, а мне тут жить.
3.
― Все чаще я ходил в церковь и понравился одному батюшке, ― рассказывает Маглена по дороге домой. ― Он ко мне подошел и говорит: «Ты какой-то не такой, из тебя священник получится, давай в алтарь». Стажировался служкой, прислуживал. Надевал стихарь и выполнял роль алтарника. Это было как раз перед Оранжевой революцией. Но как-то я не вписывался в церковную жизнь. И началось — то я сам уходил, то меня выгоняли из алтаря. Я, если честно, не очень хороший священник был.
В 2004 году началась Оранжевая революция. Отец Владимир помнит, как тогда людей забрали из Стаханова ― поддерживать в Киеве Виктора Януковича.
― Захожу в храм на службу ― храм пустой. Оказывается, всех верующих разделили на бригады, в каждой по 20 человек и один священник с ними старший. Все проплачено. Садили на поезда до Киева. По столице они ходили с хоругвями и молились. А потом возвращались в село и рассказывали обиженно, что их в Киеве дураками называли и не любили.
Владимир Маглена с перерывами был служкой десять лет. Параллельно торговал на рынке, но дело шло все хуже. Начал раздавать вещи и товар.
― Для всех я сходил с ума. Бога искал везде. Семья в нищету скатилась, мои продавцы остались вначале без зарплаты, а потом я начал закрывать торговые точки. Короче, сильно заболел ПГМ. Но мне повезло с женой. Нормальная бы уже ушла давно. А Лена осталась, мы же с 1991 года венчанные. У меня был друг-католик, говорил: «Вова, у тебя жена святая. Такого дурака нормальный человек не вытерпит, только святой. А ты ― дурак». С женой мы вместе до сих пор, а друга-католика в 2014 году убили сепары.
В 2012 году селу Веселое понадобился священник. Маглена подался, его рукоположили в диаконы. В 2013-м стал полноценным служителем.
― У меня сначала не было прихода, я был вторым священником на побегушках. А потом в Веселом дали приход. Но я жил в Стаханове, вот и ездил: сюда по выходным служить, а туда — в будние жить. И тут что-то началось, стирался мир. А вот мы и пришли.
Маглена показывает на забор и белую статую рядом с ним. Это копия девы Марии из боснийского Меджугорья. В этом маленьком городке несколько подростков в 1981 году якобы «увидели Деву Марию с младенцем на руках». С тех пор в городе побывали больше 30 миллионов человек, он стал важным туристическим центром Боснии, а на статуэтках Марии, четках и иконках держится вся экономика региона. Правда, Ватикан сомневается в этом явлении и не признает его чудом.
Сергей Моргунов / «Бабель»
За забором лает пес, по двору бегают кошки. Дом священника старый, все удобства на улице. Владимир поднимается на крыльцо и дергает ручку двери.
― Проходите и сильно не пугайтесь, живем как живем.
Сразу за входной дверью кухня, дальше коридор ведет в зал, а если повернуть налево ― келья. Так Маглена называет свою комнату, в которой настоящая онлайн-церковь. Сам себя отец Владимир называет «падреонлайн». Потому что теперь в интернете исповедует, читает проповеди и все это стримит.
В зале нас встречает жена священника Елена. Она выглядит очень уставшей и, кажется, совсем не хочет, чтобы Владимир общался с нами. От этих интервью одни проблемы ― село очень маленькое, все про всех знают. Местная философия ― молчи и не высовывайся. Владимир как бы невзначай успокаивает матушку.
― Да я вообще больше интервью не даю. Они уезжают, а мне потом тут жить. Но ты ж, Жека, свой, донбасский, потому я и согласился. Кто ж еще нас с тобой поймет?
Матушка выдыхает.
― Будете кофе? Чай? Есть зеленый, ― говорит она.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Моргунов и Виталик просят чай, я — кофе, и тут же сожалею: надо было как все просить чай, чтобы не утомлять хозяйку. Матушка вздыхает и уходит на кухню. Мы садимся на диван, священник падает в кресло. Комната небольшая. У одной стены стоит диван и шкаф для одежды. Напротив еще один диван и кресло, а между двумя диванами шкаф для книг. Их у Маглены много. Изучаю книжные полки: Библия, церковные книги, жития святых, внезапно на глаза попадается учебник по «Питону».
