Генпрокурор Юрий Луценко не уходит в отставку. Вот что он рассказал нам о конфликтах с послом США и главой НАБУ, деле Burisma, пленках Розенблата и источниках коррупции — большое интервью

Юрий Луценко занял пост генерального прокурора в мае 2016 года. Его каденция началась с сомнительного эпизода: за день до назначения парламент изменил «под Луценко» законодательство — кресло главы Генпрокуратуры смог занять человек без юридического образования. При Луценко ГПУ завершила следствие в делах экс-президента Виктора Януковича и бизнесмена Сергея Курченко. Генпрокуратура пережила и правовую реформу: теперь она не ведет следствие, а надзирает за следователями полиции, СБУ, фискальной службы и ГБР; дела высокопоставленных коррупционеров отныне расследует НАБУ под надзором САП. У журналистов и оппозиционных политиков накопилось множество претензий к Юрию Луценко: по резонансным делам (расстрелы на Майдане, убийство Екатерины Гандзюк, дела Николая Злочевского), конфликту с послом США и главой НАБУ и даже по поведению его сотрудника, прокурора Константина Кулика. theБабель говорил с Юрием Луценко два с половиной часа. В интервью — десятки имен, дат, уголовных дел и названий компаний. Это только первый материал по результатам нашего разговора.

Что вы будете делать, если Петр Порошенко проиграет президентские выборы?

Работать генпрокурором Украины.

Заявление об отставке не будете писать?

Нет. По закону генпрокурор не складывает полномочия после избрания нового президента. Но президент может инициировать мою отставку. И если парламент его поддержит, он может внести новую кандидатуру. Я считаю, что Генпрокуратура сейчас работает эффективней, чем когда-либо. Но за кресло, конечно, не держусь. К такому испытанию готов. Последний раз за мою отставку проголосовали 38 депутатов.

В сентябре прошлого года вы говорили, что напишете заявление об отставке сразу после выборов. Что изменилось?

Ознакомился с тем, как команда Владимира Зеленского видит борьбу с коррупцией. Считаю [их видение] абсолютно дилетантским. Даже там, где они говорят умные вещи, нет системности. Неправильно передавать полномочия в таком важном органе, как ГПУ, людям, которые не понимают, как обстоят дела в стране.

Возьмите их план и прочтите его. Вопиющее дилетантство. [Они хотят] бороться с коррупцией, внедряя digital-сервисы. Или перезапуская НАПК. Не вижу системы. Я точно знаю, что нужно делать для противодействия коррупции. Давным-давно, [когда я работал] в МВД западные эксперты объяснили мне, что аресты коррупционеров — это десятая часть всего дела. Нужно убирать источники коррупции.

Украина — это большой корабль, чей трюм при Януковиче полностью заполнила вода. После Майдана поставили помпы, начали откачивать воду — задержали 25 тысяч коррупционеров. Но появляются новые. Поэтому нужно заделывать пробоины. Некоторые пробоины заделали. Корабль приподнялся, немного маневрирует. Его обстреливает вражеская эскадра, он отстреливается и даже иногда попадает. При этом команда, конечно, ни на секунду не оставляет борьбу за штурвал.

Но, если без юмора, сделано много. Одной из колоссальных пробоин были госзакупки. Любой чиновник без конкурса мог выделить миллиарды «своей» фирме за нужную услугу. В это, как свидетельствуют материалы уголовных производств, закладывали откаты в 20—50 процентов. Система ProZorro — не идеальный ответ, но она закрыла дыру на миллиарды долларов.

Вторая проблема — возмещение НДС при экспорте. Откаты за него доходили до сорока процентов. Сейчас НДС возмещают автоматически, в день заявки. Многие забыли про ВНО. А теперь людям уже не нужно нести торбы, чтобы ребенок поступил в институт. «Нафтогаз» закрыл огромную дыру, которая называлась «договоры о совместной деятельности». Выглядело это так: государство дает свой ресурс, готовую [нефтяную или газовую] скважину. Сверху «садилась» нужная фирма и забирала все себе, оставляя государству 20—40 процентов [прибыли]. И эта дыра закрыта. Как и ликвидированы посредники в торговле газом, типа пресловутого «Росукрэнерго».

