В ночь на 22 августа защитники Белого дома, где находились депутаты российского парламента и президент республики Борис Ельцин, все еще не верили в победу над путчистами. Несмотря на самороспуск ГКЧП, ходили слухи, что войска могут штурмовать здание другого оппозиционного органа власти ― Московского горсовета. Двадцать первого августа к нему начали стягивать танки. Но штурма не произошло — наоборот, около полуночи в Москву из Крыма вернулся президент СССР Михаил Горбачев и заверил, что законная власть взяла ситуацию под контроль. Организаторов переворота начали задерживать, а митингующие радовались победе.
Утром 22 августа вокруг московского Белого дома, который кроме прочего был опорным пунктом протеста, все еще стояли баррикады. Стены соседних домов были исписаны лозунгами вроде: «Долой хунту», «Кошмар, на улице Язов!», «Янашка! Ты не сладишь с нами, диктатор с полными штанами». Герой последней фразы ― формальный глава ГКЧП Геннадий Янаев запомнился тем, что во время оглашения чрезвычайного положения в стране у него заметно тряслись руки. Утром 22 августа, как и в дни протеста, один из митингующих кричал в мегафон новости. Но если 21 числа они были тревожными, например, о введении комендантского часа в Москве или маневрах военных в центре города, то теперь — радостными: в частности, о том, что из Коммунистической партии Советского Союза вышел главный коммунист Казахской ССР Нурсултан Назарбаев.
Около Белого дома было немало украинцев, они сформировали отдельную «Украинскую сотню». Кто-то из ее членов жил тогда в Москве, кто-то приехал из других регионов СССР. Успели добраться и из Украины. «Были ребята и из Харькова, Днепра, Киева, Львова, — рассказывает «Бабелю» защитник Белого дома киевлянин Григорий Лукьянчук, тогда живший в России. ― Несмотря на информационную блокаду, о событиях в Москве можно было узнать из эфиров «Радио Свобода» или «Голоса Америки».
Люди собираются вокруг московских баррикад утром 22 августа 1991 года.
Getty Images
Другой участник протестов, киевлянин Валерий Петрущак в 1991 жил в Саратове. Он объясняет: украинцы не вышли на протест дома, а поехали в Москву, потому что именно там решалась судьба Украины и других республик. «Если бы там победил ГКЧП, наша власть бы тоже прогнулась, смирилась, ― уверен Петрущак. ― Власть в Киеве тогда была тихой, лояльной. Там не бунтовали».
Руководителем гражданской обороны Белого дома тоже был украинец ― Григорий Куценко. В Национальном музее истории Украины хранится его пропуск в здание. Двадцать второго августа ему и его подчиненным приходилось решать уже не связанные с безопасностью вопросы: например, что делать с толпами людей, которые прямо у баррикад просили внести их в списки защитников Белого дома на случай, если в будущем за это будут полагаться какие-то льготы. Было очевидно, что многие врут, но проверить это было невозможно — никаких списков реальных участников протеста никто не составлял.
В 12 часов дня начался митинг, который транслировали общесоюзные телеканалы. Лидер протеста, президент РСФСР Борис Ельцин выглядел на нем победителем. Он сообщил о десятках решений: зарегистрировать триколор как официальный российский флаг, запретить Коммунистическую партию и национализировать ее имущество, ввести новые государственные награды, забрать у изданий КПСС, в частности у газеты «Правда», их здания. Часть этих решений были вне компетенций и полномочий Ельцина, но толпа все его заявления встречала с ликованием. О тогда еще действующем президенте СССР уже вспоминали немногие.
