Сергей Моргунов / «Бабель»
За последние полгода осужденный Роман Ясинский подрался трижды.
— За все предыдущие пять лет срока такого не было, — говорит он «Бабелю». — Я вообще спокойный человек, уравновешенный. А теперь — не выдерживаю. Причем дрался с теми, кого уже давно знаю.
Все началось в ноябре прошлого года, когда расформировали исправительный центр в Александровке Кировоградской области, где Ясинский отбывал наказание. Осужденных в несколько этапов перевезли в Крыжопольский исправительный центр № 113. Учреждение, в котором раньше содержали около сотни человек, в течение месяца пополнилось еще 86-ю.
— Мы здесь друг у друга на головах. Тот спать хочет, этот в телефон кричит, третий фильм смотрит, — говорит Ясинский.
В качестве доказательства он прислал видео: в комнате тесно стоят двухъярусные кровати, на одной из стен видно плесень. На других видеороликах — комнаты с разбросанными на полу книгами, сваленными в кучу матрасами, разобранными кроватями. Это помещение, куда после ремонта должны поселить часть людей. До подходящих для проживания условий там еще далеко.
Большая тюремная распродажа
В августе прошлого года Минюст начал «большую распродажу тюрем»: государство планирует избавиться от части из них и улучшить условия в остальных, а также построить новые следственные изоляторы в окрестностях больших городов.
— СИЗО у нас сейчас в худшем состоянии из всех: они переполнены, зданиям часто по 150-200 лет, — рассказывает «Бабелю» ответственная за пенитенциарную систему заместитель министра юстиции Елена Высоцкая. — А там, наоборот, должно быть наиболее комфортно — ведь в СИЗО содержатся юридически невиновные люди. В госбюджете на капитальные расходы в этом году нам предусмотрено 12 миллионов гривен. С миллиардной потребностью это ничто. Поэтому ищем выход сами.
Елена Высоцкая.
Каролина Ускакович / «Бабель»
К продаже готовят исправительные учреждения с наименьшей заполненностью, в прошлом году было законсервировано 12 таких. Два из них — исправительные центры. По мнению Высоцкой, по сравнению с остальными заведениями системы состояние этих центров — наилучшее. Во-первых, их строили позже большинства тюрем или СИЗО. Во-вторых, они могут направлять на собственные нужды часть доходов от своих производственных зон.
— За эти деньги где-то ремонты сделали, где-то кровлю отремонтировали. Они в нормальном состоянии, — говорит заместитель министра.
Показываем ей видео из Крыжопольского исправительного центра. Высоцкая отвечает, что для выводов нужно увидеть все лично.
Каролина Ускакович / «Бабель»
— Может быть так, что там шесть зданий: два законсервированы, а в четырех живут люди, и там все в порядке с плановым наполнением. У нас очень жесткие рамки планового наполнения, и четыре метра [квадратных жилой площади на человека, предусмотренные законодательством] для 180 человек — два-три общежития хватит, чтобы их там поселить. Я не могу комментировать то, что не проверила сама. За этот год работы очень часто сталкивалась с разного рода манипуляциями. [...] Вы думаете, что я перевезла их в пустое место и поселила в полуразрушенном помещении?
Высоцкая предлагает корреспонденту «Бабеля» посетить Крыжопольский исправительный центр — она договорится с руководством о свободном осмотре территории.
— А если там «жесть», я буду рада этот исправительный центр закрыть, — добавляет она напоследок.
Едем в Крыжополь.
Общежитие с разбитыми окнами
Несмотря на название, Крыжопольский исправительный центр (ИЦ) находится не в Крыжополе, а в 15 километрах от него — в селе Городковка. Отсюда уже близко к границе с непризнанным Приднестровьем. ИЦ на спутниковой карте — это пять гектаров территории, семь зданий и с десяток деревьев. На месте все окружено двухметровым бетонным забором с колючей проволокой.
