У Генри Форда были собственные взгляды на социальную утопию
Генри Форд в 1920-е был тем, кем для современного мира является Илон Маск. Изобретатель и промышленник, он сделал доступным новый вид товаров — автомобили. Но амбиции Форда были значительно больше, чем просто бизнес.
К 1927 году Форду удалось решить большинство текущих задач, связанных с бизнесом. С доступной и надежной машиной Ford T промышленник занял больше половины рынка автомобилей США. Благодаря постоянным совершенствованиям конвейерного подхода себестоимость автомобилей снизилась, как и потребность в рабочей силе. Новый завод южнее Детройта стал на то время индустриальным чудом, поражающим масштабами — почти сотня зданий, 70 тысяч работников, бесконечные конвейерные ленты. Борясь с текучкой кадров на своих предприятиях, Форд поднял среднюю зарплату вдвое. Это сделало его кумиром среди рабочих, получивших возможность и экономить, и покупать производимые ими же автомобили. Чаще него в прессе середины 1920-х вспоминали разве что тогдашнего президента США Келвина Кулиджа.
Зарплата и стала поводом для социальных экспериментов. Оказалось, что далеко не все рабочие стремятся экономить или совершенствовать свой быт. Детройт начала XX века, кроме роскошных театров, прославился бесчисленными наливайками и борделями. Генри Форд решил, что надо изменить устоявшийся социальный порядок и образ жизни американцев.
Предприниматель, которому в 1927-м исполнилось уже 64 года, имел собственные взгляды на то, как должны жить люди и государства. Механизацию и индустриализацию он воспринимал как спасение от всех проблем, в частности от войн. Когда в 1910-х в Мексике разгорелась гражданская война, промышленник сказал: «Надо просто дать мексиканцам работу и нормальные зарплаты, на которые они смогут купить себе авто. Выбравшись на нем за пределы своего региона, они поймут, что люди в других городах — такие же, что это их братья. И основания для войны исчезнут».
Своеобразное видение Фордом общественной жизни проявлялось и во многом другом. Он был против концепции государственных выходных и однажды уволил 900 рабочих из Восточной Европы за то, что как православные христиане они не вышли на работу 7 января. Форд ненавидел концепцию животноводства и, в частности, коров, поэтому в столовых его заводов молоко было только соевым. Еще он не любил сигареты, алкоголь, современные танцы, экс-президента США Теодора Рузвельта, евреев, банкиров с Уолл-стрит, профсоюзы, энергетические монополии — и считал, что знает, как обойтись без всего этого.
Бизнес перестал быть для него целью — давно налаженные процессы и богатство стали лишь средством по-новому организовать человеческую жизнь. Городки, которые Форд строил для своих рабочих в Штатах, частично отражали его принципы — в частности, там не продавали алкоголь, но влияние американских привычек было по-прежнему сильным. Строить идеальный мир надо было не на американской, а желательно на девственной территории. К концу 1920-х Форд был готов к этому и финансово, и организационно.
Форд выбрал Бразилию как мировой центр производства каучука
Форд сделал производство на своих заводах максимально технологичным на то время, но один важный компонент для его автомобилей все еще получали архаичным способом. Это каучук, необходимый для резины, из которой делали шины, покрышки, тросы, шланги и обмотку для проводов. Каучук добывали из сока гевеи — тропического дерева, распространенного в джунглях бассейна Амазонки.
Добычей каучука занимались бразильские предприниматели. Они нанимали для этой работы туземцев из амазонских племен: те бродили по джунглям, регулярно собирая с деревьев сок. Предприниматели давали им в долг низкокачественный ром, бижутерию, одежду, а каучук закупали по ценам, значительно ниже рыночных. Использование по сути рабского труда и огромный спрос на каучук в Соединенных Штатах приносили бразильским торговцам сказочные богатства. Главные города бассейна Амазонки — Манаус и Белем — пытались имитировать архитектуру Парижа и разнообразие Нью-Йорка. Например, в Манаусе работала опера, в которой выступали главные мировые звезды того времени. Здание оперы украсили итальянским мрамором, а подъезды к ней сделали резиновыми — чтоб опоздавшие на начало выступления не мешали шумом тем, кто уже наслаждался пением.
