Лхаса
Столица Тибета Лхаса находится в четырех часах лета от Пекина, или в 40 часах езды на поезде. Добираться до нее почти через весь автономный округ. Еще в Пекине к делегации приставили нескольких людей. Они представились журналистами, которые «тоже ни разу не бывали во Лхасе». Эти люди и будут сопровождать нас все поездку — две недели по Тибету.
Самолет садится в новом аэропорту, отсюда до столицы построили скоростное шоссе. Китайцы из сопровождения очень гордятся им и рассказывают, что еще 15 лет назад тут бродили яки и практически не было электричества. Самый разговорчивый из них — Юрий, он учился в Хабаровске, потому свободно разговаривает на русском.
— Наша Компартия заботится о жителях Тибета: строит дороги, проводит свет, открывает школы. Эту магистраль построили недавно. Теперь мы можем очень быстро доехать до гостиницы во Лхасе.
На выходе из аэропорта нас встречают местные жители — англоговорящие тибетцы со значками компартии. Чтобы общаться с туристами, их специально обучают особым правилам. Они вручают ходак — белый шелковый шарф, один из буддистских символов. Мы рассаживаемся в специальные автобусы и выезжаем на шоссе. Через каждый километр висят флаги Компартии, а на горах вдоль дороги — слоганы из красных иероглифов.
Лхаса расположена на высоте 3500 метров над уровнем моря, потому тут, как и в других частях Тибета, быстро развивается горная болезнь. Уже через полчаса становится тяжело дышать, будто несешь мешок картошки на 11-й этаж. Везде, даже в автобусах, установлены кислородные баллоны для дыхания.
Отель находится рядом с Поталой, бывшей резиденцией Далай-ламы. Фактически Тибет получил независимость от китайской империи в 1913 году, при Далай-ламе XIII — он издал декларацию о независимости. После Второй мировой войны в Китае началась гражданская война, к власти пришла коммунистическая партия. Между армиями Тибета и Китая произошли столкновения, но правительство обеих стран подписало акт о сотрудничестве. А в 1951 году армия КНР вошла во Лхасу. Тибет утратил независимость и стал «Автономным округом Тибет» в составе Китайской Народной Республики. Правительство Далай-ламы XIV было вынуждено покинуть территорию и бежать в Индию, где находится и по сей день.
Из отеля отлично видно крышу Поталы, Юрий предупреждает: «Вам, ясно, хочется гулять и все смотреть. Это будет вечером, а сейчас не вздумайте выходить: лучше лечь и лежать, иначе горная болезнь скосит вас очень быстро».
Часть группы разбредается по улице вокруг отеля. К вечеру на прогулку они уже не выйдут.
Потала
Днем на улицах почти нет людей: палит солнце, местные жители закутываются в черные и белые одежды, как бедуины, оставляя только прорези для глаз и носа. Все выползают к вечеру: играть в домино и пить чай с маслом.
Город поделен на две части. Новая — с многоэтажками, а в старой трущобы, одноэтажные дома и узкие улицы. Во дворце Потала все еще существует монастырь, где живут монахи. Он похож на музей — люди в оранжевых накидках приветствуют паломников и посетителей из числа китайцев. Напротив дворца построили огромную площадь. Посреди нее — памятник со скульптурами рабочих и колхозников, которые бодро тянут тяпки и ружья вверх, рядом часовой. Тут же огромный портрет китайского лидера Си Цзиньпина и щиты с красным лицом солдата в ушанке со звездой на лбу. Из колонок играет патриотическая китайская музыка.
Приезд сюда совпал с неделей Сагадава — праздником рождения, просветления и смерти Будды. Сопровождающие беспокоятся, потому что в толпе людей сложно уследить за контактами с местными. Юрий проводит инструктаж.
— Недавно Тибет был рабским краем. Тут процветало рабство, религиозные деятели держали в строгом подчинении все население, забирали себе все деньги, издевались над крестьянами. Теперь же Компартия заботится об этих людях, дает им землю, работу и не запрещает молиться. Мы открываем монастыри и школы, даем деньги на развитие тибетской культуры.
Юрий не уточняет, что тут запрещено хранить флаги независимого Тибета, а за портрет Далай-ламы XIV и книги с его наставлениями сажают в тюрьму.
В день праздника, несмотря на обжигающее солнце, на улице не протолкнуться уже с шести утра. Паломники из Тибета, всего Китая и других стран идут во Лхасу проходить Кору — пешие круги вокруг священных мест. Одно из них как раз Потала. Только после Коры можно зайти внутрь.
На всем пути нас ведут «гиды». Их стало еще больше, у Юрия подкрепление. Впереди идут четверо мужчин, две женщины и несколько «интересующихся буддизмом студентов». Все они, конечно же, экскурсоводы и журналисты. Но скоро понимаешь: у каждого из них рация. Среди паломников такие же «гиды»: они направляют толпу, периодически отсекают кого-то, оттесняют или отводят в сторону.