— Эта проволока — чтоб на нашу территорию никто снаружи не попал и не взял здесь ничего, — шутит руководитель учреждения, подполковник Ярослав Бурбеза. — Меры безопасности здесь минимальны.
Ярослав Бурбеза в своем рабочем кабинете.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Это учреждение не лишения свободы, а ее ограничения. Бурбеза перечисляет различия: в отличие от колоний, здесь осужденным можно иметь при себе деньги без лимита их количества, вещи из драгоценных металлов, смартфоны. В сопровождении сотрудников центра можно выходить за его пределы на расстояние до пяти километров — купить продуктов или на почту. Если осужденный заболеет — лечится в «гражданской» больнице Крыжополя. Если нужных услуг там не оказывают, можно оформить отпуск и поехать, например, в областной центр. О приближенном к гражданскому укладе жизни свидетельствует и то, что здесь не «бараки», а «общежития», не «камеры», а «комнаты». Вспоминает руководитель и о прибытии полгода назад 86 осужденных — но обтекаемо.
— Оно для нас... Я не сказал бы, что какие-то неудобства создает... — медленно говорит он. — Возможно, кто-то из осужденных хотел бы какого-то улучшения для себя — но оно невозможно ни по времени, ни финансово. Мы улучшаем ежедневно эти условия.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Время проверить условия собственными глазами. Когда заходим во двор центра, становится очевидным: из семи зданий, которые видны со спутника, жилые лишь два, одно из которых — на несколько комнат. Другие строения — это столовая, мастерская, конюшня, а также — с десятками дыр вместо окон — трехэтажка некогда функционального второго общежития. Бурбеза не знает, когда там жили люди. Но уверяет, что до конца мая будут жить снова.
В первую очередь идем туда — уже без руководителя, но с несколькими его заместителями и работниками ИЦ. Все они в форме и, по правилам, должны сопровождать нас почти везде.
В общежитии ремонтируют только первый этаж: остальные, считают в администрации, в ближайшее время не понадобятся. Около десятка мужчин шпаклюют стены, замешивают бетон, красят полы. Все это — осужденные, и работают они, по словам работников центра, «на добровольных началах». После завершения работ в комнатах смогут поселиться 56 человек.
Второе общежитие снаружи и внутри.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Далее работники центра проводят нас по привычному для себя маршруту. Они знали о приезде журналистов. Показывают столовую с рукомойниками, где достаточно салфеток и антисептика, баню со свежим ремонтом, парикмахерскую. И, наконец, жилой корпус.
В столовой центра. Осужденным выдают обед. Сегодня в меню рассольник. Одна из комнат в общежитии.
Сергей Моргунов / «Бабель»
До нормативных 4 квадратных метров на человека здесь далеко. В одной комнате до ноября было четыре кровати, одна из них свободная — теперь шесть и все заполнены. В большинстве других комнат тоже подселили по 1—2 человека. Даже в так называемом «карантине» — отделении, где селят новоприбывших — полно людей. Сейчас по завершению отведенного на карантин времени им позволяют не переселяться в основное общежитие — мест для них там все равно нет.
Большинство осужденных в присутствии сотрудников центра комментируют условия неохотно и спокойно: мол, живем в тесноте, но мирно. При этом полсотни из них в декабре, перед Рождеством вышли протестовать, угрожая вынести на улицу кровати и выбить окна.
В комнате для посещений, где можно общаться без присутствия сотрудников центра, осужденные значительно разговорчивее. В частности, автор видео и один из главных активистов декабрьского митинга Роман Ясинский.
Роман Ясинский.
Сергей Моргунов / «Бабель»
«Согнали нас, как сельдей в бочку»
— Я считаю, что у меня проблем с криминалом нет и не было никогда. Моя проблема — в наркотиках, я зависим от них уже тридцать лет. Последние десять пытаюсь что-то с этим делать, пять — не употребляю, — рассказывает Ясинский.