― Ты что, кодить учишься, ― спрашиваю я, ― «Питон» изучаешь?
― Да нет, это сын, ― смеется Владимир. ― Хотя вот в Полтаве у меня паренек есть ― айтишник, его рукоположили полгода назад. Все говорят, что айтишники в Бога не верят, а у меня чат с верующими айтишниками уже есть! Я же в онлайне сейчас все беседы веду, сайт новый делать хочу.
Матушка приносит кофе и чай, садится рядом со мной на диван. Кажется, следить за тем, чтобы священник не сказал чего-то лишнего. За окном совсем темно и тихо. У Маглены хорошее настроение.
― Вот люди спрашивают: как вы тут живете? Но это же наш край. Наш Донбасс, ― говорит священник, ― он такой, какой есть, угрюмый, но свой. Вот ты когда понял, что Луганск меняется?
― Наверное, в апреле 2014-го, ― отвечаю я, ― когда появились русские и местным боевикам начали выдавать калаши в центре города.
― А я заметил, как сначала исчезла украинская символика, ― говорит священник. ― Не потому, что ее срывали, а потому что людям стало страшно. Сначала ее снимали водители маршруток, потом убрали флажки с витрин, ободрали наклейки. И город мой в течение нескольких дней стал бесцветным. Зато теперь я понимаю, что для меня значит украинский флаг и его цвета.
― А когда ты понял, что пора уезжать, ― спрашиваю я, ― когда были бои?
― В начале июля 2014 года. В 100-тысячном городке Стаханове, где все друг друга знают, появились люди с акцентом. Я подумал, что если местные любители русского мира меня, наверное, не тронут — мы-то с ними всю жизнь по соседству пили-гуляли, то вот приезжие чужаки запросто мне голову снесут. Я пошел на встречу с другом-католиком, его дома нет. Оказалось, его комментарий «Слава Украине» увидели в «Одноклассниках», приехали к нему домой с калашами, мешок на голову, в лес и расстреляли.
На следующий день Маглена уехал в село Веселое, тут был приход, нашлось и жилье ― все-таки священник.
― В селе у меня ничего не было. Только комнатка маленькая, сейчас там библиотека, да и все, ― продолжает рассказывать Владимир. ― Позже дали домик и предложили его выкупить, в рассрочку. Прожил я в нем год, а потом снял видео, где я пою под пианино «Слава Украине» и выложил его в Facebook.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Пост увидела хозяйка дома, отказалась продавать Владимиру жилье и попросила съехать. Тут священнику пригодились его онлайн-проповеди. За советом в мессенджер к нему ходили не только украинцы.
― Одна женщина верующая из России, которая мне в мессенджере часто пишет, говорит: «Что-то, отец, у вас посты кислые пошли. Кто же нас поддерживать будет?» Я объяснил, что из дома выгнали, продавать жилье мне не хотят. Она посоветовала собрать деньги в Facebook. Но я тогда стеснялся собирать пожертвования. В итоге пост написала она: «Вы же Маглену знаете? Когда вам было тяжело, он вас поддерживал. Теперь надо его поддержать». И так собрали нам на дом.
С переездом Владимир начал служить в селе постоянно, в маленькой комнатке ― поначалу, говорит, было три прихожанина. Через какое-то время приход начал расти, а люди перестали помещаться в импровизированной церкви. От старой церкви остался только фундамент. И снова Маглена накраудфандил на строительство через соцсети.
― Я выложил фотографию развалин храма. Через неделю мне приходит тысяча долларов из США от бывших жителей России. И собрали всю сумму со временем. На храм ― через Facebook. Соцсети нужно правильно использовать.
― Что-то у тебя «россияне» подозрительно сердобольные, ― спрашиваю я, ― денег тебе собирают.
― Они все знали, что я «Слава Украине» кричу, и вообще за это топлю. Но, честно скажу, они там спят и видят, когда все рухнет. Когда нам дали Томос, из Магнитогорска женщина прислала плащаницу. Говорит: «Отец Владимир, мы на вас молимся. Хоть вы сделайте этого Кирилла». Он же их там достал, только они ничего не могут сделать. И мы просто многое не знаем. Я-то знаю, я с ними дружу.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Маглена просит матушку достать ту самую плащаницу из Магнитогорска. Она нехотя встает с дивана и показывает на гору коробок на шкафу.