Правительство ввело аукционы на лицензии [на добычу] природных ресурсов. Раньше лицензии на нефть, газ, янтарь, песок, гранит выдавались «под столом». После Майдана из 722 лицензий на аукционе выдали только 43, остальное — «под столом». И решение запустить аукционы через ProZorro — это очень круто. Но, к сожалению, есть еще дыры.

Самая большая проблема Украины — это размер государственного сектора. У нас больше всех в мире государственных предприятий — 3 400. Из них две трети неприбыльны или убыточны. Но не для партийных боссов. Любая политсила, которая приходит в парламент, в первую очередь интересуется, как ей назначить своего менеджера на одно из госпредприятий. Кому повезет — на «Турбоатом», Госагентство резерва или «Укрнафту». Кому меньше — на «Коневодство Украины», где несколько десятков тысяч гектаров земли на три коняки. Гектар на коняк, остальное нелегально засевают и продают урожай. «Коневодство Украины» убыточно, но для партменеджмента, который туда добрался, — классная вещь.

Менеджмент какой партии добрался до «Коневодства Украины»?

Менеджмент партии большинства. Есть предприятия и для партий меньшинства: «Укрспирт», «Вода Украины», «Травы Украины», что угодно. Я не говорю, что нужно немедленно приватизировать «Нафтогаз» или «Укрнафту», но «Коневодство Украины» — сто процентов. Только большая приватизация. Это единственный способ разорвать заколдованный круг, когда политики получают деньги из госсектора, раздают избирателям и снова заходят в парламент. Я ответственно заявляю, что в госсекторе сидят представители всех парламентских фракций: БПП, «Народный фронт», «Радикальная партия», «Оппозиционный блок» — кто угодно. Правительство Владимира Гройсмана раз десять вносило в парламент разные списки [предприятий на приватизацию] и ни разу не получило «добро».

Вторая незакрытая дыра — это таможня и колоссальная контрабанда, объемом в три-четыре миллиарда долларов. Она питает региональные кланы. Решение простое — закупить специальные сканеры. Нужно сказать, что для этого многое сделал руководитель Государственной фискальной службы (ГФС) Мирослав Продан. Тот самый Продан, которого мы поймали на покупке элитной недвижимости в Турции через посредников. Так бывает в нашем мире — черное и белое [в одном человеке]. Продан боролся за сканеры и даже объявил тендер, но его отменил Антимонопольный комитет. Он не смог победить противодействие системы.

Вы немного непоследовательны. Коррупция появляется из-за госсектора. Так и контрабанда появляется из-за заградительных тарифов. Если в Европе машина стоит две тысячи, а у нас — двадцать, то контрабанда неизбежна и сканеры не помогут.

Да, контрабанда — это не криминальное, а экономическое явление. И был у нас когда-то знаменитый политический жупел — ЗАЗ, символ борьбы за отечественного производителя, ради сохранения которого держали импортные тарифы. Досохранялись так, что нет ни отечественного производителя, ни нормальных таможенных сборов. Отсюда евробляхи, но это ненормальные исключения. Любая страна имеет таможенные сборы, и платить их придется. Если выдача лицензий на ресурсы формирует олигархию, то контрабанда — региональные кланы.

Третья проблема — [как работает] регистрационная служба Минюста. Если у вас есть друзья в бизнесе, вы обязательно о ней услышите. Дело в том, что любой мэр может создать коммунальное предприятие (КП) с правами регистратора. Что они делают: две девочки с оккупированных территорий приезжают на контролируемую территорию, создают КП, получают деньги, отдают ключи доступа к реестрам и возвращаются домой. Владелец ключей может менять собственников. И вот с помощью такой схемы рейдеры «перещелкали» на новых владельцев разные объекты на 14 миллиардов гривен. Чтобы вернуть себе имущество, нужно пройти безумное количество судов.

Кто у вас владелец? Коломойский? А представьте, что вместо Коломойского — раз, и Луценко. А Игорь Валерьевич пойдет по судам и дойдет до Верховного суда года через два. И хорошо, что theБабель может просто уволиться [всей редакцией] и создать новое медиа. А если это агрофирма с десятками гектаров земли или [торговый центр] Ocean Plaza?

