В Украине сняли фильм о возвращении Донбасса. theБабель спросил у военных, сыгравших главные роли, как они видят это в реальности

Андрей Рымарук, позывной — «Молдаван», 33 года.

Родился в Молдове, после распада СССР переехал в Ивано-Франковск. По образованию — психолог. Работал журналистом в изданиях «Факты» и «Комментарии.ua». В 2015 году ушел на фронт разведчиком 53-й бригады. Воевал в Авдеевке, Станице Луганской, Зайцево. После демобилизации продолжил ездить на восток уже как логист фонда «Вернись живым» и военный эксперт: он отвозил военным на передовую необходимую технику и контролировал, как ее используют.

Я играю главную роль. Мой герой — простой парень, заводчанин, прошедший войну. Он похож на меня, у него тоже было несколько болезненных утрат на войне. У меня тоже гибли друзья, я разгружал разорванные снарядами тела. И характер моего героя в «Атлантиде» такой же, как и у меня, — то спокойный, то взрывной.

На кастинг фильма я попал случайно. В конце 2017 года основатель фонда «Вернись живым» поручил мне отвезти на фронт какого-то режиссера и продюсера, показать им, какова война, и помочь в поисках локаций для фильма «Интернат» по книге Сергея Жадана. Это были Ярослав Лодыгин и Владимир Яценко. На тот момент я не знал, кто они, а оказалось, что это довольно известные люди. Мы провели несколько дней на востоке.

Уже после поездки Володя Яценко набрал меня и спросил, не хочу ли я сходить на кастинг. Я подумал: «Господи, что ты несешь? Какой кастинг?» Но тогда с работой было печально, поэтому я все же решил сходить.

Пришел в заброшенный корпус университета им. Карпенко-Карого. Зима, а в корпусе не топят. Жду минут 30. Никого нет, телефон девочки, которая должна проводить кастинг, не отвечает. Позвонил Володе, тот набрал Валентина Васяновича. Думаю, ни хрена себе украинское кино — нищета полная. Как армия, бл*дь. Но вскоре Валентин перезвонил, извинился и сообщил, что кастинг перенесли на другой день.

Через неделю мне снова позвонили, и я прочитал короткий сценарий, сыграл сцену. Через некоторое время позвонил Володя и сказал: «Поздравляю, ты прошел кастинг. Ничего не планируй на январь-февраль, может, даже март». А я отвечаю за всю логистику фонда на фронте. К счастью, коллеги подстраховали, но все равно было сложно.

Основная локация фильма — пригород Мариуполя. Труднее всего было, когда в марте при температуре плюс пять меня заставили купаться. В сцене я должен был сняться голышом, но постеснялся — был в трусах.

Также было сложно сыграть сцену, в которой я захожу в квартиру, где погибла моя семья. Было много дублей. В какой-то момент я психанул. Сел в машину, завел, поехал х*й знает куда. Мне в рацию кричат: «Андрюха, ты где?» А я выключил ее и просто катался. Никого не хотел слышать. Когда уже за километр подъезжал к съемочной площадке, включил рацию и говорю: «Услышите звук машины — включайте камеру». И вот в тот раз дубль удался.

В фильме была и интимная сцена, за которую жена на меня обижалась. Но ничего, потом помирились.

Мы не были готовы к началу войны — это понятно по количеству потерь в первый год АТО. Сегодня мы так же не готовы к тому, чтобы вернулся Донбасс. Нам нужно отформатировать свое мышление.

Приведу пример. В 2008 или 2009 году, когда я еще жил во Львове, видел, как кучка националистов, митингующих против парада 9 мая, толпой снесли бабульку 90 лет. У нее потом были переломы. Меня поразила эта картина. Бабушка родилась в России, позже ее отправили во Львов, где она проработала медиком всю жизнь. И в конце своей жизни она в глазах националистов стала «куском дерьма». Давайте подумаем, как мы будем относиться к 50-летней женщине-хирургу, которая работала на оккупированной территории и возвращала к жизни врага. Я бы сказал ей: «Живи дальше, мы тебя не тронем». Но есть много людей, которые начали бы кричать: «На гилляку ее». Если бы Донбасс вернулся сейчас, конфликта было бы не избежать — люди могли бы начать убивать друг друга. Поэтому нам необходимо создать Стратегию по деоккупации. И делать это нужно уже сейчас.

