Яна Монастырского любят за лучшие хот-доги Киева и ненавидят за резкие комментарии в соцсетях. Когда его кафе сгорело, любовь принесла донаты, а за комментарии пришлось ответить — большое интервью

Почти семь лет назад киевлянин Ян Монастырский открыл свой первый киоск с хот-догами Bistro Bistro в центре Киева — у выхода из станции метро «Крещатик», прямо напротив McDonalds. Около двух месяцев Монастырский сам стоял у гриля, готовил хот-доги и общался с гостями. Позже Ян открывал и закрывал новые точки в разных районах города, а в 2017-м открыл небольшое кафе Bistro Bistro на улице Ивана Франко. Его хот-доги ели бизнесмен Гарик Корогодский, ресторатор Савва Либкин, писатель Антон Фридлянд, в кафе к Монастырскому ходили журналисты, волонтеры, музыканты. Седьмого февраля кафе сгорело. В Facebook Монастырский написал: «Взорвалось что-то в холодильнике». Десятки известных людей в соцсетях предложили помочь Монастырскому и скинуться на ремонт. Эту идею поддержали успешные рестораторы, бизнесмен Евгений Черняк, маркетолог Андрей Федорив и многие другие. Были и те, кому флешмоб не понравился. В соцсетях начали постить скрины комментариев Монастырского — о «патриотической п*здоте», Майдане, украинском языке и флешмобе #яНеБоюсьСказати. Оригиналы комментариев не сохранились — Монастырский их удалил. Без контекста можно предположить, что он не любит патриотов, украинский язык и его заводит насилие. Противники Монастырского называют его «ватником» и призывают ни в коем случае не давать ему денег. Спустя четыре дня после пожара Ян Монастырский пришел в редакцию «Бабеля» со своим другом Ярославом Коганом — они знакомы больше 20 лет. Именно Коган первым написал, что Ян не ватник, поддерживал Майдан и возил хот-доги в госпиталь для военных. Главный редактор «Бабеля» Евгений Спирин и журналистка Мария Жартовская поговорили с Монастырским об украинском языке, сепаратизме, патриотах, сексизме и деньгах на новое кафе. Вот что он рассказал.

До 2014 года у тебя был ресторан «Онегин», он закрылся из-за Майдана?

Люди перестали ходить. До 21 ноября 2013 года у нас дела шли неплохо, а потом ресторанам настала жопа. И жопа была до конца 2014-го. Я решил переформатироваться и заняться хот-догами. Сначала хотел делать пиццу, потом очень хотел открыть какао с пончиками, но остановился на хот-догах. Подсматривал у Furgoneta, многому у них научился. Мне вообще всю жизнь нравилась уличная еда ― в восторге от нее.

Твой друг Ярик Коган писал, что ты кормил людей на Майдане. Это так?

Я не афиширую сейчас, что мы носили на Майдан еду. Потому что тогда я к Майдану относился более романтически, чем сейчас. Но [после Майдана] ничего не изменилось. Нет, мы не пошли в Таможенный союз, но к власти пришли люди с теми же целями, что и раньше. Вместо того чтобы заниматься реформами, привести в порядок суды и так далее, Петр Порошенко носился с этим Томосом, чтобы получать голоса.

Ты голосовал за Зеленского?

Меня [в соцсетях] уже назвали «зебилом» и «зелебобом», хотя я никогда не топил за него и в первом туре вообще голосовал за [Петра] Порошенко. На второй тур я не пошел, потому что Порошенко перенял риторику Зеленского, я понял, что это цирк. А когда повесили борды о Путине — это вообще была дичь невероятная.

Ты одним из первых открывал уличную еду. С чего ты взял, что хот-доги со странными начинками зайдут?

Я все делал как в тумане. Не было никакой стратегии. Я их сам попробовал за три дня до запуска. Мне разработал рецепты человек из Furgoneta, он до сих пор со мной.

На первой точке ты долго сам делал хот-доги?