Роман сидит за кражу, и это не первый его срок. Он сдержан, хорошо формулирует и корректно пишет — в частности, заявления и обращения. Уверяет, что отошел от тюремной субкультуры, хотя порой высказанные в гневе фразы свидетельствуют, что ему хорошо знакома и эта сторона жизни.
Роман сидел в колонии в родном Херсоне, где «довелось хлебнуть грусти». Когда-то в знак протеста носил в зоне густую длинную бороду — эту фотографию еще использует в качестве основной в соцсетях. Сейчас у Ясинского — смартфон с диагональю в семь дюймов, с помощью которого он легко находит имущественные декларации руководителей исправительного центра, его закупки, контакты правозащитников и свежие публикации на Facebook-странице Елены Высоцкой. Он писал многочисленные обращения к журналистам, депутатам и генпрокурору Ирине Венедиктовой. По словам Ясинского, администрация ИЦ предлагала ему перейти в другой центр.
— Обычно это длительная бюрократическая процедура, но меня обещали перевести быстро. Наверное, чтобы воду здесь не мутил, — говорит Ясинский.
Он от переезда отказался: мол, уже обжился. Хотя и уверяет, что в Александровском ИЦ, откуда он сюда приехал, было намного комфортнее.
— Там и места побольше было, и медицинская помощь лучше, и ремонты новые. А здесь согнали нас, как сельдей в бочку. А почему? Может, из-за земли, которая за такими заведениями закреплена? Только отменят мораторий на продажу земли, привлекательные территории сразу кого-то заинтересуют, не так ли?
Осужденный уже более 10 лет назад за умышленное убийство Алексей Полежака разделяет мнение Романа. Он также прибыл из Александровского исправительного центра и удивлен, что вскоре после ремонта его законсервировали.
Алексей Полежака в своей комнате.
Сергей Моргунов / «Бабель»
— И привезли нас сюда, в этот «Бермудский треугольник», — активно жестикулируя, говорит он. — Как будто в лес с палаткой пришли. Ни условий, ничего.
Роман говорит, что туалет в карантинном блоке не работает уже четыре месяца. Другой заключенный, Игорь Излатей, уверяет, что напора воды в душе обычно хватает на десять минут — и те, кто не успел помыться в числе первых, вынуждены довольствоваться ведром и кружкой. Показывает видео: на прошлой неделе напора не было вообще, и в центр привезли три бочки с водой. Несколько десятков литров на 180 с лишним человек.
Впрочем, жилищные условия — не главное, что волнует осужденных.
Комната в общежитии. Одна из двух туалетных комнат в общежитии. В карантинном отделении.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Сто шестнадцать гривен за месяц работы
Алексей Полежака сбрасывает фотографию платежной ведомости одного из заключенных за апрель. На узкой бумажке — несколько цифр с подписями. «Оклад должностной» — 198,08 гривны, «налог на прибыль» — 35,65 гривны. Военный сбор, судебные иски, питание и коммунальные услуги «съели» еще 45,75 гривны. В итоге за месяц осужденный получил на руки 116 гривен 68 копеек. Другие заключенные подтверждают: это типичный уровень зарплаты на местном производстве.
Другая, показанная осужденными, справка о зарплате.
Сергей Моргунов / «Бабель»
В Крыжопольском ИЦ распиливают деревянные брусья на доски, делают щепу, лакируют собачьи будки. На Facebook-cтранице центра есть старые фотографии скамеек, скворечников, беседок — но, по словам Ярослава Бурбезы, сейчас заказов на них нет. Также в подсобном хозяйстве центра держат свиней и лошадей. Иной коммерческой деятельности ИЦ не ведет.
— Мы находимся в 500 километрах от Киева и 150 от областного центра. С точки зрения логистики имеет смысл заниматься именно таким производством, — говорит Бурбеза. Добавляет, что пандемия коронавируса уменьшила количество заказов. Но надеется, что со временем с бизнесом в его учреждении все наладится. — Сейчас стало больше работы в некоторых объединенных территориальных общинах, они хотят обустраивать детские площадки, детсады, остановки для транспорта. Мы можем помочь им с этим.