У ворот монастыря очередь, к хвосту которой пристраиваются новые группки людей: у них в руках барабаны, термосы с воском, чай с маслом в бидонах и пакеты с мелкими купюрами. Тут же монахи из других монастырей — одной рукой крутят барабан, другой постят видео в Wechat. В Китае нет выхода во всемирный интернет. Формально, конечно, есть, но тут свои гугл, свой ютуб, свои мессенджеры. Все это объединено в Wechat — мультиплатформу, через которую даже совершают покупки у уличных торговцев. У пользователей Wechat есть персональные номера, по которым легко отслеживать перемещение человека, историю его трат и переписку.
Внутри Поталы странно: жилые комнаты, алтари, ступы с прахом далай-лам прошлых веков, чаши, свечи, пантеоны разных существ из золота, флажки, свитки с летописями. И тут же в розовых накидках на пуфах сидят монахи. Они наблюдают за тысячами ног, которые проходятся по их дому. Рядом с каждым артефактом вывеска на китайском. Тут же коробки для денег. Люди могут кинуть 10 юаней и взять при этом 9, а 1 остается монастырю. Ирония: на всех купюрах портрет Мао, его лицо на каждом сантиметре дворца.
Толпа медленно движется, люди склоняют головы, бубнят молитвы. То тут, то там появляются люди, которые не молятся, а держат в руках тетрадки и записывают туда слухи... На праздниках и в храмах много людей, некоторые из них смогут обсуждать что-то запрещенное или выражать симпатию к правительству в изгнании. Все это фиксируется и передается в комитет безопасности. Туда же отправляются данные с многочисленных видеокамер.
Наши «гиды» не дают надолго останавливаться: «Товарищ, стоять не надо, не мешайте, не задерживайтесь, не желательно, не фотографируйте». Они постоянно держат группу в напряжении и направляют по нужному маршруту. Я пытаюсь украдкой сфотографировать двух монахов. Один из них замечает, улыбается и специально позирует. Он в оранжевой накидке, в какой-то момент приподнимает ее от пола — на ногах новенькие New Balance. Монах улыбается еще шире. Юрий тянет меня за локоть: «Товарищ, не стойте».
Во внутреннем дворе разрешают пообщаться с «обычным» монахом, ветер развевает полы накидки: под ней — значок компартии. Спрашиваю: «Как вы относитесь к Далай-ламе?»
«Обычный» монах становится по стойке смирно и чеканит: «Мы считаем, что Тибет — это часть Китая, потому любой, кто выступает за сепаратизм, — враг. Далай-лама хочет раскола страны, мы не хотим».
Юрий довольно кивает и ведет нас на выход. Мимо проходят тысячи верующих, которые считают Далай-ламу святым: он перерождается с XIV века — с момента, когда буддизм попал в Тибет и стал его религией.
Площадь Джоканг
Во Лхасе — самый разгар праздника. Идем к храму Джоканг: тут дымят огромные печи для сжигания специальных трав, дым застилает улицы. Торговцы машут статуэтками и бусами, дети радуются леденцам, бананам и мандаринам, которые положено раздавать из большого мешка. Отдельно ото всех, как бы по выделенной полосе, ползут люди в оборванной одежде, у них на ногах и локтях повязки из ткани. Это специальные молящиеся. Процесс выглядит так: человек произносит три-четыре слова, а затем падает пластом на землю, проползает пару сантиметров и снова встает, и все опять повторяется. Так они могут ползти из города в город месяцами. У некоторых руки ободраны до крови.
Внутри храма, вокруг алтарей и лавок с амулетами, толкутся паломники. В толпе замечаю несколько людей с рациями за спиной, они следят за людьми. Юрий говорит: «У вас есть 30 минут на шопинг и сувениры. Но в пределах храма». Ближе к другому выходу ритуальные барабаны для молитв, на минуту задерживаюсь, делаю вид, что кручу их, Юрий отворачивается, а я ныряю в арку. За ней узкая улица и рынок. Юрий не успевает пробраться через людей. На рынке меня легко узнать в толпе. Сворачиваю в одну улицу, потом в другую, пытаюсь спрятаться среди колодцев из домов.
Один из переулков выводит на закрытую площадку. Посреди нее моют котлы и чаны от чая с маслом. Тут же мужчины и женщины пляшут в двух кругах, подкалывая друг друга. Мужчина показывает петуха и поет, затем все смеются, и ему отвечает женщина из «женского круга». Вокруг ни одного «гида»: только местные — жители этих лачуг, непонятно из чего сделанных. В одном из домов вместо занавески ткань с двумя драконами — такие же на флаге независимого Тибета. Хотя и видно, что одежда далеко не новая, все одеты празднично. Английского тут никто не знает. Более того, китайский тибетцы тоже не понимают — два разных алфавита. Общаемся друг с другом, как в игре «Крокодил», — жестами. Женщина несколько раз произносит имя, но я не могу его выговорить. Полчаса изучаю людей, их танцы, пробую местный самогон. Смотрю на часы — пора возвращаться, наверное, меня уже ищут всем «КГБ».