Два месяца. Вторая точка была на Подоле, на Контрактовой [площади]. А в Гидропарк сунулся только для того, чтоб от меня отъ*бались мои компаньоны — один очень любил это место. И я даже занимался этой точкой, но это полная жесть. Напротив нас стоял ларек с хот-догами — с понятными хот-догами, а не вот это вот все. И вот подходит чувак, а у меня тогда был хот-дог с яблочно-луковым чатни, и читает: «Булка, сосиска, яблочно-луковый чатни». И спрашивает, что это. И ты ему начинаешь рассказывать. Он на тебя смотрит, думает: «Да ну вас нах*й», идет в ларек напротив и покупает обычный хот-дог.

Когда ты открыл кафе, которое сгорело?

В 2017 году. Закрылся Крещатик. До него закрылась точка с хот-догами в центре Киева. Ее «Благоустрій» снес — там была незаконная летняя площадка. Не то чтобы я этого не знал, просто надо было подать документы официально, узаконить все, может, что-то кому-то подмазать. А так пришли — все снесли.

У тебя были Крещатик, Эспланадная, Подол, Гидропарк и еще «Невинный бар». То есть пять точек?

Была еще одна — шесть.

И потом ты сконцентрировался на одном кафе, почему?

Не на одном. Летом 2019-го у меня было четыре точки. Но я никого не взял себе в помощь. Упустил момент контроля и все пошло по одному месту. Плюс или минус маленького заведения — финансово ты не можешь позволить себе нанять менеджера, управляющего. Меньше чем за 15—20 косарей ты вменяемого человека не найдешь. А когда все сам и меньше внимания уделяешь персоналу, они расслабляются. Что-то не досматривают — там грязь, там пыль. Люди это замечают.

Словом, кучу усилий приложил, но нигде не заработал. И после 2019 года понял, что не хочу распыляться, что хочу качать [точку на улице Ивана] Франко.

Ты предлагал плевать в хот-доги людям, которые не оставили чаевых?

Это не было предложением. Я согласен, что человек посторонний, который меня не знает, может воспринять это так. Но я из общепита, и у меня свое отношение к чаевым. Началось с того, что чувак во Львове написал официанту на салфетке, что если бы он обслуживал на украинском, то получил бы чаевые. Это перепостил [шоумен Дмитрий] Чекалкин. Я иногда что-то ляпаю — делаю это искренне, но не задумываюсь, что мой пост поймут не так. Мой посыл был о том, что тупенько не оставлять чаевых. Я не жалею, что это написал, но тогда не задумался, что людям очень болят некоторые вещи. В том числе — языковой вопрос.

Ты переписывался с какой-то знакомой в комментариях. И там написал «лишь бы не видеть этих дегенератов ― украиномовных по классике».

Я переписывался с Марьяной Мухой под моим постом. Дегенераты — это те, кто приходят в комментарии с вопросом «чому не державною» и с угрозами. Вот этих всех неадекватов я и назвал дегенератами. Да, можно подумать, что это касается всех украиноязычных, но это же бред. Даже на канале NewsOne их так не называют.

А ты — назвал.

Ну, это же дичь. Я в жизни такого не скажу.

Давай закончим с чаевыми: в Bistro Bistro могут плюнуть в хот-дог, если не оставил чаевые?

Никто не будет плевать. У нас и чаевые редко оставляют — самообслуживание.

Ты написал, что прошли пять лет патриотической п*здоты. Это что вообще?

[Блогер Александр] Барабошко написал пост о парне, которого судили за то, что он в драке зарезал человека. Парень был в молодежном крыле «Свободы», и вся защита строилась на том, что парень —патриот, поэтому его надо отпустить, взять на поруки и все такое. Барабошко написал, что это черт знает что. Дело было после президентских выборов [2019-го] или после выборов в Раду, когда у многих еще пылало от результатов. Я и написал о «патриотической п*здоте». Моя ошибка была в том, что я не написал «псевдопатриотическая», не взял это в кавычки. А все это восприняли так, будто я радуюсь, что скоро тут будет Россия, и будто я против патриотов.

Блогер и волонтер Роман Синицын, еще до пожара, сначала написал пост и осудил тебя за «патриотическую п*здоту», а потом удалил пост. Что случилось?