Минюст осознал эту проблему два года назад. Пытались провести поправки к соответствующему закону через парламент. Ходили по депутатам. Не нашлось голосов, потому что мэры им звонили и говорили, что им нужны эти КП, и депутаты-мажоритарщики сработали на своих мэров.

Ну и четвертое, совсем «мелкая» вещь — земля. Именно на государственных землях происходит наибольший беспредел. Взять, например, Национальную академию аграрных наук. Большую часть ее земель засевают и экспортируют урожай без каких-либо налогов. Запрет на приватизацию земли ничего не дает.

Вот системные причины коррупции. А то, что я слышу от команд [Зеленского и других кандидатов], мне кажется некомпетентным и популистским.

Вы сейчас объясняли, почему у вас не получилось? Или это дорожная карта для новой власти на ближайшие пять лет?

Это дорожная карта для любого президента, если он хоть немного заботится о государстве. И я не считаю, что у ГПУ не получилось.

Объясню. Правоохранительная система делится на две неравных части. Первая — ГПУ с ее функцией процессуального руководства и органы, за которыми она надзирает. Прокуроры следят за тем, чтобы законно действовали полиция, фискальная служба, СБУ и, с недавнего времени, Государственное бюро расследований (ГБР). Раньше следствие вела прокуратура, теперь этой функции у нее нет.

Вторая часть системы, которая не зависит от ГПУ, — Специализированная антикоррупционная прокуратура (САП) и Национальное антикоррупционное бюро (НАБУ). САП осуществляет процессуальное руководство только одной структурой — НАБУ. Смысл их создания был в том, что прокуратуре в потоке грабежей, разбоя, убийств и хулиганки трудно фокусироваться на главном для Украины — на наказании госслужащих категории «А», то есть чиновников от заместителя губернатора и выше. Этим с 2016 года занимается НАБУ, которое возглавляет Артем Сытник.

Глава САП Назар Холодницкий — формально мой заместитель. Но по закону мне запрещено не только ставить ему задачи, но и получать от него информацию. Моим замом его сделали формально, потому что только заместитель генпрокурора может подписывать некоторые процессуальные решения.

Что мы имеем в результате этих двух систем? Я считаю себя успешным генеральным прокурором. Потому что за три года мы передали в суды 6 438 дел коррупционеров категории «Б». Получили приговоры по 2 876 делам, вернули активов примерно на 112 миллиардов гривен.

Что происходит с категорией «А», подследственной САП и НАБУ? В суд передано, если я не ошибаюсь, около 200 дел, приговоров — ноль. Возврат денег государству — 450 миллионов гривен. За три года. Можно сказать: молодой орган, ему все мешают. А мне все помогают? Еще можно сказать, что суды плохие. А у меня лучше? У меня Печерский суд, а у них Соломенский — они одинаковые. Я не говорю, что НАБУ нужно ликвидировать. Я один из соавторов закона о НАБУ. Просто нужно размежевать руководителей и институции. [Руководитель НАБУ] господин Сытник явно неэффективен. Не дать за три года ни одного приговора — нужно постараться.

Давайте вспомним дело Розенблата. Это идеальный пример — для таких дел и создали НАБУ. Секретные агенты внедряются к депутатам, министрам, губернаторам и фиксируют взятки. Со времен операции «агента Катерины» прошло полтора года. Вы слышали еще хоть об одной?

Почему вы считаете неэффективным Артема Сытника? Посольство США считает, что убрать нужно Назара Холодницкого.

Потому что результат зависит от оперативных служб. Для Генпрокуратуры это полиция и СБУ. Полиция дает шесть из десяти взяток, отдел «К» СБУ — остальные четыре. Каждый божий день они фиксируют от трех до семи взяток. В пятницу бывает больше — почему-то это любимый день взяточников. Иногда доходит до восемнадцати.

