«Мы хотели найти позитив и не нашли». Один трудный день с главой «Суспільного» Зурабом Аласанией

Без десяти семь мы, как и договорились, ждем Аласанию возле его подъезда, на тихой улице в центре Киева. Вокруг отреставрированные «царские» дома и «сталинки». Ровно в семь из арки выезжает старая Ауди A6 — у Зураба она уже десять лет. Мы быстро садимся и едем в спортзал. В машине звучит Бах.

Дом, бизнес, Иностранный легион, Босх

— Нужно очень любить спорт, чтобы так рано вставать.

— Согласен, тоже ненавижу утро, но когда еще? Вечером дела. Вчера был на премьере нового фильма «Слідство.Інфо» «Король контрабанды» о [Вадиме] Альперине. «Cуспільне» его купило — хотим деньгами поддержать качественные расследования.

— Расследование «Схем» о поездке президента в Оман — качественное, у вас нет вопросов?

— Конечно, есть. Когда журналистам нужно выдать одну сенсацию в неделю и обязательно зацепить громкую фамилию — это конвейер, смотрю как новости ТСН — «вражає».

— Зачем тогда показываете?

— А вы понимаете, какой будет шум и давление, если убрать «Схемы» с канала? Сразу скажут, что душат свободу слова.

— То есть вы боитесь?

— Мы хотим создать альтернативу — сделать свой расследовательский продакшен и дать людям выбор.

Через пару минут мы подъезжаем к спортзалу «Олимпийский стиль». На тренировку по графику 45 минут. Аласания занимается без тренера и называет это «физкультурой».

По дороге назад, опять под Баха, я предлагаю пройтись по биографии Зураба — в ней много странных поворотов.

— В 90-х вы за пару месяцев заработали на квартиру в Харькове. Как — неизвестно. Чем торговали, наркотиками?

— Не поверите, бижутерией.

Бизнес был простой. В Сухуми заходили корабли и привозили каталоги с бижутерией. Бизнесмены-стартаперы делали пресс-формы и штамповали сотни видов украшений по готовым дизайнам. Гальванизированное олово стоило копейки, разлеталось миллионами. Аласания, который к тому времени вслед за братом перебрался в Харьков, отвечал за продажи в Украине.

Этот бизнес, несмотря на уговоры родных, Аласания быстро бросил и поехал поступать во Французский иностранный легион.

— Это я так искал себя. По Харькову тогда висели объявления, что за деньги вас устроят в легион — решил попробовать.

Аласания незаконно перешел границу, прошел трехмесячный отбор, получил временное имя — Михаил, но перед зачислением сбежал без документов — понял, что военная карьера и будущее дорогого наемника не для него. После этого слонялся по Европе и пару недель бомжевал под заборами на Монмартре в Париже. Домой ему помогли вернуться братья.

Мы возвращаемся к дому Зураба. Он переодевается в белую рубашку, брюки на подтяжках, стильный пиджак и приглашает нас войти, но просит не фотографировать. Квартиру на первом этаже «сталинки» он снимает. Живет один. Жена — в Харькове. Квартира тесная и темная. Одна из комнат по размерам похожа на гардероб. В другой над пианино Yamaha висит портрет Баха. После второй за утро встречи с известным немцем страсть «Суспільного» к классической музыке становится понятнее. Аласания признается, что давно думает выкупить квартиру, но пока ценой не интересовался.

На стене висит картина Светланы Фесенко — бальные туфли на ракушках. Акварель и тушь. Зурабу нравится это сочетание.

— У вас в биографии есть странный факт: «рисовал, картины находятся в галереях и частных коллекциях Запада». Но рисовать вы нигде не учились. Что за галереи и коллекции?

— Никакие. Чушь собачья. Я никогда в жизни рисовать не умел.

Историю искусств и живопись Зураб изучал по книгам и альбомам художников. Когда попробовал рисовать, неделями не выходил из дома. Клиенты, часто иностранцы, приходили сами. Зураб копировал Дали и Босха, а потом все бросил и уехал в Грецию, на родину первой жены. Там бродяжничал почти год. Работал грузчиком, каменщиком, барменом. Домой вернулся с тремя сотнями долларов.