Пока же мастерская трудоустраивает всего 18 человек.
Мастерская внутри и снаружи. Продукция центра.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Еще около 40 осужденных работают на так называемых предприятиях-контрагентах, которые заключили с ИЦ соответствующие договоры. Наибольшее такое предприятие — «Винницкая птицефабрика», где выпускают продукцию под торговой маркой «Наша ряба». Осужденные проживают неподалеку от производства в городке Ладыжин и, по словам Игоря Излатея, который работал на фабрике, на руки получают до 4 тысяч гривен в месяц.
— А «свободские», которые ту же работу делают, имеют и по 15, и по 20 тысяч. Как так? — удивляется Излатей. — Мы знаем, что 25 процентов заработка должны отдавать сюда. А куда девается все остальное?
В Агроиндустриальном холдинге МХП, которому принадлежит птицефабрика, прокомментировать разницу в зарплатах «Бабелю» отказались: сослались на коммерческую тайну. При этом заверили, что «начисление заработной платы происходит исключительно в соответствии с законодательством».
— Я проработал там восемь месяцев и сказал: все, я пас, — говорит Излатей. — И не работаю уже нигде. А за что? Здесь за 74 гривны в месяц? Я свое здоровье лучше просто так просажу.
Как и большинство заключенных, Игорь проводит свои дни в смартфоне. Не работают и Ясинский с Полежакой — хотя в Александровской колонии оба были трудоустроены.
— Я ездил под Черкассы горох обрабатывать. Трудового законодательства там не особо придерживались, но деньги платили, — вспоминает Ясинский. — Я имел официально 3 200 [гривен в месяц] плюс ежедневно по 100—150 наличными на руки. Вместе где-то минималка получалась. А здесь мне не могут предложить работу, где зарплата удовлетворила бы мои базовые потребности. Я уже всех сотрудников администрации обошел, от Бурбезы до последнего контролера: «Забери меня к себе домой, — говорил. — Может, тебе надо какую-то траншею вырыть? Забор какой-то поставить, плитку в ванной положить, гипсокартон подшить? Я все это умею делать!» Нет. «Не положено».
— Я бы и половину заработанного сюда отдавал, а не 25 процентов, — восклицает Полежака. — Только дайте мы сами себе работу найдем!
Доходы исправительного центра напрямую зависят от доходов заключенных.
Игорь Излатей. Ему скоро 22, и год осуждения парень получил, по его словам, за избиение. «Друг выпил, начал ко мне лезть. Я ему: угомонись, а то прибью», — рассказывает. Излатей — сирота, воспитанник детского приюта при Вознесенском Банченском мужском монастыре. Этот буковинский монастырь, в свое время получавший немало помощи и внимания со стороны Виктора Януковича, отличается зажиточностью. «Да у нас свиньи лучше едят, чем здесь людей кормят», — комментирует Игорь условия содержания в исправительном центре. Он приехал сюда из Черновцов на такси.
Сергей Моргунов / «Бабель»
— Мы говорим им: будете больше работать — будут у вас лучшие условия проживания, больше денег на ремонт, на продукты, — говорит первый заместитель руководителя ИЦ Виталий Заноза. — А они в ответ: вы обязаны нас содержать. И все, замкнутый круг.
Однако и не это, если верить осужденным, главная их проблема в центре.
Все надежды на амнистию
— Из всех арестантов я знаю здесь только одного человека, который не хочет освобождаться, — говорит Роман Ясинский. — И неглупый же мужик, но так уже опустился из-за своей зависимости алкогольной, что ему удобнее здесь жить. Терять все равно нечего.
Роман Ясинский во дворике карантинного отделения.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Сам Ясинский в течение всего срока пытался вести себя максимально корректно, получать больше поощрений за образцовое поведение и работу. Все для того, чтоб побыстрее выйти на свободу в порядке условно-досрочного освобождения — по так называемой «льготе УДО». И, по словам осужденного, цели он практически достиг: в Александровском центре для подачи прошения на УДО оставалось две недели. В Крыжопольском эта возможность неожиданно исчезла. Так же на «досрочное», до пересмотра приговора, надеялся Алексей Полежака.
