«Возможно, кто-то обиделся на слово «жид». Писатель Василий Шкляр — об экранизации «Черного Ворона», азовцах, разведении войск и культуре
- Автор:
- Роксана Рублевская
- Дата:
Игорь Ефимов / «Бабель»
Пятого декабря в украинский прокат выходит историческая драма «Черный Ворон», снятая по мотивам одноименного романа Василия Шкляра. Это история о жизни и любви холодноярского атамана, который боролся против большевиков в 1920-х. «Черного Ворона» хотели экранизировать еще в 2011 году: книга сразу стала бестселлером, а в 2017-м ее тираж преодолел отметку в 300 тысяч экземпляров. Предложение стать режиссером ленты принял польский кинематографист Ежи Гофман, но впоследствии отказался, назвав ее националистической и ксенофобской. В 2018 году «1+1 production» и режиссер Тарас Ткаченко начали съемки фильма. В сентябре 2019 года «Черный Ворон» победил в девятом конкурсном отборе Госкино и получил пять миллионов гривен из 20 миллионов общего бюджета. Накануне премьеры theБабель пообщался с писателем Василием Шкляром о национализме, последователях Черного Ворона среди бойцов, политике и украинской книге.
В чем успех романа «Черный Ворон»?
Я неплохо его написал. У нас есть немало книг на тему украинской освободительной борьбы, но почему-то именно «Черный Ворон» постоянно находится в поле внимания. Говорю не только о своих поклонниках, но и о тех, кому успех романа до сих пор не дает спать. «Тонкие критики», как называет их известный писатель Виктор Ерофеев, утверждали, что книге не хватает психологизма. Другие эксперты говорят, что это гиперпсихологический роман, ибо он не только исследует внутренний мир героев, но и меняет психологию читателей. «Черный Ворон» вышел за пределы литературы и стал объектом политики. Он открыл широкой публике неизвестную страницу истории — рассказал о повстанческом движении в центре Украины, которое многие трактовали как гражданскую войну или бандитизм. Эти события упорно замалчивали и стирали из нашей памяти, мол, такого не было и не могло быть!
Кто и с какой целью замалчивал?
Ну кто же! Конечно, московско-большевистская власть. Ее идеологи на протяжении почти столетия лепили из оккупантов героев, а всех борцов за свободу Украины клеймили как бандитов. Они навязывали нам мнение, что якобы советскую власть встретили в Центральной и Восточной Украине с хлебом-солью. Эту ложь настолько глубоко втерли в мозги людей, что даже некоторые историки называют Украинскую революцию 1917—1921 годов гражданской войной. А повстанческое движение, сотрясавшее Украину на протяжении 20-х годов, нарекли разгулом бандитизма. Цель здесь понятна — предать забвению саму идею украинского самостийничества. Последствия той пропаганды ощущаются и сегодня.
Не выглядит ли главный герой «Черного Ворона» несколько архаично в глазах современной публики?
Как атаман может выглядеть архаично, если его борьба продолжается и сегодня? Он ее не завершил. Он оставил после себя цель, которую подхватили следующие поколения. Сейчас на востоке страны хорошо видна эта преемственность: 93-я бригада называется «Холодный Яр»; танковый батальон полка «Азов» именуется «Холодный Яр»; в составе батальона «Айдар» разведывательное спецподразделение тоже имеет честь называться «Холодным Яром». И не только в этих частях вы можете увидеть холодноярский боевой флаг, под которым воевал атаман Черный Ворон. На черном полотнище надпись: «Свобода Украины или смерть». Под этим лозунгом Черный Ворон и теперь воюет. Мой герой пришел к украинцам в момент глубокого уныния, апатии, во времена каденции Януковича. А позже он стал одним из самых мощных призывов к Революции достоинства.
Имеет ли Черный Ворон последователей среди современных украинских героев?
Таких ребят много. Еще на Майдане некоторые из них брали себе в позывные псевдонимы повстанцев. Герой Небесной Сотни Василий Моисей сразу сказал, чтобы его называли «Черный Ворон». Ему сказали, что позывной — это всегда одно слово. Тогда Василий ответил, что пусть будет «Крук». Ведь крук — это и есть черный ворон на украинском. Самый молодой командир «Азова» взял себе позывной «Грызло» — по фамилии еще одного известного холодноярского атамана Семена Грызло. Буквально вчера мне звонил из Золотого воин, который называет себя «Холодный Яр». Послушайте, говорит, как с той стороны стреляют. Но сейчас я не стану поименно называть наших бойцов, которые достойны сравниться с атаманом. Неуместно это делать, пока продолжается война. Мы должны сначала победить. Второе название романа — «Залишенець». Это тот, кто воюет до конца, несмотря на поражения и неудачи. Это как самурай: даже когда его армия проигрывает, он продолжает свою личную войну.