Людмила Билека, позывной — «Руна», 29 лет.

Родилась в селе Вороное Черкасской области. По образованию — менеджер и экономист в области здравоохранения. Работала на разных работах: от секретаря главного врача до кассира в магазине и медсестры в частных и государственных клиниках. В конце 2014 года пошла парамедиком на фронт. Летом 2016 года с двумя друзьями создала тренинговый центр тактической медицины — Taccat. Именно они в свое время учили патрульных полицейских оказывать домедицинскую помощь. Сейчас проводят курсы по домедицинской помощи для военных и гражданских.

Моя героиня, как и я, была парамедиком на фронте. Потом она начала работать в гуманитарной миссии «Черный тюльпан», которая разыскивает тела погибших. Кстати, в съемках участвовали и настоящие представители «Черного тюльпана». В фильме покажут сцены, основанные на реальных событиях, — раскопки на подконтрольных и оккупированных территориях [по сюжету, уже освобожденных]. Моя героиня искала тех, кого не смогла спасти во время войны. Она упорная и целеустремленная. Она меняет мировоззрение главного героя, которого играет Андрей Рымарук, зажигает что-то в нем, и он понимает, что нужно жить.

Зимой прошлого года у меня был период депрессии. Я не могла начать жить гражданской жизнью. Постоянно себя загоняла — мол, война еще не закончилась, чего это я расслабилась и сижу в теплой квартире. Раньше я рисовала, писала стихи, была солисткой в death metal группе Inner Maze, а в 2015 все мое творчество затихло. После фронта я даже перестала слушать музыку, потому что на войне нельзя ходить или засыпать в наушниках — ты должен слышать каждый шорох. Все то, что ты не дорисовал, не дописал, в тебе накапливается. И эта энергия, если она не находит выхода, начинает тебя отравлять. И вот в такое время мне написала знакомая моей знакомой, что они ищут главную героиню для фильма. Мне нужен был пинок, который бы выбил меня из этого состояния, поэтому я согласилась пойти на кастинг.

Тогда у меня были зеленые волосы. Меня никто не предупреждал, что что-то придется менять. А перед началом съемок оказалось, что у моей героини должны быть темно-русые волосы. За время съемок меня осветляли и красили раза три.

В фильме много вещей, которые людям поплавят мозг. Даже сексуальная сцена, которая должна быть нежной или страстной, почти не содержит романтики — все в депрессивном настроении. А искра между главными героями проскакивает в морге, среди десятков трупов. Это показывает не только трансформацию оккупированных территорий, но и трансформацию романтики. Кстати, меня сначала уверяли, что интимной сцены в фильме не будет. И уже в конце съемок Васянович начал уговаривать меня, что это необходимо, потому что без этого отношения главных героев не приходят ни к какому завершению. Пришлось настраиваться. Я вспомнила, как когда-то приходилось «переключаться» перед ранеными, чтобы заверить их в том, что все в порядке. Так же смогла взять себя в руки и пройти эту сцену. В других сценах Андрей иногда вел себя как капризная барышня, а тут он внезапно собрался, и мы быстрее, чем думали, ее сняли.

Я старалась не играть — это бы выглядело неестественно, я не профессиональная актриса. Я старалась быть собой и говорить привычными для себя фразами. У нас был сценарий, но, к счастью, мы могли менять под себя диалоги и даже корректировать сцены. Мы переписывали реплики таким образом, чтобы они звучали максимально реалистично. Добавляли много личных эпизодов. Очень часто спорили с Андреем Рымаруком. Он подходил ко всему придирчиво — переживал, что военные будут смотреть фильм, и что-то будет выглядеть или звучать недостаточно реалистично без технических подробностей. Я же считала, что не стоит углубляться в специфическую терминологию, все должно быть проще.

