«Хотите увидеть, как нас тут резать будут?» Как живут, чего ждут и о чем думают жители Золотого, откуда собираются отвести украинскую армию — большой репортаж

1.

От ближайшего крупного города Лисичанска до Золотого не больше 30 километров и всего один блокпост. Тут уже почти год никого толком не проверяют: жители поселков ездят туда-сюда каждый день. Последнюю неделю эта дорога очень популярна. По ней едут активисты и противники разведения войск, журналисты, правозащитники и все, кто хочет разобраться в происходящем. В центре Золотого небольшой парк с жуткими качелями. Тут деревянный паровозик из ящиков, вкопанные в землю покрышки и вырезанные из бутылок свиньи. На краю парка стоит старое одноэтажное здание — полицейская станция, тут же выдают пенсию и гуманитарную помощь. На лавке курят полицейские, рядом несколько машин. У входа в станцию толпятся журналисты телеканала «Украина» и каких-то местных СМИ. По парку гуляют коровы и едят траву. Полицейские смеются:

— Да тут просто Мекка, делегация за делегацией.

Жительница Золотого-4 Марина Данилкина волонтерит в поселке уже пять лет — с самого начала войны. Договариваемся встретиться прямо у станции. В понедельник, 7 октября сюда приезжал министр обороны Андрей Загороднюк и начальник Генерального штаба Руслан Хомчак. Они поговорили с жителями поселка, после чего Загороднюк заявил, что «жители в целом за разведение». Данилкина считает, что людей на встречу с администрацией привезли и далеко не все хотят отвода войск.

— По каналам показали картинку: в Золотом на митинг пришли люди и требуют разведения. Но разве это все люди? В поселке проживают 540 человек, из них 40 детей. На собрании было максимум человек 60, остальные — это полиция. Так что, эти 60 будут за всех нас решать? Не все население за разведение. Большинство людей боятся высказаться. Потому что когда будет «серая» зона, сюда будут заходить с той стороны [со стороны «ЛНР»], а это прямая угроза для проукраинских жителей.

Марина выглядит уставшей, на ней джинсы, дутая куртка, а на куртке значок — сердце в цветах флага Украины.

— Тут же уже была «серая» зона — это страшно, военные нам гарантируют безопасность. Я думаю, что большинство против отвода. Неделю назад, по крайней мере, было так. Сейчас идет какая-то работа, чтобы людей переубедить. Вот когда собрались тут все высшие чины, стали объяснять, как в Станице хорошо после разведения и что у нас будет так же, но для этого надо убрать войска.

Марина рассказывает, что на митинг в Золотое привезли жителей Екатериновки. Этот поселок находится уже за контрольным пунктом пропуска, который так и не открыли. Катериновка вышла из «серой» зоны только в 2017 году, до этого в поселок не ездила скорая, жителям не давали пенсий, а по ночам в село заходили боевики.

— Людей перед митингом как будто накрутили. Еще и 20 человек привезли из Екатериновки, самых пророссийских. Они тут кричали, махали руками. Почему их сюда привезли, а не туда начальство поехало?

Напротив станции памятник советским воинам-освободителям, возле него заросшее футбольное поле, а сбоку от поля продуктовый магазин. Прямо за памятником несколько улиц. В домах на этих улицах очень хорошо слышно ночные перестрелки. Из магазина в сторону своего дома идет мужчина. Местные жители не хотят говорить на тему разведения войск, боятся называть свои имена, а когда видят камеру — отворачиваются.

— Здравствуйте. Мы из Киева приехали.

— Начинается…

— Мы понять хотим, что тут происходит. Вы за разведение?

Мужчина ставит пакет на землю, несколько минут сомневается, объясняет, что журналисты все время вырывают слова из контекста, но все же решает поговорить. За его спиной где-то вдалеке лает собака.

— Был такой фильм: «В степях Украины». Там два председателя — Чеснок и Галушка. Галушка говорил: «Кто сказал, что я против коммунизма? Но в социализм меня не тяните, мне и тут хорошо». Так и мы. Да, я за. Ну не хотите отводить, но вы же как-то… А пойдемте, я вам все покажу.

