О себе. «Видимо, я показался Вам скучным, замкнутым, неискренним, иначе говоря, неинтересным молчуном, но посудите сами: я не получил почти никакого воспитания, не знал и родительской ласки; чужой и одинокий среди чужих людей — вот так я рос. Я не имел круга общения, не знал ничего, кроме своих книг. Мир оставался для меня неизвестным, а большая школа общения закрыта. И только в прошлом году, когда я познакомился с Вашим братом, перед моими глазами открылся широкий мир и стало светлее передо мной».
О галицком москвофильстве. «Но есть и другое, сугубо галицко-руское москвофильство, на которое поляки еще в 1848 году начали жаловаться и которое от года 1848-го и до сегодня существует, и не без вины польских кругов, господствующих на Галичине с одной стороны, а с другой — польских кругов, которые называют себя демократическими, громких на словах, но слабых и двуличных на деле. [...] Те москвофилы вздыхают по России, которой не знают, по языку российскому, которого не умеют, даже по православию, не имея понятия о том, чем теперь является казенное православие российское. Хватит высматривать в той секте москвофильской что-то полезное для развития Руси».
О литературном языке. «Каждый литературный язык до тех пор жив и способен к жизни, пока имеет возможность с одной стороны впитывать в себя все культурные элементы современности, а значит обогащаться новыми терминами и выражениями, соответствующими прогрессу современной цивилизации, не утрачивая при этом своего основного типа и не превращаясь в жаргон какой-то особенной группы или кучки людей, а с другой стороны, пока имеет тенденцию вновь и вновь обогащаться новыми элементами из исконно народной жизни и различиями и диалектами народного говора».
О теории Карла Маркса. «Конечно, историческая очередность экономических порядков: феодализма, капитализма и социализма — является фактом. Но ни наука, ни кто-то толковый не сказал, что феодализм всюду был одинаков, капитализм одинаков и социализм должен быть одинаков; наоборот, мы знаем, что каждый экономический порядок в разных краях выливался в разные формы и развивался неодинаково. Маркс проследил развитие английского капитализма. Но думать, что это было именно «нормальное» развитие и так должен развиваться капитализм в других краях, это полная чушь».
Что надо знать об Иване Франко
Иван Франко родился 27 августа 1856 года в селе Нагуевичи (сейчас — Львовская область). Его отец был сельским кузнецом. Мать — из обедневшего аристократического рода. Еще до того, как Ивану исполнилось 16 лет, его родители умерли.
Франко получил хорошее образование. В 1875 году окончил Дрогобычскую реальную гимназию им. Франца-Иосифа. Потом поступил на философский факультет Львовского университета. Во время учебы начал печататься в студенческом журнале. В 1877 году писателя арестовали австрийские власти, расценившие некоторые произведения как социалистическую пропаганду. Тогда он провел в тюрьме больше восьми месяцев. Затем Франко арестовывали еще трижды.
Несмотря на это, он окончил университет и продолжил заниматься журналистикой. Издавал журналы и альманахи. Сотрудничал с газетой «Діло», журналами «Правда» и «Зоря» и другими изданиями. Был редактором журнала «Літературно-науковий вістник».
Франко написал более 100 томов произведений на украинском, польском, немецком, русском, беларусском и чешском языках. В них излагал свои взгляды на культуру, политику и тогдашнее украинское общество. В 1890 году Франко стал соучредителем Руско-украинской радикальной партии, а в 1899-м присоединился к Украинской национально-демократической партии. В конце концов Франко отошел от политической деятельности. Он вступил в Научное общество им. Шевченко и посвятил себя литературе.
О критике. «Я принципиальный противник всяких комплиментов и враг тех, кто говорит комплименты [...] между поэтами, должна царить теплая, сердечная, но безоглядная искренность, далекая от всяких преувеличений и всякой гипокризии. Я по крайней мере взял себе такое поведение за принцип, от которого не отступлю: сколько мне оно до сих пор принесло явных или скрытых врагов — это меня не волнует: знаю только, что таким поведением я снискал себе приязнь нескольких человек, что гораздо дороже и важнее для меня, чем вражда целого легиона людей бесхарактерных».