Как-то я сделал кучу лишних хот-догов — накурился и перепутал даты [доставки]. Написал пост «кому двести хот-догов — выбрасывать жалко». Хот-доги уехали Гарику Корогодскому в [благотворительный фонд] «Жизнелюб». После этого пишет Синицын: «Нужны хот-доги в госпиталь». Я говорю: «Чувак, уже уехали, давай завтра-послезавтра сделаю тебе сколько надо, только пусть кто-то заберет». Не то чтобы я сильно ранимый, но я раз туда возил еду и смотреть на это все не могу.

После этого Синицын вывешивает скрин этого комента [про «патриотическую п*здоту»] у себя [в Facebook]. У него там пятьдесят с чем-то тысяч подписчиков, мол, я в Bistro Bistro больше ни ногой, я так любил, а Монастырский — ватник. И там за сорок минут триста с чем-то комментариев. И 99 процентов комментариев: «Нехай, с*ка, засуне собі в дупу ці сосиски і поїде в Росію».

Я пишу [Синицыну]: «Чувак, что?» А он: «Ты же меня патриотической п*здотой назвал». Я говорю: «Чувак, ты что, не понимаешь контекст поста? Мог бы спросить в личке, мы же знакомы». Синицын говорит: «Хочешь, снесу пост?» Я говорю: «Я ничего не хочу, Рома, делай как знаешь, я с тобой объяснился». Синицын сносит этот пост и пишет новый, его скрины тоже гуляют. Мол, так и так. Ему начинает прилетать: «А тот ватник уже извинился? А что он тебе пообещал?» С Синицыным мы с тех пор не особо общаемся. Но я его уважаю за его борьбу с ментами и его позицию по Кате Гандзюк. Я и сам ментов терпеть не могу.

Когда появилась новость о пожаре в кафе, многие подумали, что тебя подожгли, потому что накануне неслось.

Ну, слушай, камера [наблюдения внутри кафе] не писала. Пацаны говорят, что взорвался холодильник. Пожарные увидели, что очаг возгорания был за холодильником. Там ничего не стояло. Единственное, что есть легковоспламеняющееся, — это канистра с антисептиком. Но канистра стояла в другом углу — в шкафу, по диагонали от холодильника, и она как раз не сгорела.

Есть еще коммент, который тебе забрасывали. «На странице Bistro Bistro я пишу сам, украинский не мой родной, получается что попало. Брать еще одного человека из-за закона считаю бредом». Тем не менее закон есть. В чем проблема вести страницу на украинском?

Так нет уже проблемы — все сгорело. Я до сих считаю, что нет разницы, на каком языке вести коммуникацию. Но сейчас опять начнется про «какаяразница». Один человек говорит на русском, другой на украинском, они друг друга понимают. В нищей стране, где масса других вопросов, поднимать языковой — это чистая политика. А вот эти все сказки, что становление страны начинается со становления языка, взяты откуда? Из начала ХХ века, когда была УНР. Так извините, за сто с небольшим лет мир немного изменился.

О языке есть разные теории. Одна из них: страна, которая напала на Украину, разговаривает на русском языке. Соответственно, все, кто тут разговаривают на русском, так или иначе поддерживают Россию.

Но это же бред. У меня все окружение разговаривает на русском — родители, друзья, все. Это что значит, что они поддерживают политику России по отношению к Украине? Нет, конечно. Как я могу поддерживать страну, которая Крым забрала и развязала войну на Донбассе? Крым я любил, правда, в мае и октябре, когда там нет людей.

А Крым, кстати, чей, Яша?

По бумагам и по понятиям — украинский. По факту — российский, это же очевидно.

Пишут, что ты заставляешь свой персонал обслуживать людей на русском языке.

Никого я не заставляю. Все, что я заставляю их, — убирать в кафе. Мои работники, да и я, переходили на украинский еще до языкового закона. Я люблю разговаривать на украинском, люблю говорить с носителями языка. Но я не могу говорить без ошибок и меня трусит от моего суржика, потому говорю на русском.

После открытия ты будешь вести страницы кафе на украинском?

