Чтобы понять, как работает организм, сначала нужно в нем что-то сломать
Алексей Болдырев встречает нас у входа в Институт Богомольца в футболке с надписью «Ты — результат 3,8 миллиарда лет эволюции. Веди себя соответственно». Это популярный научный мем, который для Алексея перевела и напечатала на футболке подруга.
Мы поднимаемся в кабинет в Институте Богомольца — здесь микроскопы, мыши в клетке и много комнатных растений.
Сергей Моргунов / «Бабель»
— Моя работа здесь в институте — как мозаика. С одной стороны, это биофизика — изучение электрических явлений в живых организмах. С другой — это молекулярная биология. Это то, как молекулы взаимодействуют и образуют наш организм. Это два основных метода, по которым наши клетки общаются между собой. Они передают друг другу или электрический сигнал, или химический, молекулярный сигнал. Собственно, мы изучаем здесь изменения поведения клеток.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Спрашиваю о практическом применении этих исследований. Алексей отвечает, что занимается фундаментальной наукой. Чтобы была практическая польза, нужно сначала разобраться, как все работает внутри живого организма. Например, мы не знаем нейрофизиологического механизма чиханья — где у человека находится центр этого довольно простого рефлекса.
— Чтобы понимать, как что-то работает нормально, очень часто надо поломать молекулярные механизмы и посмотреть, что будет. Что-то отключить, что-то заблокировать, что-то прекратить. Мы этим занимаемся. Конечно, у нас есть исследования на животных. Без этого современная наука невозможна, хотя мы понимаем все этические ограничения, обязательно соблюдаем все нормы гуманности. Но при этом чтобы понять, как построен этот мир и организм в нем, нам нужно организм разобрать на запчасти.
Флуоресцентный микроскоп в кабинете, где работает Алексей.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Много времени Алексей проводит в одной из институтских лабораторий. Это небольшое помещение на втором этаже одного из корпусов, куда ведет запутанная сетка коридоров. В нескольких комнатах стоят микроскопы, холодильники для образцов и прочее оборудование. Например, здесь изучают ДНК и РНК — носители генетической информации. Лаборатория не производит впечатление современной, поэтому спрашиваю, не было ли у ученого желание уйти в фарм- или агробизнес, где и оборудование лучше, и платят больше. Говорит, что не было.
Сергей Моргунов / «Бабель»
— Мне интересен мир. Интересно, откуда появилась жизнь. Это как игра: ты пытаешься узнать, как все устроено. У тебя нет ничего — только эти пробирки, микроскоп и все. А тебе надо понять, как одни части в клетке соединены с другими. Как происходила эволюция? Как накопление мутаций привело к тому, что один ползает, а другой летает.
Центрифуга и реактивы в лаборатории.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Замечаю на стенах лаборатории объявления о ПЦР-тестах. Алексей улыбается, мол, теперь все уже знают, что это за тесты, и о СDC знают, а раньше не интересовались. Вирусологи, например, уже давно предупреждали, что группа коронавирусов очень опасна и недостаточно исследована.
— До сих пор мы мало знаем о происхождении коронавируса. Мы знаем о естественном происхождении коронавирусов и вируса Зика — о передаче от диких животных, млекопитающих, с последующим или параллельным мутированием. Он же не появляется из ниоткуда. В позапрошлом году Time писал, что в Соединенных Штатах есть всего 13 полевых энтомологов, которые могут пойти и посмотреть, какой москит или комар переносит вирус Зика или малярию. СDC начали спрашивать в университетах, где же энтомологи. Оказалось, что американские вузы позакрывали программы по энтомологии, поскольку спроса на этих специалистов не было. А теперь всем нужен «кузен Бенедикт с сачком», он должен сидеть в болоте и искать комаров. Но энтомолога надо готовить много лет.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Алексей работал в США, ОАЭ и Сингапуре. Проблемы с финансированием фундаментальной науки есть везде, убежден он. От ученых требуют результатов — здесь и сейчас. Есть более популярные научные направления, на которые дают больше средств: космические исследования, нано- и нейротехнологии и прочие.
Сергей Моргунов / «Бабель»
— В Сингапуре мы изучали сердечные проблемы маленькой рыбки данио. Ее используют как модельный объект биологии развития. С помощью данио мы можем проследить, как из оплодотворенной яйцеклетки вырастает большой многоклеточный организм, который бегает и, например, пирамиды строит. Эта рыбка хороша тем, что можно пронаблюдать развитие органов от яйца до их формирования через 7—9 дней. Она прозрачная на всех этапах, то есть не надо никого резать, можно смотреть прямо в микроскоп. Ее сердце бьется примерно с той же частотой, что и человеческое. У этой рыбки легко изменять те или иные гены и смотреть, как меняется поведение ее сердца при различных мутациях, вызывающих аритмию. Одной из аритмий мы занимались — в этом была заинтересована сингапурская армия. В Сингапуре все должны отслужить в армии. И они заметили, что раз в месяц у них умирает новобранец — парень, 20—21 год. Надевает 30 килограмм амуниции, бежит и падает замертво — аритмия. Коренные сингапурцы происходят в основном от эмигрантов из четырех провинций Китая. И это достаточно замкнутый круг, они там за 150 лет все поперескрещивались между собой, и эта редкая мутация стала более распространенной. Соответственно, армия сказала: «Слушайте, ученые, давайте изучайте эту проблему, будем проверять всех солдат и не нагружать их бегом».
