Человечество считает симметрию особенно красивой, и этому есть объяснение — отрывок из книги Загмайстера и Волш «Красота»

В погоне за функциональностью мы теряем нечто очень важное, нечто сугубо человеческое, считают Стефан Загмайстер и Джессика Уолш. Созерцая красоту, люди переживают положительные эмоции и меняют поведение. Хотя представления о красоте в истории менялись, оказывается, определенные формы, оттенки цветов и их сочетания нравятся людям чаще, чем другие, — даже если эти люди живут в разных странах. На основе проведенных исследований и собственного опыта, авторы сделали подборку красивого — зданий, мебели, книг, одежды, посуды, нарисованных или созданных компьютерными инструментами изображений и фото. «Бабель» публикует отрывок из книги «Красота» с разрешения издательства ARTHUSS.

Красота играла значимую роль на каждом изгибе спирали истории. Еще до того, как формально стать людьми — то есть сформироваться как семейство гомо сапиенс, — мы уже принимали решения, вдохновляясь эстетическими соображениями. И с тех пор культура человечества олицетворяла красоту — в Шумере и Ассирии, Греции и Римской империи, и вплоть до конца XIX века. А потом XX век выбросил красоту в угоду функциональности.

Красивые орудия

Первым орудием был каменный топор. Он появился более миллиона лет назад, и многочисленные экземпляры древних топоров были найдены в Азии, Европе, Африке, Северной и Южной Америках. Еще не было у нас выразительной речи, да и в представителей человеческого рода мы еще не полностью эволюционировали (гомо сапиенс появились лишь двести тысяч лет назад), — но топор уже имели.

И, как ни странно, много каменных топоров были идеально симметричными. С точки зрения функциональности это бессмыслица: саблезубого тигра можно убить и асимметричным остроконечным камнем. Философ Деннис Даттон убежден, что человек создавал симметричные топоры из эстетических соображений — просто для услады глаз. Даттон отмечает, что, кроме топоров, археологи нашли шестиметровые симметричные камни, которые не имели очевидной практической ценности: их нельзя поднять, применить как орудие труда, да и вообще сделать с ними хоть что-то.

Вероятно, наши предки просто хотели поразить с их помощью кого-то — например, будущую спутницу жизни: «Взгляни, это я сделал!» Человечество считает симметрию особенно красивой, и этому есть объяснение. Чтобы выжить, наши предки должны были определять симметричную повторяемость (и нарушение такой повторяемости) в окружающей среде. Например, обнаружение засады хищника или поиск съедобного фрукта требовали осложненной способности узнавать такие образцы в своей среде. В 1871 году во время лекции «О симметрии» физик и философ Эрнст Мах предположил наличие связи между выживанием первобытных людей, которые ловко узнавали симметричную повторяемость, и тем, как современники воспринимают симметричную повторяемость — как один из основных структурных элементов всего орнамента.

Как-то Платон и Сократ вели диалог в баре

Древние греки преклонялись перед красотой больше, чем все другие общества до и после них. Небезосновательно самым авторитетным мнением того времени стали рассуждения Сократа в «Диалогах» Платона, где красота названа высшей ценностью наравне с истиной и справедливостью. В «Диалогах» Платон устами Сократа утверждает, что красивое является добродетельным. Все, что добродетельное, — красивое, а все красивое — добродетельное. Далее Платон отождествляет красоту с истиной, а истину с красотой. Последующие поколения в различных дисциплинах разрабатывали теории, чтобы дать с их помощью определение красоте. Историки искусства дискутировали относительно дефиниций, кое-кто выдвигал грандиозные гипотезы о присущих всем красивым творениям объективных и фундаментальных принципах, таких как пропорции, симметрия и гармония.

Рассказчик мифов Гомер представляет Гармонию ребенком Ареса, бога войны, и Афродиты, богини любви (которая была в браке с другим богом). Дитя страсти двух совершенно разных, даже противоположных фигур, Гармония олицетворяла убеждение, что «создать гармоничное означает совместить отличные вещи в функциональное целое».

Свет также играл огромную роль в исламских и европейских искусствах и стилях архитектуры, опираясь на древнюю веру в солнце как в бога. Свет величайшим способом показывает себя в Готических соборах, где струится сквозь цветное стекло окон, и в выдающихся произведениях голландской живописи Золотого века.

Красота в искусстве и архитектуре

Несколько исторических эпох выделяются тем, что почитали красоту — в контексте ее создания и значения. Египтяне и греки считали красоту основой возведения зданий и скульптур, впрочем, греки пошли дальше — разработали философию красоты (идеи Платона остаются авторитетными и сегодня). Римляне позаимствовали и развили много таких идей, применяя их в живописных портретах, фресках и новейших строительных материалах, например, бетоне. Римский архитектор Витрувий писал, что гармоничная архитектура должна сочетать такие элементы: системность, расположение, пропорциональность, симметрия, оформление и дистрибуция (польза).