Я уже это делаю. Если есть закон, его надо соблюдать.

О том, что ты сепар, мы поговорили. Давай поговорим о том, что ты женоненавистник. «Спасибо, подрочил» ― о чем это?

Был флешмоб #яНеБоюсьСказати. Я ничего не писал и не комментировал. Потом один чувак написал, что из всех этих историй фейсбучных барышень сценаристы канала СТБ могли бы сделать несколько классных чернушных шоу. Ну, я возьми и напиши комментарий: «От некоторых историй я даже возбудился». Я признаю, что для девушек или женщин, которые пережили насилие, этот комментарий может быть обидным. Я согласен. Но с другой стороны — ну, это просто чернушный юмор. Не всерьез. Комментарий провисел 20 минут.

Я жопой почувствовал, что что-то не то, удалил и забыл. А потом Оксана Павленко, главная феминистка в Facebook, написала, что я сексист, хотя комментарий не был сексистским. Вот если бы я выставил на страничке Bistro Bistro какую-то барышню с сосиской во рту и подписал «хорошо входит» — тогда это сексизм. Никогда таким не занимался, хотя предлагали кучу раз.

Масса девушек отказалась у меня есть. Я очень переживал, потому что девушки — большая часть аудитории странички кафе в Facebook. Потом меня попустило. Я написал Павленко, что это была шутка, никакого сексизма.

А теперь замглавреда Kyiv Post Ольга Руденко написала комментарий, что во время #яНеБоюсьСказати я написал: «Спасибо, подрочил». Но это откровенное вранье. Хочу с ней поговорить. Она в личке не отвечает.

А что ты ей написал?

Что она дура. И объяснил, почему я считаю ее дурой. И что если она извинится, я готов извиниться за дуру. Но она не думает извиняться. Я со всей ответственностью заявляю, что поста или комментария «спасибо, подрочил» я не писал. Был комментарий «от некоторых историй возбудился». И еще раз признаю, что это был обидный и глупый комментарий.

Ты очень резко комментируешь темы, которые могут и будут восприняты неоднозначно. Зачем?

Потому что это острые темы и всегда есть тот, кто с ними перегибает. Например, «чому не державною». Ну, нельзя людей гнобить за такое. Почему тот, кто разговаривает на украинском, — больший патриот, чем тот, кто разговаривает на русском? Например, возьмем меня. Я вкусно кормлю людей, значит, я уже что-то для города и страны делаю хорошее, приношу пользу. Если человек поел, он в хорошем настроении, пошел работать вдохновленный. Поэтому меня задевают темы о том, кто больший патриот.

С одной стороны, ты говоришь, что тебя бесят перегибы, а с другой — сам же перегибаешь в комментариях. Взять хотя бы «патриотическую п*здоту».

Я перегибаю, но я делаю это по глупости. Не поставил кавычки.

Люди пишут, ты радовался разгону Майдана.

Очень радовался, но того, который был в августе 2014-го, а не зимой. За коммент о Майдане оправдываться не буду. Я понимаю, что летом 2014-го на Майдане могли остаться люди, которые стояли там по убеждениям, но основная масса к тому времени была «шо попало». Вот эти люди дискредитировали настоящий Майдан.

Я открыл ларек в июне и наблюдал там дикие вещи. Я написал пост с фразой «Крещатик постмайданного п*здеца». Меня за это заклевали, но в это же время по Крещатику ходили люди в камуфляже, требовали деньги с тех, кто торгует. Ко мне тоже приходили, говорили, что я должен платить. Там была «алкосотня». Я разделяю Майдан на до марта и то, что было потом.

История с пожаром как-то повлияет на тебя и на бизнес? Уже было много призывов тебя еще раз сжечь.

Я думаю, это просто призывы. Вот была история с кофейником, который издевался над языком, к нему пришли. Но он очень некрасиво поступил — нельзя издеваться над языком. Я над языком не издеваюсь, я не украинофоб. В чем мое украинофобство? В том, что я хочу говорить на русском? Так я просто не хочу, чтоб меня заставляли что-то делать. А украинский язык ― это кайф. Он для меня в топе: украинский, испанский и иврит.