Мы идем в сторону дома, заборы вдоль улицы дырявые: это следы от осколков снарядов и пуль. Почти все дома брошены. В конце улицы Студенческой дом 17. Мужчина показывает на дырки в заборе. До позиций боевиков тут три километра, до блокпоста украинской армии метров сто.

— Вот кто это стрелял? Неужели я поверю, что пуля долетит сюда за три километра? Нет, я сепаратистов не оправдываю. Но это кто стрелял? Военные это, военные. Они там стреляют между собой, а страдаем мы. Мне вон прямо в окно прилетела 82-я мина. Я уже перекрыл, но вообще при обстреле куда мне деваться? Я все понимаю, но если вы военные — воюйте между собой. У военных-то все подготовлено, блиндажи, окопы. А мне куда деваться? Если в этот дом прилетит — он сложится как карточный, мне и спрятаться некуда будет. Нет, погреб-то у меня есть, но я до него не успею добежать. Или меня похоронят под этой хатой.

Из-за забора дома напротив выходит еще один пожилой мужчина, он слушал разговор и решил поучаствовать в споре. Мужчина очень агрессивный, активно машет руками и кричит:

— Что вы нам принесли? Мы жили при Союзе, нам уголь давали, магазин был, дети в школу ходили. А вы что устроили? Вот был Ворошиловград.

— Луганск…

— Это у вас он Луганск, а у меня он был и будет Ворошиловград. А потом что стало? Выбрали Чучму [экс-президент Украины Леонид Кучма], он шахты закрыл. А потом самолеты тут начали летать, танки, война.

— Но ведь войну русские начали…

— Вон там на улице детский сад, там есть ясельная группа, иди туда и там сказки про русских рассказывай. Пусть все убираются отсюда.

Мужчина убегает за свой забор, но через пару минут возвращается:

— Идем, сынок, я тебе покажу, почему я за отвод войск.

Мы заходим во двор, слева небольшой дом и крошечная дверь в подвал. На лестнице темно, чтобы спуститься, нужно держаться за стены. Внутри подвала полки с консервацией и два кресла — одно напротив другого, между ними ящик. Мужчина показывает на кресла:

— Вот тут мы и сидим во время обстрелов. Как-то начали стрелять, старуха моя Библию взяла, а я сижу курю, все грохочет. Обстрел кончился, я вышел на улицу, за забор, а жена стоит перепуганная, руки трясутся. Она до сих пор мне даже тарелку супа принести не может. Понимаешь, почему я не хочу, чтобы тут стреляли? Я просто хочу сказать: отстаньте все от нас, уйдите, дайте нам умереть спокойно.

2.

За улицей Студенческой воздухоотвод шахты, от него налево уходит дорога в небольшой микрорайон Золотого-4. Несколько четырехэтажных зданий, разрушенный ДК и памятник Чехову. Эти дома больше всего пострадали во время обстрелов со стороны оккупированного Первомайска. Несмотря на выбитые окна, дырявые стены и постоянные звуки стрельбы, еще год назад тут жили несколько пенсионеров.

Сейчас микрорайон закрыт. Людей расселили, а на дороге поставили шлагбаум и блокпост, через который проехать нельзя. Эта украинская позиция называется «Мишка». У шлагбаума дежурит военный с позывным «Цезарь». Спрашиваю, как дела и что он думает о разведении войск.

— Конечно, мы не хотим никуда отходить и надеемся, что приказа не будет. Да тут постоянно стреляют из всего, что только можно. Сегодня ночью жарко было. Куда отходить? Пятнадцать тысяч людей погибли за что? Это территория наша, мы на своей земле. Сейчас отойдем и сделаем сепарам подарок — они зайдут сюда после отведения, это триста процентов.

До войны «Цезарь» работал машинистом поезда. Говорит, что если все-таки дадут приказ отходить, придется выполнять, но внутренне он и его сослуживцы против.