― Она где-то там, все завалено, ― говорит жена священника, ― может, потом как-нибудь?
― Да чего там, ― не унимается Маглена, ― сейчас стул поставим и найдем.
Он лезет на шкаф, достает коробку, из нее плащаницу, разворачивает. На черном покрывале золотые вышивки, а в центре ― Иисус. Священник аккуратно складывает подарок и прячет.
― Ну, что? В келью переместимся, ― предлагает Маглена, ― посмотрите, как я веду трансляции.
― А вы все эти штуки наденете церковные, ― спрашивает Моргунов, ― для полного счастья?
― Не все, но какие-то надену, ― говорит священник.
4.
Комната совсем крохотная. На стенах иконы, под ними письменный стол и аквариум, у окна кресло, рядом кровать. Владимир показывает на стены и рассказывает, откуда какую икону привез, и кто какую подарил. Садится в кресло, берет в руки микрофон и камеру.
Сергей Моргунов / «Бабель»
― Вот мой инструмент! Писать я начал еще в ЖЖ. Хотел быть блогером, мне очень нравился тогда Рустем Адагамов. Доктор Лиза покойная, правда, до войны. Потом я как увидел, что она пишет! Я писал про церковь, про Бога.
― У [Андрея] Кураева хлеб отбирал, ― шучу я. ― Он к нам приезжал на философский факультет с лекцией, году в 2007-м. Странный персонаж.
― Что значит «отбирал»? Меня читал Кураев, и воровал у меня, ― возмущается Маглена, ― я сам только недавно от него отфрендился. Он сейчас катит бочку на то, что сам и породил. Он же в интернете был круче патриарха. Выступал, ездил по Украине, проповедовал. То, что мы сейчас видим в РПЦ, ― это его продукт. Он русский националист, не любит украинцев. У Кураева извращенное православие, русское.
― А какое настоящее? ― спрашиваю я.
― Православие — вера греческая, византийская. Там в душу тебе никто не лезет, молодые священники не имеют права исповедовать. А у нас что? Пацану двадцать лет, а он уже жизни бабушку учит, священник. Это ненормально. Русское православие мне очень неприятно. А вот Варфоломей ― это святой человек.
Маглена искренне верит в ПЦУ. Несмотря на то, что семь лет был священником российской церкви, а до этого больше десяти лет ее прихожанином. Спрашиваю, не боялся ли он перейти из РПЦ в Украине, и как вообще решился на это.
― Сижу, смотрю передачу, идет Собор. Вижу ― на Соборе [Александр] Драбинко. Мы с ним дружили, я думаю, первый [из Московского патриархата] пошел! У меня есть друг, отец Кирилл Говорун, в Америке преподает. Я ему позвонил и говорю: «Я тоже решил переходить в ПЦУ» ― он меня поддержал.
Маглена надевает подрясник, ставит камеру, микрофон, подключает наушники.
― Честно скажу: до последнего не верил, что Томос дадут, ― это реальное чудо. Варфоломей четко сказал: «Война всему виной. Пролитая кровь вынудила меня принять решение». Не политика, не [Петр] Порошенко. Пролитая кровь украинцев ― вот почему дали Томос.
Переход в ПЦУ оказался тяжелым. Прихожане не приняли, московская церковь просто так решила приход не отдавать. В селе начались проблемы. Зато Владимира поддержала жена.
Сергей Моргунов / «Бабель»
― Я перешел, потому что матушка дала добро. Церковная семья — если матушка тебя не поддержит, проблемы будут. Во-первых, мы в Украине, а Украина ― это страна матриархата: жены руководят всем. Я ей сказал: Лен, переходим? Она говорит, да, переходим. Томос дали перед Рождеством. А 19 января Крещение. Я решил, сейчас скажу о переходе, начнется кавардак, пусть люди хоть воду посвятят. Пришли около 200 человек. Причащаемся, а с меня прямо пот капает на чашу. И я решил: посвятить, причастить и все. В этот день объявил прямо в церкви о переходе. И 20 декабря был уже в Киеве, служил у Драбинко.
Пока священник был в Киеве, бывшие коллеги из РПЦ пришли сорвать на сельской церкви замок, чтобы поставить своего, нового священника. Матушка решила Маглену не пугать ― не звонила ему в Киев.