Еще на тебя хотели натравить налоговую, чтобы ты заплатил за все донаты.

Пусть натравят. Я заплачу налоги.

Много людей скинулись?

Да.

Денег много пожертвовали?

Не скажу. Очень много людей скинулись, сумму собрали ― на ремонт хватит. Это сотни тысяч гривен.

На целый ресторан хватит?

Нет. Хватит на ремонт. Сначала я приведу помещение в порядок, потом сделаю ремонт. Конечно, я хочу большой ресторан, но у меня не хватит денег и нет концепции. Чтоб ее сделать, нужно месяцев пять. А пропадать с рынка на пять месяцев — это не очень хорошо. Чтобы найти деньги на ресторан, нужен инвестор, а ему нужна четкая концепция. Так что пока я открою Bistro Bistro и параллельно буду думать над рестораном.

Когда сможешь открыться?

Завтра [12 февраля] приедут специалисты по уборке после пожара, и будет понятно. Нужно все отмыть и убрать запах. Надеюсь открыться до середины апреля.

Тебе многие писали, что ты козел и не сделал страховку. Почему не застраховал кафе?

Потому что козел. Признаю свою ошибку. Теперь я сделаю страховку, причем стоит она недорого.

Если что-то останется из донатов, которые тебе скинули, пустишь их на ресторан?

Нет. Я их отдам на благотворительность. Гарику Корогодскому или «Куражу».

Какой самый маленький и самый большой донаты?

Маленький — 5 гривен, самый большой — 10 тысяч гривен. Сейчас банк уже заблокировал переводы — у них есть лимит, донаты больше не падают. Ты не поверишь, кто скинул донат.

Кто?

Да, прямо неожиданный!

[Ресторатор Дмитрий] Борисов?

Да.

Двадцать девять гривен тебе перебросил?

Нет, 2 500 гривен, но дело не в сумме, а в поступке. Я написал ему в личные сообщения.

Какое-то время ты его целенаправленно подхейчивал за формат «все по 29 гривен»?

Он первый напал ― написал, что у меня 500-процентная наценка. До этого у нас был устный договор о ненападении. Я вообще ничего не писал. Но после поста о 500 процентах, какой-то испорченной кукурузе с майонезом я тоже начал. Тем не менее я признаю: Борисов — гениальный бизнесмен. Он очень тонко чувствует рынок, делает красивую картинку.

Никто не ожидал, что после пожара тебя поддержит столько людей…

Я точно не ожидал. Я понимал, что меня любят люди за вкусную еду, юмор, который иногда вылезает боком, но не ожидал такой поддержки. Около пяти-шести часов вечера [в день пожара] посты опубликовали Алексей Карпов и Ярослав Коган. С этого вечера и где-то сутки у меня стоял ком в горле. У меня даже сейчас ком в горле от сообщений поддержки. От некоторых слезы накатывались на глаза. Так что теперь нельзя обосраться — нужно открыться.

Ты будешь вводить какую-то специальную позицию в меню? Хот-дог «Погорелец», например…

Может, какой-то копченый соус. Я подумаю, как отблагодарить тех, кто перечислил деньги.

Люстру из Mafia повесишь?

Я благодарен Тарасу Середюку за сумму, которую он отправил, там почти девять тысяч гривен, но люстру не повешу.

Ты говорил, что во время карантина дела шли неплохо, даже повысил ребятам зарплату.

Сглазил кто-то, наверное. Нет, не повысил, у них всегда процент от продаж был — он стал выше. Так получилось, что во время карантина я зарабатывал, потому что хот-доги — продукт, заточенный на доставку.

Есть понятие «гастросрачей», но тебя поддержали многие рестораторы — Игорь Сухомлин, Тарас Середюк, Дима Борисов, Алексей Карпов. То есть сообщество существует?

Украинцы срутся по каким-то мелочам, я посты писал по этому поводу. Но вспомни снегопад 2013 года: все друг другу помогали, мне помогали, я помогал. Если какая-то беда, все объединяются. Тот же Майдан, когда люди искренне вышли на протест.