Михаил Костров, художественный руководитель школы-студии актерского мастерства «Черный Квадрат»
Большинство наших преподавателей работают на украинском языке. Те, кто преподают на русском, просто перейдут на украинский язык. Мы все свободно им владеем, преподаватели играют спектакли в [нашем] театре на украинском, проблемы в этом нет. Если, допустим, у нас будет ученик из России, который чего-то не поймет, — тогда преподаватель объяснит материал на русском.
Даниил Кулик, глава отдела маркетинга бизнес-школы Unit School Of Business
Сайт и социальные сети мы и так ведем на украинском, как и рабочие тетради и учебные материалы. Часть наших лекторов говорит на русском, часть — на украинском. Однако большинство наших клиентов — русскоязычные. Мы — клиентоориентированная компания, мы подстраиваемся под клиента, все запросы на обслуживание на украинском языке выполняем уже давно и без закона. Дальше мы будем что-то менять, исходя из запросов клиентов, потому что именно они и формируют рынок.
Ирина Омельченко, стандарт-менеджер сети школ английского языка Green Forest
Все разговоры и консультации с клиентами у нас всегда были на украинском языке, поэтому мы оказались готовыми к новым нормам. Преподаватели на уроках говорят только на английском языке, чтобы студенты могли погрузиться в среду. А закон о языке — это еще один шаг к уважительному отношению к украинскому языку и к своей стране.
Артем Быковец, agile-тренер и организационный консультант
Я преподаю на трех языках — английском, украинском и русском, и могу быстро переключаться между ними. Правда, мои презентации и раздаточные материалы — англоязычные, и если это будет вызывать проблемы, то их придется переводить на украинский, а это займет много времени.
У меня есть свой тренинговый центр, в нем несколько преподавателей, каждый преподает так, как ему удобно. Студенты в группе могут разговаривать и на украинском, и на русском языках. И преподаватели отвечали на вопросы на том языке, на котором задавали вопрос — до того, как этого требовал закон. Преподаватель перед лекцией спрашивает у студентов, на каком языке им удобнее слушать лекцию.
Представитель автошколы «Киев» (на условиях анонимности)
Лекции в школе проходят на украинском языке, так как теоретические экзамены в сервисных центрах МВД проходят тоже на украинском. Тем не менее Конституция не запрещает общаться на русском, и если ученик обратится к преподавателю на этом языке, то он ответит тоже на русском.
Лектор частной бизнес-школы (на условиях анонимности)
Русскоязычный лектор, скорее всего, потеряет часть материала. Что-то не переводится или не звучит. Что-то не успеет сказать, потому что скорость подачи материала на другом языке меньше. Что-то лектор постесняется сказать в силу своего несовершенного произношения, грамматики и т. д. Лектор потратит больше усилий на подготовку (и, вероятно, запросит больший гонорар за это время и усилия), а слушатель, скорее всего, получит меньшую концентрацию или ниже качество материала, чем если бы лектор подавал его на том языке, на котором думает.
Школы вынуждены будут идти на дополнительные расходы (синхронный или письменный перевод, изменение гонорара лектора, разделение программ на те, что на русском и те, что на украинском). Как следствие — либо они станут еще менее доходным бизнесом (и без того не купаясь в золоте), либо поднимут цены (сделав образование чуть менее доступным). Кроме того, скорее всего будет больше негатива с обеих сторон: и тех, кто хочет получать информацию по-украински (за огрехи переводов, грамматики, произношения), и тех, кто хочет получать по-русски (потому что покупатель услуг платит деньги и хочет удобства). Насильные перемены, вероятно, породят сопротивление и еще большую неприязнь среди граждан прежде всего друг к другу. Это очень обидно, ведь должен быть язык для людей, а не люди — для языка.
Украинский язык, безусловно, часть украинской культуры, которую было бы здорово реанимировать. Но нельзя заставить людей что-то любить. Насильное насаждение — чего угодно, не только языка — во-первых, уравнивает украинскую власть с теми же русскими, польскими и венгерскими властями, которые также насаждали свой язык. Во-вторых, увы, не может заставить людей любить язык и пользоваться им с удовольствием. Если делать это «кнутом», то его ждет печальная участь: ощущение казенности, неприязни у людей, и, как следствие, сопротивление.
Выход — делать это «пряником». Поощрять использование языка, делать это выгодным (например, с налоговой, статусной или любой другой точки зрения), финансировать интересные проекты в культурной сфере (а не давать право академическим мумиям ветировать молодежное кино), создавать развлекательные, творческие, социальные проекты о языке, работающие с красотой и смыслом, а не «ох, усе життя зрадонька, всю дорогу нас угнетали, но мы не підкорилися». Мы сами ведь — потомки тех же упрямых людей, упрямством никого в этой стране не переупрямить.
Лично я буду принимать решение [переходить на украинский язык или нет], советуясь с руководством своей школы. Так будут действовать не все лекторы, многие просто сбросят проблему на школу и останутся при своем. Но я хочу, чтобы качественное бизнес-образование по-прежнему было доступным (потому что, в отличие от украинских властей, я работаю на благо людей), поэтому буду искать компромиссные варианты. В язык нужно влюблять, а не им наказывать, но, кажется, денег на «пряники» не осталось, только на «кнуты». Так вот это — проблема воров во власти, а не граждан. И хочется верить, что граждане, прежде чем вести бои между собой, подумают о том, кому это выгодно.