— Моей матери уже 72. Я, чтобы быстрее к ней выйти, работал за поощрение, просьбы о переводе писал, — говорит он. — Но здесь прокуратура всем это рубит. Выпускает только тех, кто впервые «сидит» или кому несколько месяцев осталось.
Алексей Полежака.
Сергей Моргунов / «Бабель»
По словам заключенных, сначала они спокойно восприняли переезд в перенаселенный исправительный центр, ведь все равно скоро освобождение. Декабрьский протест спровоцировало как раз то, что большинству заключенных в УДО отказали.
— Мы ходили к Бурбезе, один раз он при нас общался по телефону с областным прокурором, — вспоминает Ясинский. — Тот назвал основания для досрочного увольнения: не больше года до конца срока, «легкая» статья, отсутствие нарушений за последние полгода и не дай бог какие-то выговоры.
Администрация центра ссылается на то, что большинство прибывших из Александровского исправительного центра отбывают наказание за тяжкие преступления. А также на Уголовно-исполнительный кодекс. Там говорится о том, что если осужденные лица переходят в учреждение с более мягким режимом отбывания наказания, то претендовать на УДО могут только через год после этого перехода.
— Просто норма эта якобы действует давно, а внимание на нее обращают лишь здесь, — говорит Полежака. — Сначала нам и администрация говорила, что надеется на УДО и на то, что центр скоро разгрузят. А по факту все теперь здесь сидим.
Теперь, уверяют заключенные, все в центре ждут президентскую амнистию по поводу 30-летия Независимости Украины.
На кухне в карантинном отделении.
Сергей Моргунов / «Бабель»
Вместо психотерапии — панорамные фото
Елена Высоцкая соглашается: модель деятельности исправительных центров — пережиток прошлого.
— Это в советские времена труд был обязанностью. Сейчас это право, заставлять никто не может. Да и сама работа стала более специфической, требует особых навыков — а у осужденных навыки часто базовые и занятий на всех не хватает. Да и тюремная субкультура не поддерживает того, чтобы человек работал. По факту заключенные просто живут там за наш с вами счет, — говорит заместитель министра.
По ее словам, все исправительные центры в Украине нужно будет закрыть, заменив наказание пробацией. Это механизм, при котором осужденные за относительно легкие преступления люди (или те, которые примерно вели себя в местах лишения свободы) отбывают наказание по месту жительства. Например, путем общественных работ. Пробация активно применяется в мире, соответствующая служба уже есть и в Украине. Однако, по словам Высоцкой, у нас такому методу еще не доверяют.
Каролина Ускакович / «Бабель»
— Мы ментально не готовы к цивилизованным методам наказания. В обществе считают, что «вор должен сидеть в тюрьме», — говорит она. — Но с помощью пробации и активной работы с психологами можно помочь человеку значительно быстрее исправиться и не терять контакта с обществом.
В исправительных центрах работе с психологами официально уделяют большое внимание. Как это происходит на практике? Роман Ясинский не впечатлен.
— Сколько где я ни был, такие встречи с психологами проходят только для отчетности, — говорит он. — Как-то в Александровке было: собрали нас всех в актовый зал, пришел врач, стал за кафедру. Ну, думаю, сейчас какая-то лекция будет. А он сфотографировал нас панорамно — и все, говорит, расходимся.
Сергей Моргунов / «Бабель»
***
Поздно вечером после визита в центр в мессенджер приходят сообщения сразу от нескольких осужденных. Туда привезли пятерых новых заключенных, однако разместить их негде. Принять кого-то из них к себе до утра не согласились ни в одной из комнат общежития.
Больше денег — больше качественной журналистики. Впишись за «Бабель» ежемесячным донатом!