Мы показываем техногенную катастрофу, которая вполне может произойти в недалеком будущем. На Донбассе есть пробуренные шахты, из которых нужно постоянно откачивать грунтовые воды. Оккупационные власти этого не делают. Из-за этого грунтовые воды поднимаются и выносят на поверхность ядовитые вещества. Вскоре вода там станет непригодной для употребления и выращивания сельскохозяйственной продукции. На подконтрольной территории Украины тоже есть экологические проблемы, но мы пытаемся их решать. А с возвращением Донбасса получим в десять раз больше проблем. Также нам еще несколько десятков лет придется разминировать территории.

Василий Антоняк, позывной — «Мангал», 26 лет.

Родился на Львовщине, затем жил во Львове. Во время Майдана переехал в Киев, там стал одним из основателей ОО «Антикоррупционный комитет Майдана». В июне 2014 года уехал добровольцем в «Айдар». Оборонял Счастье, воевал в Георгиевке, Желтом, Новосветловке. 2 августа 2015 года демобилизовался, но продолжал ездить на восток. В 2016 году решил получить высшее образование и поступил в Киево-Могилянскую академию на факультет психологии.

Мой герой похож на меня. У него есть определенная проблема с возвращением к мирной жизни. Он шел на войну, потому что хотел перемен, а вернулся и не видит их. Это отчасти и моя драма. После Майдана и войны я вернулся домой — в село Убыни на Львовщине, где я вырос, а там все по-прежнему. Местные выборы прошли с жесткими фальсификациями, а людям все равно. Есть часть людей, которые хотят перемен, и они что-то делают, но большинство ждет, пока за них все сделают. Сейчас я это принял и изменил свой круг общения.

В одной из сцен мой герой должен был выговорить все, что его раздражает, сказать обо всем, через что он проходит. У нас было 47 дублей этой сцены. Сначала я не мог разбудить все эти эмоции в себе, прочувствовать их. В конце концов мне это удалось, но после этой сцены я отходил три месяца. Было очень сложно: вроде бы все в жизни уже начало налаживаться, и тут ты себя с трудом впихиваешь снова в это болото. Самое обидное, что этой сцены, видимо, не будет в фильме.

Все эпизоды со мной отсняли за три полных съемочных дня, первые два в феврале, а последний в мае. После этого мне предложили присоединиться к съемочной группе. Я помогал в работе с актерами массовых сцен: с их размещением в кадре, учил украинскому одну актрису, делал разную административную работу.

Когда я уже работал в составе съемочной группы, нам нужно было снять сцену, в которой горела машина. Внутри был человек. Я должен был координировать процесс. Вдруг все вышло из-под контроля, пламя стало слишком сильным, «водителю» пришлось выпрыгивать из машины через окно.

После съемок я продолжил работать в киноиндустрии. Летом был администратором в ленте «Дом «Слово» Тараса Томенко. Это художественный фильм об украинских писателях Расстрелянного возрождения. Меня интересует кино, но пока я не могу понять, в каком качестве. Административная часть — это слишком технично для меня, хотелось бы чего-то более творческого. У меня есть амбиции снять собственный фильм. Но пока это все на уровне мечтаний.

Я верю, что Донбасс вернется, как и Крым, и Кубань. По моему мнению, процесс отстраивания коммуникаций с людьми, проживающими на оккупированных территориях Донбасса, нужно отдать под контроль переселенцев, уехавших оттуда, когда началась война. Люди, которые живут на Донбассе, больше доверяют «своим». Если в Донецк приедут галичанин, волынянин и киевлянин и начнут рассказывать местным, как им жить, это вызовет недоверие. Если это будет делать переселенец, который пожил в других областях Украины, местные скорее к нему прислушаются. Единственное, что мы можем сейчас делать, — это максимально улучшать качество жизни здесь, чтобы люди с неподконтрольных территорий могли сами сделать вывод о том, что здесь лучше.