Как Рябошапка уговорил вас вернуться в ГПУ?
Меня не надо уговаривать приходить в прокуратуру или из нее уходить. Когда Руслану Рябошапке предложили стать генеральным прокурором, он несколько раз просил меня присоединиться к команде. Поскольку сейчас есть надежда на изменения в прокуратуре и уголовной юстиции, я согласился.
Раньше такой надежды не было?
Почему я ушел из ГПУ при Шокине? Потому, что мы хотели довести до конца и передать в суд дело «бриллиантовых прокуроров». Шокин делал все, чтобы этому помешать. После того, как мы сообщили о подозрении очередному участнику дела, генпрокурор забрал у меня возможность влиять на работу Генинспекции, которая занималась делом. После этого оставаться не было смысла.
А чем закончилось это дело — оно и до сих пор в суде?
Оба дела в разных судах, и оба — до сих пор в судах первой инстанции на стадии исследования доказательств.
Вы знакомы с нынешним руководителем Офиса президента Андреем Богданом — были одногруппниками в университете, потом пересекались по работе. Это знакомство сейчас вам помогает работать или мешает?
Я с ним учился, отношения были хорошие. В каких-то вопросах мы сотрудничали, в некоторых процессах были по разные стороны. Но наше знакомство и не помогает, и не мешает: он работает в Офисе, я — в Генеральной прокуратуре.
Он звонит вам?
Нет. Вы знаете, что я также возглавляю рабочую группу по уголовной юстиции, и несколько раз мы виделись на этих совещаниях.
Сергей Моргунов / «Бабель»
У ГПУ сейчас есть несколько ярых критиков — [бывший замглавы Администрации президента Януковича] Андрей Портнов, «слуга народа» Александр Дубинский. Депутат Антон Поляков, которого недавно исключили из фракции СН, собирает подписи об отставке Рябошапки. Вы понимаете причины таких упреков, планируете с ними бороться?
У нас начался лишь первый этап реформы ГПУ, а против нас уже развернули такие кампании. Мы задеваем сильно укорененные в прокурорскую систему промышленно-финансовые группы. Их никто не трогал 25 лет. Понимаете, о чем я?
Не совсем. О каких группах вы говорите?
Практически обо всех. Если бы мы работали против кого-то и в чьих-то интересах, то только одна сторона была бы недовольна. А поскольку мы работаем в интересах очищения и обновления прокуратуры, то слышим критику практически со всех сторон — никому это не нравится.
Если мы заговорили об очистке: на днях из ГПУ уволили прокурора Константина Кулика. Он вел засекреченное дело о спецконфискации 1,5 миллиардов Януковича и пытался вручить подозрения бывшим сотрудникам Администрации Порошенко — [главе АП] Борису Ложкину, [заместителю главы АП] Алексею Филатову и экс-председателю НБУ Валерии Гонтаревой. Вы уже разобрались, что было в его трех тысячах томов дела Курченко?
По сути, это три-четыре факта, роздробленные на несколько уголовных производств. Например, дело так называемых вышек «Черноморнефтегаза» разделили на 10 производств. Все дела, которыми занимался Кулик, сейчас проходят инвентаризацию. В 99 процентах случаев ими будет заниматься НАБУ. Это хороший орган для того, чтобы поставить точку и разъяснить, что на самом деле было в этих делах.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Работа ГБР — это ваша компетенция. Вы довольны этим органом?
Я не доволен работой ни одного органа расследования в Украине. Возможно, из-за того что вижу, как сделать ее лучше. Если расставить эти органы по мнимой шкале, то наиболее эффективно [Национальное] антикоррупционное бюро. Хотя от них я ожидал большего — туда набирали людей по довольно строгим критериям.
Другие органы не в самом лучшем состоянии и требуют реформ. У некоторых есть эффективные руководители, которые пытаются развиваться, а есть люди, которые не готовы к развитию. [Руководство] ГБР принадлежит к последним.
Открою вам важную деталь: сначала ГБР задумывали как орган, который будет расследовать жалобы на действия правоохранителей, а именно — нарушение ими прав человека, жестокое обращение с задержанными, пытки, незаконные обыски и тому подобное. Но потом вступили политические факторы, и его компетенцию существенно расширили. Сейчас мы инициировали подготовку в ГБР специализированных следователей, которые будут заниматься исключительно расследованием преступлений, совершенных правоохранителями. Международные партнеры помогают их обучать. В ГПУ мы уже создали департамент процессуального руководства в этих делах.
Кому будет подчиняться это подразделение?
Этот механизм должен быть независимым, специализированным. Мы его сейчас создаем как пилотный проект в структуре ГБР и ГПУ. Это подразделение подчиняется непосредственно генпрокурору. Руководителем этого департамента в ГПУ назначили человека, который долгое время работал в общественном секторе, занимался противодействием пыткам и другим серьезным нарушениям прав человека, — Юрия Белоусова. Он сейчас вместе с другими проходит тестирование.