Я понимаю, что НАБУ не может так много фиксировать, потому что у них категория «А». Но все зависит от детектива. У прокуратуры нет оперативных сотрудников. Прокурор только фиксирует процесс и сопровождает его. [Глава САП Назар] Холодницкий не может самостоятельно, без НАБУ дать результат. Если за полтора года секретные агенты не сработали ни разу по категории «А», какие вопросы к Холодницкому? Если НАБУ не несет яйца, у САП яичницы не будет.

На это НАБУ говорит: мы несем яйца — задержали нардепа Николая Мартыненко, завели дело по МАУ, но все это блокирует Холодницкий. И на его увольнении настаивает посольство США. Почему так происходит?

Не знаю. Я не понимаю, почему посол США [Мари Йованович] предлагает ликвидировать управление «К» СБУ воюющей страны. Я не понимаю, почему посол США должен определять руководителей САП и НАБУ. Посольство имеет свою точку зрения, но требовать кого-то уволить — это переход красных линий.

Сколько раз у вас были конфликты с посольством США из-за НАБУ?

Ни разу.

Когда вы обнародовали имена агентов НАБУ и конспиративные квартиры, разве посол не говорила с вами на эту тему?

Говорила. У меня есть своя позиция. Они имеют право задавать свои вопросы. Это нормально. Но я не понимаю, почему кто-то вместо украинцев может определять, кто будет руководить, образно говоря, мечом государства.

Больше всего бесит, что внутри страны и за границей меня лично и Украину уничтожают за то, что в борьбе с коррупцией не делает НАБУ. Результатов категории «А» нет, но виноваты все, кроме них! Есть импотентное НАБУ, но отвечать за это почему-то должна ГПУ.

Наступил момент, когда нужно было признать: НАБУ неэффективно, его руководителя нужно поменять. Это вызывает сопротивление посла США. Почему? Я думаю, потому что руководитель НАБУ вмешался в американскую политику во время президентских выборов в США [в 2016 году на стороне демократов]. Господин Сытник, несмотря на запрет Назара Холодницкого, разгласил данные досудебного следствия о том, что списках «черной кассы» Партии регионов есть [глава избирательного штаба Дональда Трампа] Пол Манафорт. Правда, он забыл сказать, что там еще есть [бывший советник президента Барака Обамы] Грегори Крейг. Когда Холодницкий спросил его, зачем он это сделал, тот ответил, мол, хочет помочь [сопернице Дональда Трампа] Хиллари Клинтон.

Эти откровения главы НАБУ вызвали бурю [негодования] в США. Не знаю как, но американцы получили аудиозапись разговора господина Сытника: он отдыхает с семьей и друзьями и обсуждает, как хотел бы помочь Хиллари. Часть этой аудиозаписи обнародовал депутат Борислав Розенблат. И он же подал мне заявление. Честно говоря, мне было противно брать документ из его рук, потому что не Розенблату бороться с коррупцией в Украине. Но по закону я обязан его рассмотреть, и сейчас дело [о вмешательстве в президентские выборы США] расследует ГБР.

Я эту запись слышал целиком, [она идет] минут 15. Насколько я понимаю, господина Сытника писали без санкции суда. Это значит, что у записи нет юридической силы, и последствий в Украине для него не будет. Хотя два его собеседника подтвердили, что такой разговор был, и узнали свои голоса.

Вот ответ на вопрос, почему госпожа посол [США Мари Йованович] защищает Сытника. Мне это кажется очевидным.

Давайте поговорим о том, как это все выглядит со стороны. Вы критикуете Артема Сытника. Борислав Розенблат, чьи махинации Сытник расследовал, обнародует аудиозапись с голосом Сытника. Как она к нему попала — непонятно. Вы открываете дело о вмешательстве в президентские выборы в США. Выглядит это так, словно вы используете врага НАБУ, чтобы атаковать НАБУ. И вдобавок пытаетесь помочь республиканцам получить компромат на демократов.

Давайте я объясню, как это происходило. [В начале марта 2019 года] когда начался скандал вокруг «Укроборонпрома», меня, Артема Сытника и Назара Холодницкого вызвали на заседания профильных комитетов парламента — «антикоррупционного» и «правоохранительного». Мы выступали по очереди. В конце заседания выступил Розенблат. Оказалось, что он заявляет о совершении преступления. Причем опирался он не просто на запись с голосом, похожим на голос Сытника, а на решение суда [который оценил действия Сытника как вмешательство в выборы президента США].