В Средневековье красота приобрела наиболее одухотворенную форму в готических соборах. В возведенных религиозных сооружениях воплощалось древнее представление о красоте как категории, более совершенной, чем человеческое естество, — духовном идеале, вероисповедании, олицетворении Бога. Эпоха Ренессанса несколько поколебала чашу весов и утвердила как творца красоты гений художника — например, Леонардо да Винчи и Микеланджело. Однако гении — тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Существует предание, что когда скульптуру «Пьета» («Оплакивание Христа») установили в Римском соборе святого Петра, ее автор Микеланджело случайно подслушал разговор, в котором восхваляли красоту произведения, а на вопрос, кто автор скульптуры, прозвучал ответ: «Да какой-то миланец». Флорентиец Микеланджело так расстроился, что украдкой, ночью пробрался в собор и вырезал на ленте, опоясывающей одежды Богоматери, слова Michaela[n]gelus Bonarotus Florentin[us] Facieba[t] («Вырезал Микеланджело Буонарроти, флорентиец»).

Стефану из творений да Винчи больше всего пришлась по душе не «Мона Лиза», а менее известная «Дама с горностаем», которая ныне украшает отдельный экспозиционный зал в Национальном музее Кракова в Польше. Стефан любовался произведением в прошлом году, и хотя величественную красоту «Дамы» стоит увидеть собственными глазами, поданная здесь репродукция весьма удачно и полно передает ощущение непревзойденного мастерства. Непосредственная приближенность красоты Чечилии Галлерани и странной зверюшки на ее руках, контрастность выражений лица Галлерани и мордочки горностая — все вырисовано сфумато, авторской техникой художника, которая смягчает контуры поволокой полупрозрачной глазури, и слито в прекрасную целостность.

Если мы уже затронули тему красоты в живописи, вспомним еще одного нашего любимца — это «Святой Франциск в пустыне» из Музея «Коллекция Фрика» в Нью-Йорке. Среди признанных всем миром и канонически непревзойденных произведений Рембрандта, Вермеера и Тициана шедевр Джованни Беллини держится особняком, хотя вызывает не меньший восторг. На картине изображен святой в религиозном экстазе, окруженный символическим пейзажем. Палитра, которую использовал Беллини, и созданная атмосфера направлены на провозглашение величия Творца.

К слову, если посетите «Коллекцию Фрика» — не забудьте полюбоваться шедевром Жана-Огюста-Доминика Энгра, написанным через четыреста лет после творения Беллини: портрет Луизы де Брольи «Графиня дʼОссонвиль». Тон цвета платья графини, которую нарисовал Энгр — это тот самый оттенок синего, который во время нашего Instagram-исследования путем голосования был выбран самым красивым.

Красотомания XIX века

Это была настоящая одержимость. Господствовала идея: настоящую красоту может воплотить только искусство, поэтому, соответственно, его единственная миссия — созидание красоты. Артисты наподобие немецкого художника Ансельма Фейербаха посвящали свои таланты осуществлению этой миссии. Философ, член Группы Блумсбери Дж. Э. Мур, идеями которого восхищались другие блумсберийцы, в частности Т. С. Элиот и Вирджиния Вульф, поддерживал взгляд древних греков на красоту как на моральную добродетель.

Тем временем, французский прозаик и критик Теофиль Готье был уверен, что полезное не может быть красивым: функциональность искажает красоту. Он задавал вопросы «Какая комната самая полезная в доме?» — и приходил к выводу, что это ванная комната с туалетом, а к ним вряд ли можно применить концепцию красоты.

Поэты тоже воспевали красоту, о чем ярче всего свидетельствует поэма Джона Китса «Эндимион»:

Прекрасное пленяет навсегда.

К нему не остываешь. Никогда

Не впасть ему в ничтожество. Все снова

Нас будет влечь к испытанному крову

С готовым ложем и здоровым сном.

Девятнадцатый век показал расцвет боз-ар (beaux arts) (на немецком die schoenen Kuenste). «Изящные искусства», а именно живопись, скульптуру, музыку, поэзию, танец, архитектуру и риторику, четко отделяли от «свободных искусств (artes liberales)» (наук) и «механических искусств (artes vulgares)» (ремесел).

Применяемая ранее практика репродуцирования природных и исторических образцов вновь вошла в моду как стратегия достижения красоты. Как отметил в XVIII веке историк искусства Иоганн Иоахим Винкельман в труде под названием «Размышления о подражании древнегреческим шедеврам в живописи и скульптуре», наш единственный способ добиться неповторимости — это повторять.

Художники XIX века создавали точные копии греческих скульптур из белого мрамора, не зная, что оригиналы были разрисованы яркими цветами. Такое игнорирование цвета и, как следствие, дальнейшее возвышение белого может считаться одной из причин почти полного отсутствия цвета в модернизме — страха перед цветом (хроматофобия) и рефлексивного выбора белого или черного.