Мы выходим на улицу, где уже ждет служебный черный внедорожник Мерседес с водителем. Старая машина досталась Зурабу от предшественника.

— А где Харли-Дэвидсон? Все говорят, что у Зураба есть Харли. Мы рассчитывали покататься.

— Врут (смеется). Есть мотоцикл Ямаха.

— Жаль, придется на Мерседесе.

В машине Зураб садится на переднее сидение, но часто оборачивается. Он говорит очень быстро и путается в датах — почти все воспоминания 20—30-летней давности. Одно из самых ярких — возвращение из Парижа в московский аэропорт и встреча с будущей женой.

— Я на нее посмотрел и решил: все, начинаю строить семейную жизнь.

Подъезжая к офису «Суспільного», который из-за формы здания называют «карандашом», мы обсуждаем, почему Аласания не стал бизнесменом, художником, барменом. Он говорит, что все просто — искал себя и свое.

— Нашли? Что вы по-настоящему любите, не на месяц, год, а надолго?

— Люблю читать. Это никогда не пройдет. Нет дня, когда не читаю. Встаю на час-полтора раньше и читаю любой хлам.

— А журналистика?

— Это чертов легион — просто хотел рассказать, что там и как, и начал писать заметки.

В этот момент мы подъезжаем к «карандашу». Это 24 этажа и 97 метров в высоту. Его начали строить в Советском Союзе с прицелом на то, что оно станет вторым самым крупным телецентром СССР. Но строительство затянулось на девять лет — до 1992 года. Теперь здание выглядит как памятник суровому советскому монументализму. Кажется странным, что человек, который торговал бижутерией, копировал Босха и бомжевал на Монмартре, в итоге оказался здесь — на шестнадцатом этаже, в небольшом кабинете с видом на город, телевышку и кладбище.

«Карандаш»

В огромном холле «карандаша» прохладно. Многие шутят: сколько бы «Суспільному» ни выделили денег, большую часть все равно отдадут за коммуналку. Повсюду на стенах расписаны задачи и ценности «Суспільного»: «Доверие важнее рейтинга», «Ценности важнее мастерства».

Первые встречи Зураба не с журналистами и редакторами — он проверяет новый насос в подвале и как поменяли подсветку букв UA на фасаде. Зураб внимательно слушает отчеты о ценах и сроках, но кажется, что количество новых диодов его не занимает.

Следующая встреча касается планов создать архив на основе материалов «Суспільного». Зураб с коллегами летал в Японию и там вдохновился суперсовременным архивом местного общественного вещателя. Но до реализации идеи — как от Киева до Токио. Большинство материалов «Суспільного» не оцифрованы, а часть пленок такие старые, что оцифровать их просто нельзя. Картотека с описанием тысяч коробок с пленками выглядит как в СССР — желтые от старости бумажные карточки в длинных боксах. Это точно не Япония, но Зураб не сдается.

— Давайте посмотрим помещение, где можно сделать архив, — предлагает он коллегам. Делегация из шести человек выдвигается на улицу. Проходя бесконечные длинные коридоры «карандаша», ловлю себя на мысли, что сама обратной дороги не найду. Во дворе стоят раритетные автобусы и автомобиль. Кажется, тут снимали фильм о 80-х и забыли вывезти часть реквизита. Примерно то же можно сказать о самом «карандаше». Старый огромный ангар, где хотят сделать архив, — это склад для хлама. Места много, но ремонт обойдется в целое состояние.

Я едва открываю рот спросить, где будут искать деньги, как Зураб немного наклоняется и негромко говорит:

— Все счета «Суспільного» арестованы. Вы первая узнали из журналистов. Зарплату платить нечем.