Сергей Моргунов / «Бабель»
В одном Telegram-канале обнародовали записи, на которых руководитель ГБР Роман Труба получает приказы из ОП и в ручном режиме управляет важными делами.
Или он, или кто-то похожий на него — по этому поводу есть разные мнения.
По этому поводу будет какое-то расследование? Рябошапка говорил, что для анализа записей нужны оригиналы.
Их пока нет.
Если начнется расследование, появится возможность их искать.
Насколько я понимаю, расследование идет, и технические средства, с помощью которых записывали, если вообще записывали, ищут.
Вы сейчас говорите о расследовании, которое началось в сентябре, когда Труба нашел «жучки»? Так он рассказывал, что сам зарегистрировал это производство.
Я не могу комментировать детали расследования и пытаюсь сказать, что проверка вещей, о которых вы говорите, продолжается, и ее доведут до конца.
Ранее сообщалось, что в ГПУ проходит аудит дел об убийстве журналиста Павла Шеремета и активистки Екатерины Гандзюк. Аудит закончили? Если да, какие результаты?
Я не буду говорить, когда будет результат, потому что мы договорились, что не разглашаем такие вещи, но в обоих делах продвижение существенное. Мы не можем анонсировать каждый шаг следствия, но будем информировать о результатах, когда сможем.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Недавно по запросу России в Польше задержали бойца АТО Игоря Мазура. Есть риск, что Россия и дальше будет использовать Интерпол для того, чтобы задерживать украинцев за границей. Как этому помешать?
Противостоять этому не так легко, поскольку это типичное использование Интерпола в политических целях. Интерпол всегда декларировал, что есть статья 3 Устава Интерпола, согласно которой организация не задерживает людей, если в их делах есть политические мотивы. Например, вы помните, что во многих делах, особенно в делах Майдана, когда Украина пыталась объявить в розыск бывших высокопоставленных чиновников, Интерпол всегда ссылался на эту статью, и в конце концов снял этих людей с розыска.
В ситуации с Мазуром Интерпол должен придерживаться тех же принципов. Почему не сработал этот предохранитель — большой вопрос к Интерполу. Мы уведомили польскую сторону, что доказательства, на которых Россия базирует свои обвинения, получили в РФ с помощью пыток. Задержание не должно было произойти. Министерству внутренних дел нужно провести переговоры с Интерполом и сделать так, чтобы такие случаи не повторялись.
Теперь уже бывшая депутат фракции «Слуги народа» Анна Скороход с трибуны парламента заявила, что ее мужа задержали по вашему указанию. Это правда?
О том, что это муж депутата, я узнал из СМИ. В течение дня я подписываю много постановлений и поручений на передачу, выдачу, экстрадицию, временную выдачу. Это было одно из них.
Дело мужа Скороход сложное и давнее, но в этом контексте интересно, что у нас вообще есть сотрудничество с российскими правоохранителями.
Это хороший вопрос, потому что снова начались политические разговоры, как можно кого-то выдавать в Россию. Этот вопрос поднимался в 2014 году. Тогда мы остановили экстрадиционные процедуры и перестали оказывать правовую помощь России, ибо де-факто мы в состоянии войны. Однако Россия первая начала выдавать в Украину правонарушителей, а мы решили выдавать частично. Сейчас объясню, как и почему. В России украинских разыскиваемых всегда задерживали больше, чем в Украине российских. Представьте, что в России кого-то подозревают в убийстве или изнасиловании. Этот человек выезжает в Украину, а мы отказываемся его выдавать. Чего мы добиваемся? Человек остается здесь, и постепенно Украина становится прибежищем преступников. Так в свое время Приднестровье было пристанищем для серийных киллеров.
Мы решили, что когда речь идет об общеуголовной, экономической или насильственной преступности, мы сотрудничаем. Если же это политически-сенситивный кейс, отказываем или в экстрадиции, или в правовой помощи. И де-факто так оно с 2014 года и работало.
Россия делает так же?
Да.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Но в прошлом году мы экстрадировали ингуша Тимура Тумгоева — добровольца, который воевал на стороне Украины на Донбассе и был гражданином России.
Я тогда занимался частной практикой и очень расстроился, когда услышал об этой экстрадиции. Когда я работал в ГПУ, мы себе такого никогда не позволяли.
То есть такой практики сейчас не будет?
Не будет.
Дела Майдана — не ваша компетенция, однако что сейчас с ними? Как проходит передача дел из ГПУ в ГБР (больше об этом читайте по ссылке) и действительно ли расследование до сих пор на паузе?
Дела инвентаризирует ГПУ и передает частично в ГБР, частично в другие органы по подследственности. В этих производствах назначили процессуальных руководителей и, более того, проводятся процессуальные действия. Дело в том, что даже если в ГБР нет конкретного следователя, то закон позволяет прокурору делать то же самое, что и следователю. Дела расследуют.