В 1910-е годы каучук составлял 40 процентов бразильского экспорта. Но сказка продлилась недолго: семена гевеи попали в Лондон, а оттуда — в страны Юго-Восточной Азии. Там не было природных вредителей, от которых дерево страдало в Бразилии, поэтому гевею можно было выращивать на плантациях. Через несколько лет центр производства каучука переместился в Шри-Ланку и соседние страны, опера Манауса опустела, и в бразильском правительстве задумались, как можно выйти из этой ситуации. Тут и появился Генри Форд.
Он предложил Бразилии передать его компании в аренду участок джунглей площадью больше Закарпатья. Местная власть получила бы за это арендную плату и налог за добытый каучук. Форд — шанс модернизировать и удешевить производство каучука, не полагаясь на сторонних поставщиков. И, конечно, организовать поселение, где люди жили бы по его правилам.
Тридцатого сентября 1927 года Форд и власти Бразилии заключили договор аренды. Предприниматель получил разрешение построить город с населением в 10 тысяч человек. К участку у берегов притока Амазонки, реки Тапахос, из Штатов отправились первые корабли с оборудованием.
Новый город должен был стать одним из самых современных в мире
В 1920-е дым заводских труб вызывал у людей радость, а железнодорожные пути считались таким благом, что тогдашние журналисты писали: «Природа приняла их как родных». Прямой связи между состоянием экологии и качеством жизни тогда еще не замечали, и планы Форда вырубить на своем новом участке лес и засадить его гевеей в обществе восприняли оптимистично. «Надо организовывать плантации на каждой доступной территории, пока все джунгли не будут индустриализованы», — писал в 1928 году американский журнал Time. Аборигены же получили возможность узнать, что такое цивилизованная работа, достойный заработок и «магия белого человека».
Из Америки в Бразилию везли все — от чертежей домов до металлических болтов и гаек, от дверных ручек до акушерского кресла для местной больницы. Инженеры Форда уже спланировали городок — с тогда еще непривычными даже для США гидрантами, уличным освещением, брусчаткой, кинотеатром, бассейном и полем для гольфа. С одной из лучших в тогдашней Бразилии больницей и неслыханными для этой страны встроенными стиральными машинками и холодильниками. Несколько лет, несколько десятков миллионов долларов — и планы стали реальностью. По мощеным улицам Фордляндии ездили машины Ford, а в коттеджах жители племен и португалоязычные бразильцы, которые еще несколько месяцев назад могли по привычке ночевать под открытым небом, пытались приспособиться к новой реальности.
Реальность полностью соответствовала высказыванию Форда: «У тяжело работающего человека должны быть кресло-качалка возле уютного камина и красивый участок перед собственным домом». Американские менеджеры советовали местным рабочим высаживать перед своими домами цветы, а на небольшом огороде — овощи. В их рационе был цельнозерновой хлеб, нешлифованный рис и соевое молоко. Также в городке была столовая с дешевой качественной едой — Форд считал, что приготовление пищи для цивилизованного человека должно быть только развлечением.
Коттеджи строили без каминов — климат не тот. Зато были телефоны, радиолы и канализация. А вот алкоголя теоретически не было: в поселении действовал сухой закон, а менеджеры имели право зайти в частный дом и обыскать его на предмет наличия спиртного.
Форд позаботился и о досуге. В выходные дни за счет плантации проводили занятия по классическим танцам, рабочим читали стихи Уильяма Вордсворта и Генри Лонгфелло. В местном кинотеатре показывали документальные ленты об экспедициях в Африку и Арктику — чтобы вдохновить на новые свершения. Проморолики американского Йеллоустоунского парка и роскошной машины Lincoln Zephyr — чтоб привить чувство прекрасного. Кинопоказы завершались напоминанием, что стричь газон перед своим домом — необходимое занятие.