Вот это было для меня сенсацией. Наши суды, конечно, могут почти все. Но чтобы украинский суд оценил чьи-то действия как вмешательство в выборы в США — это просто вау. Решение суда было за декабрь [2018 года], заседания комитетов — в марте [2019 года], и я об этом ничего не знал. Откуда он взял запись, почему суд вышел с такой квалификацией, почему этим занимался Розенблат — для меня это было сенсацией.

Но есть правовая сторона: я не могу не зарегистрировать заявление, и теперь ГБР расследует дело. У них есть решение суда, есть флешка с аудиозаписью. Они провели обыск там, где отдыхал Сытник. Это охотничье хозяйство, с домиками для отдыха. Думали, что найдут записывающее устройство, а нашли флешку [с записью] полного разговора. Там было три флешки: две пустые и одна с записью. Почему они лежали в шкафу, в домике — не знаю. Опросили хозяев домика. Они подтвердили что Сытник был [у них в гостях]. Сказали, кто приезжал с ним. Те подтвердили [что был такой] разговор.

Все понимают, что запись, которую не санкционировал суд, не может быть доказательством в суде. Но если ее [содержание] подтверждают свидетели — можно использовать. При этом у нас нет статьи УК о вмешательстве в выборы, есть только статья «за превышение служебных полномочий». Но проблема в том, что Артем Сытник вмешался в американские выборы, и американцы на это смотрят совсем по-другому. В США начали расследование. В планах — опросить всех действующих лиц.

Вы дали интервью прореспубликанскому изданию The Hill. А перед этим виделись с адвокатом Дональда Трампа Рудольфом Джулиани. Это как-то связано?

Я знаю господина Джулиани много лет. В рамках форума YES мы с ним встречались в Киеве, потом в США. В конце января [2019 года] я с ним встречался в Нью-Йорке. Он пригласил меня, я взял отпуск, поехал с младшим сыном. Мы провели там три дня, в основном показывал сыну город Большого Яблока. У нас был разговор с Джулиани — он бывший прокурор, его интересовало, как мы боремся с коррупцией.

Он спросил меня о том, как мы сотрудничаем с посольством США. Я честно ответил, что сотрудничество не задалось. Со всеми послами США, которые были раньше, у меня сложились хорошие отношения. Я с уважением отношусь к госпоже послу Мари Йованович как к представителю нашего стратегического союзника, но нормальных личных отношений у нас нет.

Потом он спрашивал о делах [владельца холдинга Burisma Group] Николая Злочевского и Пола Манафорта. Я рассказал то, что в Украине известно всем. Что «дело Злочевского» еще при [генпрокуроре Викторе] Шокине передали в НАБУ, где его успешно закрыли, а у ГПУ остался осколок — отмывание денег и неуплата налогов. Отмывание денег не смогли тогда доказать. Но неуплату налогов доказали, и Злочевский доплатил [в бюджет] рекордную сумму — 180 миллионов гривен. Burisma Group настолько испугалась, что убрала систему работы с фиктивными фирмами и заплатила значительно больше налогов.

Мой интерес к Рудольфу Джулиани очень прост. Мы давно стучим в двери [Министерства юстиции США] и просим помочь нам в деле о хищении семи миллиардов долларов. Есть известное дело, после которого суд провел спецконфискацию на полтора миллиарда [долларов] — это была махинация с внутренним займом. Но есть такая же махинация с внешним займом. Для того чтобы это дело расследовать, нам нужна помощь Минюста США. К сожалению, переписка ничего не дала. Я попросил Джулиани поговорить с [новым] генеральным прокурором США [Биллом Барром]. Он обещал помочь. Потом позвонил и сказал, что их это очень заинтересовало и даже посоветовал юридическую компанию, которая могла бы нас обслуживать. Но чтобы ее нанять, нужно скорректировать украинское законодательство.