― Калитку выламывали здесь. Ключи от храма им нужны были. Я понял, что я здесь просто не нужен. А потом «айдаровцы» предложили отстоять церковь. Боже! Так ведь не делается! Зачем эта картинка с драками? Угодим «русскому миру». Я решил отдать ключи священнику из Московского патриархата, который сейчас служит здесь, а живет в Лимане.
Со временем Маглена растерял приход, в церковь пришел служить новый священник ― ходить в непонятную для местных ПЦУ мало кто хотел.
― От меня все отвернулись. Вон [церковь] стоит, 200 тысяч гривен туда вложено. Но для людей из церкви я теперь еретик. Со мной даже двоюродная сестра не разговаривает. Говорит: «Ты маму предал». Какую маму? Мама умерла.
Отца Владимира бывшие прихожане даже пытались выгнать из села.
― Как в Средние века, охота на ведьм, ― шучу я, ― жечь не пытались?
― Тяжело было первый год ― в школе буллили дочку. Митинги собирали, кричали, что я продажный, подписи за мое изгнание собирали.
Спустя год односельчане успокоились. Все-таки Владимир священник, которому доверяли, у которого причащались и исповедовались. Теперь один поп, от Московского патриархата ― официальный, служит в церкви по праздникам. Второй ― отец Владимир, с которым можно откровенно поговорить.
― Тут, на Донбассе, ПЦУ нет. Здесь был я и еще один священник. А вокруг 300 священников Московского патриархата. Тут, на Диком поле, ПЦУ существует в основном в газетах и в интернете. Но я верю в Бога, в церковь, люди верят в Бога. Только бы не испоганить все очередным мракобесием.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Теперь Маглена все силы тратит на службу ― правда, уже не в церкви, а в сети. Служит в прямом эфире, а исповедует в мессенджерах.
― Я сейчас в мессенджерах больше живу, ― говорит Владимир. ― Людей не надо учить, людей надо слушать. Учителей много, слушающих ― никого. Для меня мессенджер — это исповедальня. Еще у меня четыре домена куплено. Будет «Радио Маглена», «Падре онлайн». Проектов в голове много, были бы средства.
Уезжать с Донбасса Владимир не хочет и пока что собирается жить в Веселом. Говорит, когда-нибудь, может, переедет в Рубежное ― город-спутник Северодонецка. Но это, если там построят жилье для переселенцев.
― Чего уезжать? Бог посылает испытания, ― говорит Владимир, ― Иов тоже страдал.
Матушка вздыхает и смотрит на часы. На улице глубокая ночь, пора уезжать ― по раздолбанной дороге до трассы, а там через блокпосты. Выходим во двор, Владимир хватается за голову и бежит в дом. Спустя пять минут возвращается с кропилом и святой водой.
― Дорога далекая, я вам машину окроплю, ― говорит Владимир и брызгает на «Опель» Виталика, ― вы уж извините, если что не так. Вы уедете, а нам тут жить. Но я только потому, что мы же донбасские, кто нас, кроме нас, поймет? Матушка моя ведет кулинарный блог. Недавно ей прилетело, говорят: «Чего это ты на языке врага видео записываешь?» Я говорю: «Не обращай внимания». Умники, пусть сюда приедут и поживут возле фронта. Чем дальше от войны ― тем больше патриотов.
Мы садимся в машину, машем руками в окно. Виталик выкручивает руль, выезжает на центральную дорогу села. У магазина толпа ― пьют пиво, танцуют под музыку из портативной колонки. Возле школы уже пусто, темно, фонари не горят. Через пару минут Виталик выезжает на проселочную дорогу.
― Ну, машина у нас святая, можно и скорости навалить, ― улыбается он и подключает телефон к колонке, ― что, пацаны, «Босячка»?
На экране телефона появляется крест, купол церкви и голубь на их фоне. Из динамика доносится: «Пожелаю брату масти я и фарту, купол золоченый, на спине крещеной \ И каждый день я солнцу на Донбассе рад \ Ведь ты со мной, брат, ты и есть мой брат». На дороге никого, скоро полночь.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Собирать на строительство церкви деньги — богоугодное дело, а мы собираем на строительство «Бабеля», в этом нам поможет ваш донат.