За Золотым-4 и пунктом пропуска — поселок Екатериновка. Тут проходит линия разделения между территорией, которую контролирует Украина, и оккупированной «ЛНР» территорией. В поселке живут меньше 200 человек. На самой крайней улице дом Алены [люди тут неохотно называют свои фамилии]. Будний день, Алена работает в огороде, потому долго не выходит открыть калитку. Пока мы ждем, к дому подходит еще одна жительница поселка — Татьяна Петровна. Алена выходит в рабочей одежде, спрашиваю, как она относится к разведению.

— Да тут никто ничего не понимает. Люди даже по-разному думают, что такое разведение. Кто что услышал, тот то и думает. Было на днях в Золотом собрание, местные туда сходили, а теперь говорят: «Нас будут выселять». Я спрашиваю: «Кто сказал, что вас будут выселять, конкретно?» Никто же такого не говорил. Слухов очень много.

Алена хорошо помнит время, когда поселок был в «серой» зоне.

— Если отойдут войска, мы опять останемся в «серой» зоне. Это значит, что не будет магазинов, машина Ощадбанка не будет приезжать, ничего работать не будет. Мы же уже жили в «серой» зоне. И прекрасно они [боевики «ЛНР»] бегали сюда.

Татьяна тоже против разведения, говорит, что на оккупированной территории уже ждут, когда украинская армия уйдет из поселка:

— Вон, за огородами блиндажи их стоят. В том году было два блиндажа, этой весной уже пять. Наблюдают за нами в бинокли и тоже готовятся к разведению. К нашему, не к своему. Подползают. Я не разведчица, но констатирую факт: когда была «серая» зона, тут группы боевиков постоянно бегали. Вот мы Алену подвозили, и бой был, пять на пять человек.

Татьяна говорит, что видела и российских солдат, рассказывает, что они ходили по домам, потому она очень не хочет, чтобы из поселка ушла украинская армия.

— Почему мы должны со своей территории отходить? Непонятно. Почему Россия не уходит? Некоторые тут говорят, что там России нет, но солдаты там есть, они сюда приходили, мы с ними общались. Говорили нам: «Дойдем до Киева, дойдем до Львова. Разбомбим, уничтожим». А теперь нам говорят: «Войска отводят зеркально»... А мы верить им должны? Разве они хоть раз выполнили обещания? Дебальцево, Иловайск… Как им можно верить? А так-то да, мира мы хотим.

Алена говорит, что чтобы переубедить жителей поселка, их возят автобусами от горсовета в Станицу Луганскую, где недавно войска уже развели. Но женщины мнения своего не меняют: они все эти годы помогали украинским военным едой, водой и транспортом. Что будет, когда войска уйдут и они останутся один на один с пророссийскими жителями поселка и боевиками, даже представлять не хотят.

— Тут и думать нечего. Соберем вещи и уедем отсюда. Хватит, один раз мне уже машину расстреляли.

Ближе к сельскому клубу еще одна улица. Останавливаемся и стучим в двери домов, надеясь, что местные жители выйдут и захотят рассказать, что же они думают о разведении. Из-за зеленого забора выходит женщина Марина. У нее в руках большой нож, говорит, что «арбузы уткам крошила». Марина смеется и иронизирует на тему обстрелов и войны:

— У меня во дворе войны нет. Днем тут тихо, а ночью не слышу ничего, сплю потому что. Ничего не знаю и знать не хочу. У меня вон — куры, утки, собаки. Дерьмо целый день убирать надо, какая мне война.

Марина всю жизнь работала на шахте «Золотая» горнорабочей, сейчас получает пенсию две тысячи гривен. Живет в Екатериновке с мужем, раньше тут еще жили дочери, но одна уехала в Винницу, а вторая в Луганск. Говорит, что никакой гуманитарной помощи не получает.

— Те, кто тут пил всю жизнь, так им теперь все дают: цыплят, мед, денег — то шесть тысяч, то две с половиной, а нам ничего не полагается. Потому у меня ни войны нет во дворе, ничего, я этого и слова не знаю и знать не хочу.

Марина на выборах работала секретарем избирательной комиссии, рассказывает, что очень рада выборам — пока поселок был в «серой» зоне, выборы тут не проводили.

— А так у нас тут и население 217 человек с покойниками. Потому тут все по-разному думают: кто за, а кто и против. А я ничего не думаю. Вот в клуб хожу, юбилей у меня недавно был, водку пили, вино, танцевали.