После этого, 7 марта [2019 года колумнист The Hill] предложил мне это интервью. Я провел его по скайпу. Все, что я в нем сказал, — правда. Есть уточнение по поводу списка [неприкосновенных коррупционеров], который озвучила госпожа посол Мари Йованович.

Кого она назвала? Кто был в ее списке?

Встреча [с послом] была в ГПУ, за этим столом в январе 2017 года. Она проходила не один на один. Она была не одна, и я был не один. Госпожу Йованович интересовало дело [бывшего заместителя генпрокурора] Виталия Касько [которого прокуратура Киева подозревала в мошенничестве при приватизации жилья]. Дело в том, что господин Касько прописал в служебной квартире маму, которая никогда не выезжала из Львова, — в этом были признаки злоупотребления.

По ее словам, Касько являлся выдающимся антикоррупционным деятелем, а уголовное дело [против него] дискредитировало антикоррупционеров. Я изложил детали [дела] и объяснил, что не могу открывать и закрывать производства по своему желанию. Назвал еще ряд так называемых антикоррупционеров, проходящих по делам. Она сказала, что это недопустимо, мол, подорвет доверие к антикоррупционным активистам. Я взял листочек, записал озвученные фамилии и говорю: «Диктуйте список неприкосновенных персон». Она говорит: «Нет, вы меня неправильно поняли». Я говорю: «Нет, я вас правильно понял; раньше такие списки писали [в Администрации президента] на Банковой, а вы предлагаете новые списки от Танковой». Встреча закончилась. Боюсь, эмоции были не очень хорошие.

Разговор шел не только о Касько? И у вас есть свидетель этого разговора? Он может подтвердить, что разговор был?

Так точно. Это сотрудник прокуратуры. Я спрашивал его, он говорит, что готов подтвердить. Но я не вижу в этом смысла.

Давайте вернемся к вопросу о том, помогали вы республиканцам или нет. Есть известный эпизод с демократом Джо Байденом: он хвастался, что снял генпрокурора Шокина. Республиканские медиа выстраивают следующий нарратив: демократ Байден надавил на украинское правосудие, чтобы закрыли дела против холдинга Burisma Group, где его сын — независимый директор. И тут появляется ваше интервью The Hill, которое подтверждает этот нарратив. Это выглядит так, словно вы помогаете Республиканской партии во время предвыборной кампании в США.

Просьба записать: я никаким кандидатам в президенты США не помогал и не собираюсь. Меня спросили, могу ли я подтвердить, что дело Burisma Group было в ГПУ и его передали в НАБУ? Могу подтвердить. Можете подтвердить, что НАБУ дело закрыло? Могу. Можете подтвердить, что до этого приезжал Джо Байден? Могу. Можете подтвердить, что его сын в правлении Burisma Group? Могу.

Остается вопрос про восприятие истории вокруг уголовных дел против Burisma Group. Потому что год назад появились «пленки Онищенко». Там Онищенко передает просьбу владельца Burisma Group Николая Злочевского «решить вопрос глобально». И голос, похожий на голос Порошенко, говорит, что он подумает. После этого делоо хищении против Burisma Group закрывают, а холдинг доплачивает налоги. Это выглядит так, словно «порешали глобально».

Дело Злочевского по статье о хищениях в особо крупных размерах забрали в НАБУ и закрыли. Я не могу забрать его назад, у меня нет такого права. Вы считаете, что Порошенко порешал с Сытником? Я кое-что знаю про отношения между ним и НАБУ. Он точно не мог заставить их закрыть дело. Я же свою часть дела довел [до конца, и компания доплатила налоги].

Но тут появляется прокурор Константин Кулик. Накануне первого тура выборов он объявляет подозрения людям из окружения президента Порошенко. ГПУ отвечает, что он сделал это с нарушением процедуры. Кулик заявляет, что его преследуют. Он утверждает, что 11 апреля подал вам рапорт о том, что в ход следствия вмешивались Порошенко и сотрудники ГПУ.

Действительно, за два дня до первого тура президентских выборов господин Кулик…

Улетел в Израиль [где живет бизнесмен Игорь Коломойский]?

Нет-нет. Не оттуда ноги растут. Он еще и в Австрии был.