О политических свободах. «... Галичина имеет относительно мало людей на должностях, а очень мало на независимых должностях, то есть на таких, где бы человек мог сказать смело и явно: придерживаюсь таких и таких взглядов политических, отношусь к такой партии и кто мне что сделает. Насколько уж польская общественность богаче руской, но и она не может до сих пор удосужиться на организованную партию демократическую в основном из-за того, что ей не хватает людей на независимых должностях. [...] наша молодежь шла и идет до сих пор преимущественно в попы (должность на первый взгляд независимая, на деле же очень зависимая), в педагоги (должность просто рабская) или в чиновники (судебные, административные и т. п., должности также очень зависимые)».
О секс-работе. «Конечно, кто стоит, того и поднимать не надо. Для женщин, живущих в достатке, вопрос женский существует больше как вопрос половой, нежели женский. По сути же женский вопрос — это часть вопроса трудового, часть крупных ран человечества: взаимной эксплуатации, убожества и неравноправия. У женщин одним из проявлений этой общественной болезни есть проституция, и поднимать «индивидов», упавших в эту поганую яму, да и, собственно, идти к тому, чтобы этой ямы не было, это деятельность, действительно достойная радикалов. Им бы только для нее сил и знаний! А гордо отводить лицо от этой ямы, закрывать себе глаза плащиком «морального» негодования — значит совсем не понимать женского дела, за которое якобы борешься».
О патриотизме. «Признаюсь в еще большем грехе: даже нашей Руси не люблю так, как это делают или делают вид, что делают, патентованные патриоты. Что я в ней должен любить? Чтобы любить ее как географическое понятие, для этого я слишком большой враг пустых фраз, много видел мира, чтобы уверять, что нигде нет такой красивой природы, как на Руси. Чтобы любить ее историю, для этого достаточно хорошо ее знаю, слишком горячо люблю общечеловеческие идеалы справедливости, братства и свободы, чтобы не чувствовать, как мало в истории Руси примеров настоящего гражданского духа, настоящего самопожертвования, настоящей любви. Нет, любить эту историю очень тяжело, потому что почти на каждом шагу надо бы плакать над ней. [...] Или должен любить светлое будущее той Руси, когда того будущего не знаю, и не вижу никаких оснований для того, чтобы оно было светлым? Если я, несмотря на это, чувствую себя русином и по возможности и силе своей работаю в Руси, то, как видишь, уважаемый читатель, совсем не из-за сентиментальной натуры. К этому принуждает меня чувство собачьего долга».
О Галичине в составе Австро-Венгерской империи. «Не недостаток национальной идеи, а недостаток собственной администрации является причиной нашей национальной слабости. Когда у нас получается иметь хоть малейшее влияние на администрацию края, мы становимся политическим фактором, растет и наша политическая идея, и это является ничем иным, как осознанием своей политической силы. Этого чувства силы не заменит абстрактное понимание каких-либо идей при фактическом бессилии».
О моде на «казачество». «Была изобретена так называемая казацкая одежда, то есть люди, которые в действительности никогда не видели настоящих казаков, скопировали ливрею панских лакеев, которые издавна переодевались казаками, и невольно взяли это отличие благородного «балагурства» за «национальную украинскую одежду». С этих воображаемых казаков скопировали также лихое выражение лица, задорный, а нередко грубоватый тон и очень частое питье водки. Мода на «казачество», основанная во Львове, как эпидемия, распространилась по всей Галичине [...] собирались там, декламировали стихи Шевченко, фантазировали об Украине, сетуя в самой общей форме на «врагов» и «тиранов», под которыми понимали всех — от ляха и москаля до профессора, который вчера поставил двойку мечтательному декламатору».
Хотите больше интересных подборок о великих украинцах? Закиньте донат «Бабелю».