О немецком реванше (январь 1917 года)
«Если Германия не будет побеждена так, что не останется места ни для сомнений, ни для споров, если она не будет убеждена страшной логикой событий в том, что слава ее народа никогда не может быть достигнута насильственными средствами, если ее боеспособность после войны не будет ощутимо подорвана, возобновление конфликта, после непростого и злонамеренного перемирия, кажется неизбежным».
О перевооружении Германии (1 мая 1936 года)
«Я вижу только одно. Германия вооружается более энергично, более научно и в большем масштабе, чем любая страна когда-либо вооружалась [...] Все это ушло на создание самого разрушительного военного оружия и военных устройств, которые когда-либо были известны: и есть четыре или пять миллионов активных, умных, доблестных немцев, участвующих в этом процессе, работая, как сказал нам генерал Геринг, день и ночь. Несомненно, эти факты должны занимать в умах обычных миролюбивых людей не меньше внимания, чем скачки, боксерские поединки или суд над убийцей [...] Все сигналы настроены на опасность. Красные огни вспыхивают сквозь мрак. Пусть мирные люди остерегаются. Это время обратить внимание и быть хорошо подготовленным».
О причинах Второй мировой войны
«Моя цель, как человека, который жил и действовал в те дни, — показать, как легко можно было предотвратить трагедию Второй мировой войны; как злоба нечестивых была укреплена слабостью честных; как структуре и обычаям демократических государств, пока они не объединятся в более широкие образования, не хватает тех элементов настойчивости и убедительности, которые могут дать уверенность смиренным массам; как даже в делах самосохранения никакой политики не придерживаются десять или пятнадцать лет подряд. Мы увидим, как призывы к благоразумию и сдержанности могут стать первыми факторами смертельной опасности; как средний путь, избранный в результате желания безопасности и спокойной жизни, может привести прямо в центр опасности. Мы увидим, насколько абсолютна необходимость широких международных действий множества государств, несмотря на колебания их внутренней политики».
О политике Британии (6 мая 1936 года)
«Вы также ошибаетесь, полагая, что у меня есть антинемецкая одержимость. Британская политика на протяжении четырех столетий заключалась в том, чтобы противостоять сильнейшей державе Европы, сплетая комбинацию других стран, достаточно сильных, чтобы противостоять хулигану. Иногда это Испания, иногда французская монархия, иногда французская империя, иногда Германия. Я не сомневаюсь, кто это сейчас [...] Таким образом на протяжении веков мы сохраняли наши свободы и сохраняли нашу жизнь и власть».
О наивном пацифизме
«В эти мартовские дни в Англии распространилась волна какого-то порочного оптимизма. Несмотря на то, что в Чехословакии возрастало напряжение под немецким нажимом извне и изнутри, те английские газеты и министры, чьи имена были связаны с Мюнхенским соглашением, не теряли веры в политику, в которую они вовлекли страну. Даже отделение Словакии в результате постоянных нацистских интриг и заметное передвижение войск в Германии не помешали министру внутренних дел говорить перед избирателями 10 марта о своих надеждах на «пятилетний план мира», который должен своевременно привести к «золотому веку». Все еще обсуждался в оптимистическом тоне план заключения торгового договора с Германией. Знаменитый журнал «Панч» поместил рисунок, на котором был изображен Джон Булль, пробуждающийся со вздохом облегчения, что все кошмары, страшные слухи, ночные фантазии и подозрения вылетают через окно. В день публикации этого рисунка Гитлер предъявил ультиматум шаткому чехословацкому правительству, которое в результате Мюнхенского соглашения лишилось своей линии укреплений».
О моменте, когда войну можно было остановить
«Имело смысл вступить в бой за Чехословакию в 1938 году, когда Германия едва могла выставить полдюжины обученных дивизий на Западном фронте, когда французы, располагая 60–70 дивизиями, несомненно, могли бы прорваться за Рейн или в Рур. Однако все это было сочтено неразумным, неосторожным, недостойным современных взглядов и нравственности».
О главной стратегической цели
«В войне, как и во внешней политике и прочих делах, преимуществ можна добиться, выбрав из многих привлекательных или непривлекательных возможностей самую главную. Американская военная мысль родила формулу «главной стратегической цели». Услышав о ней впервые, наши офицеры расхохотались, но впоследствии мудрость этой формулы стала очевидной, и ее признали. Это, бесспорно, должно быть правилом, все же остальные большие дела должны быть соответствующим образом подчинены этому соображению. Несоблюдение этого простого правила приводит к путанице и к бесплодности действий, и впоследствии положение почти всегда оказывается значительно хуже, чем оно могло бы быть».
О первой воздушной тревоге в Лондоне
«В утренних радиопередачах 3 сентября сообщалось, что премьер-министр выступит по радио в 11 часов 15 минут [...] Премьер-министр сообщил по радио, что мы уже находимся в состоянии войны, и только он закончил свою речь, как раздался странный, протяжный, воющий звук, который впоследствии уже стал привычным. Жена вошла в кабинет, взволнованная случившимся, и похвалила немцев за точность и аккуратность. Мы поднялись на крышу нашего дома, чтобы посмотреть, что происходит. Стоял ясный и холодный сентябрьский день. Вокруг виднелись крыши домов и высокие шпили Лондона. Над ними уже медленно поднимались тридцать или сорок аэростатов заграждения. Мы по достоинству оценили правительство за этот явный признак готовности. Поскольку пятнадцатиминутное предупреждение, на которое мы рассчитывали, истекло, мы отправились в отведенное нам бомбоубежище, вооружившись бутылкой бренди и другими соответствующими медицинскими снадобьями. Наше бомбоубежище находилось в сотне ярдов и представляло собой открытый подвал, не защищенный даже мешками с песком, в котором уже собрались жильцы полудюжины домов. Все были в веселом и шутливом настроении, как это свойственно англичанам перед лицом неизвестного».
О возможных уступках Гитлеру (28 мая 1940 года)
«В эти последние дни я тщательно обдумывал, входило ли в мои обязанности рассмотрение возможности начать переговоры с Этим Человеком. Но напрасно было думать, что если мы попытаемся заключить мир сейчас, мы получим лучшие условия, чем если бы мы боролись. Немцы потребуют наш флот — это будет называться «разоружением», — наши военно-морские базы и многое другое. Мы должны будем стать государством-рабом, хотя и будет создано британское правительство, которое будет марионеткой Гитлера — под руководством Мосли или кого-то в этом роде. И где мы окажемся в итоге? [...] Я убежден, что каждый из вас поднимется и сорвет меня с моего места, если я хоть на мгновение задумаю вести переговоры или сдаться. Если наша длинная островная история должна наконец закончиться, пусть она закончится только тогда, когда каждый из нас будет лежать на земле, захлебываясь собственной кровью».
О ненужной войне
«Президент Рузвельт сказал мне однажды, что он публично просил вносить предложения относительно названия, которое должно быть присвоено этой войне. Я тотчас же предложил свое: «Ненужная война». Войну, которая совсем недавно разрушила то немногое, что уцелело от мира после предыдущей битвы, легче было остановить, чем любую другую. Несмотря на все усилия и жертвы, принесенные сотнями миллионов людей, несмотря на победу правого дела, мы все еще не обрели мира и безопасности, и нам грозят опасности, большие, чем те, которые мы преодолели. В этом высшая точка трагедии человечества».
И вот дополнительная цитата Черчилля: «Свободная пресса — неусыпный страж всех других прав, которые ценятся свободными людьми; это самый опасный враг тирании». Поддержи «Бабель» донатом.