У Фирташа? Он допрашивал Фирташа.

Да, он допрашивал Фирташа. Но там еще есть и другие персонажи... Неважно. В общем, он приходит ко мне за два дня до выборов и кладет информацию по структуре подозрения в деле Сергея Курченко — это 1 200 страниц. Там 2 500 томов.

Это колоссальная братская могила. Там все: полтора миллиарда долларов [спецконфискации], «Черноморнафтогаз» и холдинг UMH, [замглавы правления «Нафтогаза» Сергей] Кацуба и [замглавы правления «Укргаздобычи» Алексей] Тамразов, Михеил Саакашвили и Николай Злочевский. Говорит мне: «Вам текст не понравится». Хорошо, давай смотреть. 1 200 страниц я не могу прочитать, поэтому я смотрю структуру. Переворачиваю страницу, а там написано, что в рамках этого дела уже оглашены подозрения 97 людям, в том числе [бывшему главе Администрации президента Борису] Ложкину, [замглавы Администрации Алексею] Филатову, [бывшей главе НБУ Валерии] Гонтаревой и [управляющему директору ICU Константину] Стеценко.

Я говорю — когда это ты успел? Он говорит — сегодня. Я спрашиваю — а ты их допрашивал? Он говорит — нет, я их вызвал на следующую неделю, а подозрения выслал по почте. Я говорю — Костя, УПК не моя сильная сторона, но даже я знаю, что ты должен человека сначала вызвать, потом еще раз вызвать, и если он уклоняется, то тогда можно по почте. Он говорит — а я уже в реестр занес. Я говорю — послушай, это же нарушение процедуры. Кто у тебя старший группы? [Заместитель генерального прокурора Евгений] Енин. Он должен был назначить прокурора, который вручает подозрение. У него в группе 22 человека. Не могут же 22 человека выписывать подозрения кому хотят. Он тебе поручал это делать? Кулик отвечает, что нет. Я говорю — по процедуре нужно вызвать человека, зачитать ему права и в чем именно его подозревают, вручить подозрение, он расписывается, и после этого прокурор вносит подозрение в реестр. Спрашиваю: ты все это сделал? Он говорит — нет, я считаю, так будет лучше для следствия.

Говорю — ты что, мозгами поехал? Зачем ты все это делаешь за два дня до президентских выборов? Он говорит: может и поехал! Я говорю — есть только один выход: снимай подозрение из реестра как ошибочно внесенное. Он говорит — хорошо, сниму. После этого он исчезает. Звоню ему через час. Костя, снял? Нет, говорит, еще не снял; и вообще, мол, я в городе, потом вам позвоню. И пошел давать интервью.

Евгений Енин как руководитель группы снял подозрения из ЕРДР как ошибочно внесенные. И после этого Кулик вышел на пресс-конференцию, где зачитал рапорт на мое имя о том, что Енин вмешивался в расследование. И не только Енин.

Кулик был у вас на хорошем счету. Вы сами об этом говорили.

Я оцениваю Кулика как эффективного прокурора. Наверное, эта весенняя политическая лихорадка охватила всех. Особенно она обостряется, если навещаешь Израиль и Австрию.

А чем он был так эффективен?

В «деле Курченко» он сделал очень много, чтобы Краматорский суд вынес решение про спецконфискацию. Это же было не одно, а серия из тридцати судебных решений. И она привела к самой большой в мире спецконфискации за последние сто лет. Почему засекреченное? Потому что в решении перечислены фамилии людей и названия компаний, которые мы не хотим раскрывать. Мы хотим идти дальше, за семью миллиардами, которые вывели из страны, предположительно — в США.

Дела по [замглавы правления «Нафтогаза» Сергею] Кацубе и [председателю правления «Нафтогаза» Евгению] Бакулину, Михеилу Саакашвили и Сергею Курченко? Тоже его. И неплохо проведены. Почему на него нашло затмение и он решил в эпизодах [медиахолдинга] UMH и [инвестиционной компании] ICU это сделать с нарушением процедуры? Я не знаю. Будем делать все, чтобы прокурор был прокурором, а не шоуменом.