Блукаю по переулкам, возвращаюсь к храму, меня хватает за руку злой Юрий: «Тут опасно, нельзя ходить, мы ждем, вы задерживаете группу». Его коллеги-«журналисты» явно перенервничали, но стараются этого не показывать. Что-то передают по рации, и мы уже спокойно садимся в автобус. Наша англоговорящая гид из автобуса по пути рассказывает:
— Вы видите, сколько радости у людей, они могут купить все необходимое на рынке, поддерживать свою культуру за деньги Компартии, развивать ее, учить своих детей и говорить на своем языке. А ведь еще 70 лет назад тут было рабство. И только благодаря Компартии…
Не слушаю ее — за окном горы. Завтра мы едем в образцово-показательный колхоз «Счастье».
Ферма колхоза «Счастье»
От Лхасы до фермы не больше 20 минут. Тут ряды теплиц и выставка «достижений народного хозяйства»: продают грибы, вино, водку, одежду, корни «для мужского здоровья». Экскурсовод показывает на пустые поля.
— Тут работают лучшие рабочие. Все они — коренные жители. Когда-то они жили в хижинах, без воды и света, продуваемые ветрами, без медицинской помощи, перебивались заработками, пасли яков. Их родители доживали максимум до 40 лет. Но теперь Компартия дала им работу, еду и новые дома в колхозе «Счастье».
— А где же люди? Поля пустые.
— Люди как раз ушли на обед в свои новые уютные дома, которые им построила Компартия.
Рядом красный слоган из больших иероглифов, гид переводит: «Вчера ты раб — теперь судьбы хозяин».
В колхозе «Счастье» четыре улицы, они выкрашены в зеленый, желтый, синий и оранжевый, что символизирует времена года. А еще тут 365 домов. Интересно, что они будут делать, когда жителей станет больше? В центре — главная площадь и дом культуры. На нем портрет Мао и Си Цзиньпина. Председательница колхоза рассказывает про прошлое местных жителей и про то, как теперь им хорошо живется. На улицах пусто. Дома практически все одинаковые: сделаны из тонких досок, с деревянными окнами, свежевыкрашенные, возле многих дверей видны пятна краски, как будто красили накануне. Во дворах не видно дров, газ сюда не провели. В Тибете большие перепады температуры, как тут выжить зимой на ледяном ветру без отопления — непонятно.
— А сейчас мы посетим дом самого обычного крестьянина, который еще пару лет назад жил в горах и ел, что попадется. Вы можете сами убедиться, что Компартия заботится о жителях Тибета. Выбирайте любой дом и семью, все живут хорошо.
— Я хочу пойти вон в тот дальний.
— Дальний, хорошо, но мы пойдем в дом номер 11. Они тут все одинаковые. Разницы нет.
В доме два этажа. На первом гостиная и большая комната со шкафом и кроватью. На полках стоят портреты Мао, Си Цзиньпина и других вождей. В гостиной телевизор и DVD-плейер. Гид рассказывает:
— Когда-то тут не было электричества, а теперь есть все необходимое и даже хорошая бытовая техника. Рабочие могут смотреть новые фильмы и новости. А теперь — на второй этаж, пообедаем с хозяйкой дома традиционными блюдами, которые тут едят каждый день.
Я заглядываю за телевизор: он никуда не подключен, штекер болтается, опутанный паутиной, а за ним нет розетки. Дисков с фильмами тоже не видно. На втором этаже две комнаты. В одной накрыт длинный деревянный стол, за ним сидит пожилой человек и его жена. На столе — вареные яйца, картошка, самогон, куски костей с мясом яка. Хозяйка вскакивает из-за стола и приветствует нас.
— Спасибо Коммунистической партии Китая за этот дом и еду. За то, как мы теперь свободно живем под собственной крышей.
К еде она не притронется. Разговор скучный, снова про рабство и сепаратизм Далай-ламы, который «хочет отделить Тибет от Китая». Хозяйка изредка поглядывает на наших «сопровождающих». Некоторые из них что-то пишут в свои блокноты.
Жители «Счастья» не платят за коммунальные услуги, получают от государства деньги, не платят за дома. Более того, весь Тибет — это офшорная зона, его жители не платят налогов, если открывают бизнес. На малый бизнес деньги выделяют из казны. Возвращать их не нужно. И ферма, и этот поселок — часть программы по стабилизации в регионе. Один из последних крупных мятежей был тут в 2008 году, тогда убили больше 70 человек, 6500 тибетцев оказались в тюрьмах. С тех пор правительство Китая всерьез взялось за контроль местного населения. Кочевников переселяют из гор в такие поселки, разделяя семьи и уменьшая возможность сговориться. А деньгами и прочими благами повышают лояльность к Пекину. Гид объясняет:
— Это наша программа по преодолению бедности. Мы расселяем людей из дальних районов по городам и новым образцовым поселкам. В 2017 году мы переселили 300 000 людей.
Люди из одной семьи или группы могут попасть в разные концы Тибета: в новом окружении трудно быстро рассказать о своих взглядах. Тем более рядом может оказаться и человек из службы безопасности.
Выхожу на улицу — поселок пустой. Больше половины домов — с навесными замками на дверях. Некоторые недокрашены. Сзади подходит Юрий.
— Юрий, а где все люди, которые ушли с фермы на обед?
— Как где? Они поели и пошли обратно на ферму.