Мы сидели и думали, как просвещать народ, чтобы в 2020 снова не избрали Виктора Януковича
В 2017 году ученые мира впервые вышли на глобальный протестный марш — чтобы привлечь внимание к фундаментальной науке и к тому, что результаты исследований могут не нравиться политикам, но это не повод сворачивать определенные направления науки.
Например, климатологи в США выступали против президента Трампа и его отрицания глобального потепления. Украинские ученые тоже присоединились к глобальному маршу. Потому что у них уже был протестный опыт, рассказывает Алексей. А началось все с просветительских событий.
— В 2011 году мы сидели здесь и думали: за знаниями пойти некуда, лекций нет. И еще мы думали: ну вот ясно, что в 2015 году Януковича переизберут, ничего не сделаешь, а вот что мы можем сделать, чтобы в 2020 году Януковича не переизбрали. Мы, ученые, что мы можем сделать? Мы люди мирные, мы даже мышей любим, не говоря уже о людях. Давайте просвещать народ. И за девять лет мы сможем сделать, чтобы были лекции постоянно, чтобы по телевизору рассказывали об ученых, чтобы интернет-сайты публиковали статьи.
Алексей показывает в лаборатории холодильник, где хранятся образцы тканей.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Сначала создали сайт «Моя наука», где писали об открытиях и исследованиях простым языком. Потом появились «Дни науки». Всемирный День науки отмечают 10 ноября. Алексей вспоминает, что идея пришла спонтанно: мол, давайте откроем двери института просто в субботу, сейчас напечатаем на принтере объявления, развесим по соседним подъездам и вынесем что-то простое — как мышки бегают, лягушки плавают, можно движение ДНК в геле под воздействием электрического тока показать. Алексей не думал, что кто-то придет, но очень ошибся.
— 600 человек, это был кошмар! 10 ноября в неотапливаемом помещении, я еще стал у дверей выделять ДНК из бананов и яблок. И шесть часов, просто надрывая голос: о, это ДНК — смотрите, она не страшная!
Дальше научно-популярных акций становилось больше, появились платные мероприятия. Алексей ездил перенимать опыт других стран. Говорит, что ему понравился пример Польши. Там на научные пикники приходят со стендами все — и министерства, и полиция. Мол, смотрите, у нас тоже есть наука — криминалистика. Все хотят быть причастны. Но и проводить такие мероприятия в Польше начали на два десятилетия раньше. Алексей надеется, что и в Украине так когда-нибудь тоже будет. Пока же руководство университетов часто не просто не помогает, но и мешает устраивать мероприятия.
Сергей Моргунов / «Бабель»
— Некоторых директоров можно и понять, почему не пускают. Наше законодательство такое, что потом приходит проверка и говорит: « В нерабочее время вытаптывали паркет, посетители ходили в туалеты. Это все нецелевые расходы. Директор — преступник». Или как в одном из университетов, куда местная координатор Дней науки пришла и предложила прочитать научно-популярную лекцию, а ей угрожали вызвать СБУ, потому что это кража интеллектуальной собственности. Будто она ворует научные секреты из университета... Иногда в университетах человек проводит Дни науки год-два, а на третий год приходит за разрешением, а ему в ответ: «Ты что здесь выпендриваешься? Ты что, карьеру себе здесь строишь?»
Несмотря на все эти трудности, каждый год за месяц до 10 ноября Алексей с коллегами и волонтерами начинает готовиться к празднику.
— Ты сидишь и думаешь: может, в этот раз это кто-то другой все сделает? Это же детские игрушки. А мы же серьезные люди. Надо же готовить докторскую. Но нет. Где-то 10 октября ты понимаешь, что остался месяц — и начинаешь готовиться. Потому что нужно показывать, что наукой можно заниматься. Я считаю, что мне повезло в жизни — я до сих пор в науке, мне это интересно и я это делаю.
Напоследок спрашиваю о значении надписи на футболке. Потому что она все-таки больше, чем просто мем.
— За каждым молекулярным механизмом стоит 3,8 миллиарда лет эволюции. То есть этот механизм или сохранился, или появлялся понемногу из каких-то элементов. Мы иногда говорим: «Я, человек — венец эволюции, а там в луже какое-то дерьмо бултыхается доисторическое». Нет, оно тоже 3,8 миллиарда лет развивалось. Надо понять, что мы все здесь братья. И вести себя соответственно.
Сергей Моргунов / «Бабель»