Горбачева не было на публике весь день, якобы из-за плохого самочувствия жены. Только вечером 22 августа в телеэфире он зачитал сообщение «к советскому народу». «Заговорщики провалились. Они не уяснили главного ― того, что народ за эти, пусть очень трудные, годы стал другим». Горбачев рассказал, что представители ГКЧП явились к нему на государственную дачу в Форосе еще 18 августа — за день до путча. Они предлагали ужесточить режим, а после отказа заблокировали дачу и с суши, и с моря. В течение 72 часов Горбачев, по его словам, не знал, что происходит в стране. На 23 августа Горбачев анонсировал встречу с главами союзных республик. Он призвал арестовать зачинщиков переворота, а «лицам, которые не нашли в себе мужества встать на защиту закона» на всех уровнях власти, посоветовал самим подать в отставку. Как президент он пообещал новый союзный договор и новые органы власти СССР. Но большинство этих планов остались словами. Очевидцы тех событий в дневниках писали, что Горбачев выглядел растерянным — казалось, он не контролирует ситуацию. Позже и Ельцин, и члены ГКЧП утверждали, что Горбчаев знал о готовящемся путче, не помешал ему, а потом ждал, кто победит.
В течение двух суток арестовали всех участников ГКЧП, кроме министра внутренних дел СССР Бориса Пуго ― он совершил самоубийство. Его нашли в постели с женой, тоже смертельно раненной из пистолета. В квартире была предсмертная записка, в которой Пуго признал, что «совершил абсолютно неожиданную для себя ошибку, равноценную преступлению».
Митинг у Белого дома длился до вечера. Затем протестующие пришли на Лубянскую площадь и начали разрушать памятник Дзержинскому. «Мы в тот день знали свою задачу, — с улыбкой вспоминает Григорий Лукьянчук. — Вычисляли, куда в толпе направлены телекамеры, и шли на то место с украинскими флагами. Мол, Киев, вставай! Надеялись, что в Украине увидят».
Вечером 22 августа московская мэрия распорядилась демонтировать памятник Дзержинскому. Что коммунальные службы сразу же и сделали.
Getty Images
В Украине о московском перевороте, разумеется, знали. В дни путча партийные газеты исправно перепечатывали сообщения ГКЧП, чиновники получили разнарядку «заняться сбором урожая» ― в частности, отправить на поля студентов, чтоб те не проводили акций в городах.
Леонид Кравчук, в то время спикер украинского парламента, вспоминал, что в те дни с ним активно общался главнокомандующий сухопутными войсками СССР Валентин Варенников ― он требовал прямо поддержать политику ГКЧП. Кравчук отвечал, что самостоятельно такое решение принять не может — необходим съезд Верховного Совета. В своих телеобращениях к народу 19 и 20 августа Кравчук говорил, что режим чрезвычайной ситуации на Украину не распространяется, поэтому стоит продолжать жить, как раньше. За эти заявления его позже критиковали все: представители ГКЧП за отказ открыто встать на их сторону, политики из демократической оппозиции — за нерешительность.
Заявления других органов власти в республике ― например, президиума Верховного Совета ― были похожими. Украинцев успокаивали, что власть ГКЧП на УРСР не распространяется, но призывали не собираться на митинги и не нарушать закон. Другими словами, власть ждала, чем закончится противостояние в Москве.
Просто принять сторону тех, кто победит встолице, в Украине были готовы не все. Лидер «Народного движения за перестройку» Вячеслав Черновол утверждал, что устроил в своем гостиничном номере в Киеве импровизированный пресс-центр, откуда чуть ли не каждые полчаса созванивались с российским парламентом и представителями Бориса Ельцина. Также однопартийцы Черновола печатали и раздавали листовки с призывом не признавать ГКЧП и его решения. И 20 и 21 августа собирали в Киеве митинги в поддержку российской демократической оппозиции, на которые сходились по несколько тысяч человек. Дальнейший план был такой — если путчисты удержат власть, 22 августа Рух инициирует всеукраинскую политическую забастовку.
К этой дате стало ясно, что путч провалился. Вместо «Народного движения за перестройку» 22 августа о себе дала знать Компартия УССР. Задним числом коммунисты резко осудили «авантюрную попытку государственного переворота». После этого Леонид Кравчук с другими членами президиума парламента решили созвать народных депутатов на экстренную сессию 24 августа. Ее участники осудили ГКЧП и провозгласили независимость Украины.
«Бабель» еще многое расскажет о прошлом и будущем, если современники поддержат нас донатами!