Спрашиваю, ходила ли Марина, как большинство местных жителей, на референдум «о независимости Луганской народной республики».

— Да нет. Когда был референдум, так мы огород пололи. Мимо сосед шел, говорит: «Идете на референдум?» Муж так мне и сказал: «Не ходи, бл*дь». Я обо всем этом и не думаю. Жить надо каждую секунду. А если ночью убьет, так хоть счастливую.

3.

В Золотом-1 возле кафе «Багира» стоят несколько джипов и микроавтобусы. Внутри кафе похожие друг на друга парни: песочного цвета штаны и кофты, кепки защитного цвета, NewBalance на ногах, бороды — это ветераны из полка «Азов». Они приехали в город 9 октября вместе с другими ветеранами и волонтерами. Как говорят сами, чтобы остановить разведение сил. В кафе с нами согласился поговорить координатор штаба Юрий Капля.

— Мы обращались ко всем неравнодушным, к ветеранам и всем, кто готов был сюда приехать и быть полезным. Сейчас у нас в городе около ста человек, это не только «Азов».

Юрий, как и те, кто приехал с ним, категорически против разведения войск, даже несмотря на то, что это условия Минских соглашений.

— Когда говорят, что наша армия должна отойти вглубь нашей территории на один километр, то не понимают, что это очень абстрактный километр. Сейчас украинская армия находится на позициях, которые завоевали своей кровью. И нам выгодно тут стоять, а боевики так и ждут, что мы отойдем.

По словам Юрия, в задачу штаба входит защита населения после возможного отведения войск.

— Линия неравномерная, некоторые жилые кварталы окажутся в «серой» зоне. Представьте себе судьбу тех людей, которые попадут в радиус обстрелов. Чтобы все сделать грамотно, нужно найти новые позиции, обустроить их, а потом отойти с надеждой, что та сторона не займет позиции, которые мы бросили. Если это все же случится, то наша задача — обеспечить людей, которые к нам обратятся, защитить их, предоставить дрова, воду, уголь и еду. Мы проработали план и готовы к любым ситуациям.

В Золотом сейчас нет главы военно-гражданской администрации: бывший глава Константин Ильченко написал заявление по состоянию здоровья, а нового еще не выбрали. Его обязанности выполняет заместительница Ильченко — Инна Демиденко. Она докладывала главе Луганской военно-гражданской администрации Виталию Комарницкому о том, что «согласно опросу, 95 процентов жителей города поддерживают разведение». Набираю ее номер, чтобы договориться о встрече и узнать, как проводился опрос, кого опрашивали и зачем людей из поселка возят в Станицу Луганскую. На часах 16:03.

— Мой рабочий день давно закончился, сейчас я дома и занята своими делами, не собираюсь никуда ехать и ничего объяснять, до свидания!

Демиденко бросает трубку. Решаю, что можно попробовать поговорить с ней на следующий день, часов в восемь утра, пока ее рабочий день еще не кончится. В одном здании с администрацией, с другой стороны размещается христианская евангельская церковь «Добрая весть». В ней действует пункт помощи — семейная пара Светлана и Юрий Печеные помогали пострадавшим жителям все пять лет. Тут можно было поесть, помолиться или просто посмотреть кино. Около года назад бывший глава ВГА Ильченко решил помещение отобрать и отрезал свет, с тех пор тут готовят в темноте, а кино показывают на генераторе. Светлана и Юрий тоже против разведения — они боятся, что когда армия уйдет, снова начнутся сильные обстрелы.

Мы встречаемся в зале для молитв, тут темно и холодно, Светлана включает фонарик. Юрий рассказывает о митинге, на котором был министр обороны, начальник генерального штаба и глава Луганской ВГА Комарницкий.

— Приехали они. Комарницкий сказал: «Идем в актовый зал, я вам расскажу, как все будет». Пришли, его заместитель говорит: «Не переживайте, тут будет милиция, тут они будут стоять и там». Я говорю: «Какая вообще милиция? Народная, из Луганска?» А он мне в ответ: «Ну какая разница, я 15 лет в милиции проработал, не могу привыкнуть никак к новому названию». Я поворачиваюсь, а мне толпа орет, которую из Екатериновки привезли: «Это провокатор, убирайте его отсюда». Вообще, они неадекватные там были, говорили, что когда не было военных, лучше жилось.