Журналисты из Северной Америки и Западной Европы, попадая в Фордляндию, описывали поселение как островок Запада в джунглях, «собрание лучшего, что может сейчас дать цивилизация». Когда в городе вспыхнул пожар и разрушил несколько районов, их быстро восстановили — недостатка в ресурсах не было.
Но уже к концу 1928 года газета The Washington Post отмечала: «Похоже, обычный подход Форда к организации производства в случае с человеческими жизнями не сработал».
Проект Фордляндии провалился через семь лет
Идеальный уклад жизни, о котором мечтал Генри Форд, на самом деле подходил только самому Форду — ни одна из общин, населявших Фордляндию, такой жизни не хотела. Американским менеджерам в джунглях было скучно. Работа оказалась рутинной, перечень фильмов в кинотеатре скромным, классические танцы как единственное развлечение не радовали. Люди пропускали работу, пренебрегали своими обязанностями. Были и случаи самоубийств. Американцев донимали местные болезни — малярия и желтая лихорадка.
Бразильским рабочим не нужны были ни танцы, ни документалки. Они не привыкли к хлебу или рису: известно даже о случае, когда разъяренная толпа выгнала в джунгли поваров столовой из-за того, что они готовили невкусную для местных американскую еду. Порядок тогда восстановили только с помощью бразильской армии.
А вот с алкоголем было наоборот — он был запрещен, но очень популярен. Купить ром в соседних городах было просто. Надзиратели из США этого часто не замечали, а менеджеры из числа бразильцев — не мешали.
Американские руководители объекта на самом деле мало что контролировали. Обещанной зарплаты в пять долларов в сутки рабочие не видели — часть денег присваивали менеджеры среднего звена. А в нескольких километрах от Фордляндии местные построили неофициальный городок с наливайками, борделями и всем прочим, что Форд так ненавидел.
Была и еще одна, сугубо производственная проблема. Бразильцы никогда не высаживали плантаций гевеи, а просто «доили» дикие деревья в джунглях. Никто не знал, как правильно использовать пестициды, на каком расстоянии сажать деревья одно от другого. Выпалив джунгли, они превратили участок в болото.
Когда же в конце концов дерева гевеи выросли, то начали болеть. Их истощали тля, грибки, муравьи, гусеницы и пауки. В джунглях, среди других деревьев, гевея в Амазонии выживает, а на плантации — нет. В 1934 году производство в Фордляндии закрылось. Большинство людей уехали из поселка.
В XXI веке город вновь оживает
Форд решил попробовать еще раз, учитывая все ошибки Фордляндии.
Новые плантация и городок появились неподалеку от бразильского города Сантарем, но к тому времени синтетический каучук становился все более доступным. В 1945 году Форд резко прекратил финансировать эксперимент. Ни одной партии каучука из Фордляндии или из-под Сантарема его предприятия так и не получили.
А в самой Фордляндии после 1934 года осталось около 90 жителей, живших с приусадебного хозяйства. Построенные в американском стиле дома — нередко ажурные конструкции из стекла и металла — постепенно рассыпались. Территорию захватывал лес, люди уезжали. К 2000 году только высокая водонапорная башня напоминала, что когда-то тут жили люди.
На рубеже 2000-х и 2010-х поселение стало источником вдохновения для художников и журналистов. Аргентинский писатель Эдуардо Сиґильгиа написал роман «Фордляндия», исландский композитор Иоганн Йоганнсон записал одноименный музыкальный альбом, американский исследователь Грег Грэндин — историческую книгу о судьбе поселения. Тогда же о Фордляндии вспомнили и сами бразильцы.
Местные осознали: расположение города у берега реки логистически выгодное, дорога до сих пор позволяет проехать на автомобиле, а здания, даром что старые и полуразрушенные, все же качественные. Поскольку они ничьи, люди начали их самовольно захватывать и восстанавливать.
Год за годом население Фордляндии росло, в 2017-м оно достигло трех тысяч человек. На гугл-картах уже можно увидеть немало новых крыш, четыре магазина, кафе и рестораны. Ухоженных газонов ни перед одним из домов, впрочем, не видно.
Редакция «Бабеля» не грезит утопическими проектами и каждый ваш донат тратит с пользой!