Об архиве мы больше не вспоминаем. Причина ареста счетов — долг Национальной телерадиокомпании Украины (НТКУ) перед международным каналом Euronews, который возник еще при власти Виктора Януковича. Сейчас сумма превышает 12 миллионов евро. Euronews в суде доказал, что Украина обязана выплатить все долги, а Минюст заблокировал счета «Суспільного», чтобы отдать долг (все детали этой истории читайте здесь).

— Долг они с нас спишут, 308 миллионов гривен заберут, а в конце года спросят, где рейтинги и проекты, — злится Зураб уже у себя в кабинете. Вместе с членом правления «Суспільного» Николаем Чернотицким они пытаются понять, сможет ли вещатель получить назад деньги, если их спишут со счетов. Такое решение о дофинансировании может принять Рада, но Чернотицкий в это не верит.

Почти сразу приходит еще одна плохая новость: руководителей региональных филиалов вещателя вызывают на допросы в Госбюро расследований. Денег на адвокатов нет: даже если бы счета не были заблокированы, нанимать адвокатов своим сотрудникам «Суспільне» не в состоянии.

— Будем скидываться, — предлагает Зураб Чернотицкому и члену правления Инне Гребенюк. Сперва мне кажется, что он шутит, но, похоже, это всерьез.

У «Суспільного» шестнадцать уголовных дел, сотрудников и самого Аласанию постоянно вызывают на допросы (об этом больше читайте в нашем интервью), вопросы не решаются годами.

Давний знакомый Арсен Аваков

— Самое время поговорить о вашем «любимом» [главе МВД Арсене] Авакове. Но сразу договоримся, я не говорю, что вы человек Авакова, а вы — что не имеете к нему отношения.

— Договорились.

— Вы спрашивали у Авакова, почему вас постоянно «трясут» силовики?

— Нет, с личными просьбами и вопросами к политикам лучше не обращаться.

— Хорошо, тогда что вас с ним связывает? Он публично несколько раз за вас заступался. В частности, когда вас снимали последний раз с должности.

— Когда мы познакомились с Аваковым, он был бизнесменом, и начали мы с большой ссоры. Арсен только сделал ставку на «оранжевых», а моя журналистка сняла сюжет о том, что он шел во главе их колонны. Аваков сделал то, что я ненавижу, — позвонил владельцу нашего канала Саше Давтяну и устроил дикий скандал. А тот устроил скандал мне.

Тем не менее когда Аваков стал главой Харьковской обладминистрации, он позвал Аласанию возглавить областную телерадиокомпанию. Зураб удивился, но говорит, что Аваков искал толкового местного медиаменеджера и выбор был невелик. В редакционные вопросы чиновник обещал не лезть. Аласания признает, что стопроцентно соблюдать стандарты получалась не всегда, но коллектив он от подобных проблем защищал.

— Я говорил, что если что-то нужно будет говорить о нем [Авакове], буду делать это своим ртом.

После победы Евромайдана в 2014 году Зураб переехал из Харькова во Львов — пророссийские настроения в родном городе его сильно расстроили. Туда ему начали звонить коллеги и знакомые — бывший гендиректор «1 + 1» Александр Ткаченко, журналист Роман Скрыпин, медиаэксперт Наталья Лигачева. Они предлагали Зурабу подумать о том, чтобы возглавить НТКУ. Тогда же Аласании позвонил Аваков и попросил срочно прилететь в Киев — на встречу с премьером Арсением Яценюком. На той встрече был и Аваков.

— Я зашел, а Арсений ржет. Говорит: «Вчера ко мне приходили все твои друзья и предлагали назначить главой НТКУ». А у него на тот момент уже лежал указ Кабмина о моем назначении. Вот так я узнал о новой работе, постфактум.

— Если заканчивать тему Авакова: сейчас он считается токсичным, но в 2014 году он приехал в Харьков и взял ОГА. У него есть своя коллекция людей: он либо враг, либо друг, — говорит Зураб почти в дверях.

Мы быстро собираемся и едем на встречу с тогда еще министром культуры и спорта Владимиром Бородянским в ресторан «Китайский привет».