Светлана рассказывает, что основным посылом митинга был отвод войск и мир. Некоторые из тех, кого привезли из Екатериновки, даже бросались на проукраинских активистов.

— Потом взяли этих из Екатериновки и повезли в Золотое-4. Туда и Комарницкий приехал. Он с ними быстро нашел общий язык: «Тетечки, да я же такой же, как вы, переселенец — и все потерял, и на могилки хочу цветочки носить. Отводим?» А они ему: «Ну конечно, отводим».

Светлана говорит, что автобусы в Станицу и правда ездят, жителям Золотого показывают только мост, который ремонтируют, и часть новой дороги. В жилые кварталы, которые отошли в «серую» зону, экскурсий не водят.

4.

В пятницу, 11 октября, погода сильно портится. В Золотом дают пенсию, у полицейской станции толпятся люди. Выбритый, в белой рубашке и куртке за пенсией стоит мужчина, который показывал свой подвал. Он видит меня и тут же подбегает поговорить:

— Слушай, ты извини, я вчера там наговорил всякого. Про Союз, Ворошиловград… Ты не думай, это я так, на эмоциях. Я ничего плохого не думаю…

За углом станции местная школа. По дорожке идет пожилая женщина с пакетом. Спрашиваю, слышала ли она про разведение.

— Я не знаю, я ничего не понимаю. Ну кто тут с кем воюет? Я одного хочу — спать спокойно. И все. Нам на собрании во вторник сказали, что «Правый сектор» будет квартиры отбирать, а нас куда-то в интернат всех сдадут.

Женщину зовут Екатерина, она работала на шахте и теперь тоже получает пенсию две тысячи гривен. По ее мнению, если украинская армия уйдет из поселка, то обстрелы сразу закончатся.

— Люди не понимают, хуже будет или лучше, все хотят, чтоб был мир не стреляли, не бомбили, а то как начинают стрелять, хоть в подвал, хоть куда. Я иногда слышу взрывы, стану в уголок и думаю: «Попадет — не попадет, помру — не помру». Попало бы уже, успокоилась. А то каждый день ждешь.

Мимо станции идет мужчина, он уже получил пенсию и направляется в единственный магазин, за ним бежит дворняга. Мужчина машет руками.

— Чего вы все сюда едете? Посмотреть, как нас бросили? Хотите увидеть, как нас тут резать будут? Идите вон в администрацию, узнайте, как нас разводят!

Инна Демиденко у себя в кабинете, но, как говорит ее помощница, очень занята — принимает делегацию из местной гимназии. На часах 11:15, в 12 у Демиденко перерыв на обед. В кабинет периодически кто-то заходит — люди в обычной одежде и в военной форме. Без трех минут двенадцать Демиденко выходит из кабинета и сразу сворачивает в сторону лестницы, к выходу. Спрашиваю, сможем ли мы поговорить о разведении и о той работе, которую она ведет среди населения Золотого.

— Я не военная, разведение не входит в мою компетенцию!

Демиденко продолжает убегать в сторону машины. На вопросы практически не отвечает.

— Вы писали про опрос, который показал, что 95 процентов жителей за разведение. Как вы проводили опрос? Кто участвовал? Какая была методология.

— Это был закрытый опрос, там были другие цифры, они не то показали.

— Так сколько жителей за?

— Нет результатов, это не для того был опрос. До свидания!

Демиденко уезжает, так и не ответив ни на один вопрос. В Золотом дождь, по дороге к магазину идут промокшие военные, за ними бегут собаки. Военные обсуждают разведение:

— Чтобы отвести нужно, чтобы семь дней не стреляли.

— Кто там что отведет, если они каждую ночь «насыпают»?

Возле администрации в палатке мужчины пьют водку, на дереве болтается украинский флаг. Дорога на Лисичанск пустая. На выезде из поселка остановка с надписью: «Выехал — забери шлак».