Обед с (экс) министром Бородянским

Когда мы встречались последний раз, осенью 2019-го, Аласания хвалил Бородянского и говорил, что тот крутой медиаменеджер. Теперь Зураб рассчитывает, что министр поможет решить проблемы с финансированием «Суспільного» — ускорит выделение денег, нужных для развития вещателя. По плану прийти они должны только в начале лета.

В машине мы говорим о том, как за пару месяцев известный медиаменеджер своим законом о дезинформации настроил против себя почти всех журналистов.

— У Бородянского есть одна особенность: он стал министром, но продолжает общаться с журналистами так, будто они у него работают, — это многим не нравится, — говорю я Зурабу, когда водитель паркуется. В ответ он только улыбается, и мы под дождем бежим в ресторан.

Министр опаздывает. Когда он приходит, официант приносит еду, заказанную ассистенткой. Бородянский не очень доволен, что за столом журналисты, и поначалу плохо это скрывает. С официантом общается с интонацией начальника.

— Вы об этой манере говорили? — улыбается Зураб, пока Бородянский соглашается попробовать томатный фреш.

Бородянский слышит и спрашивает, о чем речь.

— Вы общаетесь с людьми как с подчиненными, — объясняю я. Министр не спорит.

О «Суспільном» он говорит понятные и, казалось бы, правильные вещи. Общественный вещатель уже не догонит коммерческие каналы. Если так, нужно выделять ему больше денег, он будет заказывать качественный продукт и дистрибутировать на всех доступных площадках с большим охватом. В цифрах это примерно 300 часов украинских сериалов, которые «несут украинский нарратив». Потенциальные герои этих историй: Леся Украинка, Серж Лифарь, Анатолий Шапиро.

— Отличные планы, но с начала года «Суспільному» выделяют деньги только на зарплату. Что делать сейчас? — спрашиваю я министра.

— Мы живем в стране, которая болеет и пытается выздороветь. Моя задача сейчас — приблизить им финансирование.

— Какие шансы?

— Посчитайте нас, пожалуйста, — просит Бородянский официанта. К концу беседы его интонация изменилась. Кажется, тема его действительно волнует, но ответа на последний вопрос попросту нет.

Аласания грустнеет на глазах. Они общаются один на один еще минут десять и прощаются.

Когда Бородянский уходит, Аласания говорит, что тот не поможет и придется выкручиваться самим. Впервые за день он явно расстроен и, кажется, понимает, что министр скоро уйдет. Это случится через неделю: министерство Бородянского разделят на культуру и спорт и ему оставят только половину.

Перезапуск телеканала

Вечером у Зураба совещание на тему перезапуска канала «UA: Перший», который должен был стартовать 1 января 2020 года. Из своих источников мы получили презентацию на тему релонча. В ней главные задачи, целевая, новая графика и проблемы, которые нужно решить. Зураб подтверждает, что такая презентация была, но в концепцию постоянно вносят правки, и сейчас, на совещании, это сделают еще раз.

— В вашей презентации нет конкретных KPI по доле и рейтингу канала. Непонятно, как и чем измерять эффективность «Суспільного», — цитирую я самую популярную претензию к Аласании.

— Потому что «Суспільне» — это не только и не столько о доле, хотя она тоже важна, сколько о миссии — честно рассказывать о важных для общества темах.

— Но если программы о важных темах никто не смотрит, миссия невыполнима. Вы для себя можете определиться: вы с умными или красивыми? Вы о миссии или цифрах?

— Нет, черт побери! Потому что тридцатый повтор Оксаны Пекун даст долю выше среднеканальной, а программа к дате оккупации Крыма даст ноль, но я не могу не показать эту программу.

— Днем будете показывать «Роксолану», а ночью концерт из Венской оперы?

— Примерно так и будет. Мы должны быть лучше, чем наш зритель, и давать ему больше, чем он хочет, — это я о концерте из Венской оперы.

— Последним занималось образованием и делало людей лучше советское телевидение.

— Да, но меня посадили на эту растяжку, и я буду работать для всего народа Украины.

На этом мы прерываемся и идем на встречу о релонче, на который пока нет денег. Зураб предупреждает, что участникам не очень понравилась идея обсуждать перезапуск при посторонних, поэтому они просят согласовать то, что пойдет в материал.

— На этой встрече должно случиться что-то хорошее, в тексте нужен хороший поворот, — говорю я.

— Я бы не слишком рассчитывал, — улыбается Зураб, заходя в переговорку.

На совещании, кроме Зураба, еще девять топ-менеджеров. Солирует руководитель ТВ-направления Ярослав Лодыгин. Он же — один из авторов презентации, которая попала к нам. Когда Лодыгина, режиссера известного украинского фильма «Дикое поле», брали на канал, его задачей было повысить долю смотрения. На совещании он главный адвокат перезапуска.

Релонч канала — это «Суспільна студія», новая графика, закупной и собственный контент, ориентированный на более молодую аудиторию, новое название — «Суспільне ТБ».

Ничего, что кардинально противоречит концепции нынешнего канала, Лодыгин не предлагает, но топы начинают спорить. Не спугнут ли изменения лояльную аудиторию, привлечет ли канал новую, не упадут ли после перезапуска цифры? При этом о необходимости запускать «Студію» никто не спорит, речь только о графике и новом названии канала. Зураб модерирует дискуссию так, что не очень понятно, за кого он. Встреча длится примерно час. Лодыгин медленно грустнеет. Ближе к концу появляется предложение — лучше разобраться с целевой и провести еще одно исследование.

— Мы хотели найти позитив и не нашли, — говорит Зураб, заканчивая совещание. Вопросов стало больше.

Мы возвращаемся к нему в кабинет.

— Вам не кажется, что изменения не такие масштабные, чтобы так долго их обсуждать и всерьез опасаться, — спрашиваю я.

— Да, одни переоценивают возможный профит, а другие — ущерб, — отвечает он.

Аласания мог сказать это на встрече, но это не в его стиле. За обедом с министром он без стеснения назвал его закон о дезинформации «херней», но со своей командой он такого себе не позволяет. Он искренне расстраивается, если кто-то их критикует. Иногда кажется, что команда «виляет Зурабом», но чаще, что он ее очень опекает.

На часах 18:00. Последнее мероприятие на сегодня — выступление друга Зураба, экс-вокалиста группы «Мертвий півень» Мисько Барбары в баре на Крещатике. Мы договариваемся встретиться там через полтора часа. Зураб остается в кабинете разбирать почту. В его приемной нашему уходу рады — за день накопилось много бумаг и их уже готовы нести на подпись.

Концерт Мисько Барбары

Когда мы приходим в клуб, Зураб уже общается с Мисько. Они познакомились «сто лет назад» и не очень помнят как. Весь день, когда сыпались плохие новости, Зураб неплохо держался и пытался шутить, но в баре с Мисько это у него получается органичнее.

— У вас контракт с «Суспільним» до мая 2021 года. Продлевать будете? — спрашиваю я.

— Один шанс из ста. Я жду этого, как дембеля.

— А преемника растите?

— Я не могу оставить преемника — его должны избрать, но да, готовлю человека. Почему улыбаетесь? — улыбаясь в ответ, спрашивает Зураб.

— Вы похожи на бабушку, которой 95 лет и у нее есть хороший дом, — все родственники ждут, когда же. Правда, ваш дом не очень хороший. Не скажете имя?

— Нет, под запись не могу.

— Сегодня был тяжелый день. Что вас обычно радует?

— Сегодня ничего, а обычно то, что делают ребята.

В этот момент Мисько начинает петь, и его жена зовет нас за стол у сцены. Зураб слушает, хлопает и, кажется, беззвучно подпевает. Мы на ногах уже 15 часов. Очевидно, что сегодня уже ничего не случится, но я никак не могу попрощаться и уйти. Расходимся мы на символичной песне о журналистах, которых, кажется, никто не любит.

«Знову, курва, радіо,

Телебачення, курва, преса.

Влада собі як влада —

Суцільні, курва, бандити».