То есть в основном эти последователи — бойцы из полка «Азов», почетным членом которого вы являетесь. Что вас связывает с азовцами?
Не только из полка «Азов». Я постоянно общаюсь с азовцами, у нас общие взгляды, у меня много близких людей среди них. Некоторых я знал еще до Майдана. Затем, в начале войны они появились на востоке как «черные человечки». Это были бойцы, к которым я поехал в начале войны под Мариуполь. Они, кстати, тоже встретили меня с холодноярским флагом. Но я ездил не только к ним. Вблизи видел Широкино, Лебединское, Павлополь, Водяное, Карловку, Марьинку, Красногоровку. Был на «нуле», откуда видно врага. Много общался с добровольцами, кадровиками и с высшим офицерским составом. Сейчас держу с ними телефонную связь.
Что они говорят о разведении войск?
Подавляющее большинство негативно относится к отступлению. Даже кадровые офицеры этого не воспринимают. Но я опять-таки не буду называть имена, потому что им не велено высказывать мнения, которые противоречат официальной позиции власти.
А каково ваше личное мнение по этому поводу?
Я тоже вижу в этом признаки капитуляции. Мы уже знаем цену московским обещаниям и «зеленым коридорам». Там и сейчас гибнут наши бойцы, поэтому моя позиция категорична.
Американские конгрессмены хотят включить «Азов» в список террористических организаций. Насколько это обоснованно?
Какая террористическая организация, я вас прошу. «Азов» давно вошел в Национальную гвардию Украины. Это одно из самых мобильных и самых успешных специальных военных подразделений. Но он почему-то стал определенной картой в американских политических играх. Кому-то очень хочется демонизировать Украину и, в частности, ее Вооруженные силы.
Почему?
Причин несколько. Среди них — не очень уж и стараться оказывать Украине военную поддержку, умыть руки от своих Будапештских обязательств, прижать Трампа угрозой импичмента, ведь он причастен к Украине на уровне избирательного скандала. Почему «Азов»? Ну громкое, видите ли, название, но обвинять его не в чем.
Идеологи «Азова» не скрывают своей радикальности...
Только некоторые еще до сих пор не понимают, что национализм, который исповедуют азовцы, давно в крови у всех западных политиков. Это слово у нас путают с такими понятиями, как экстремизм и фашизм. А это совсем не так. Украинский национализм более гуманный и принципиальный, чем европейский либерализм.
Вернемся к «Черному Ворону». Можно ли отождествлять фильм с книгой?
Ни в коем случае. Это произведения совсем разных видов искусств. Невозможно исторический роман вместить в двухчасовое экранное зрелище. Фильм требует последовательного развития событий, а следовательно, здесь неизбежны потери многих сюжетных линий и персонажей. С самого начала я знал, что этих жертв не избежать, поэтому и не хотел писать сценарий. Это слишком болезненный процесс для автора.
Но вы не стояли в стороне и вносили свои коррективы в сценарий...
Я немного правил диалоги, пытался внести коррективы в отдельные эпизоды, но большинство моих предложений «не помещались» в бюджет фильма. Например, я предлагал совсем другой финал. Не хочу спойлерить, но скажу, что он связан с церковной колокольней, и мне отказали из-за нехватки средств. Кроме финансирования, нас ограничили во времени. Если тебе государство выделяет деньги на кино, а ты их вовремя не освоил из-за погодных условий или затяжного подготовительного периода, их забирают. У «Черного Ворона» забрали несколько миллионов, потом их снова пришлось искать. Государственные средства — это не только помощь, это еще и тиски, которые зажимают кинематографистов в рамки, толкают режиссера в спину. Хотя Тарас Ткаченко, как мне кажется, вышел из этого положения достойно. Он амбициозный и талантливый художник. Если он что-то задумал, то не берись его разубеждать. Он согласится, покивает головой, но сделает по-своему. И это его право. Автором фильма является режиссер, а не писатель.
То есть вы довольны финальным результатом сотрудничества с Тарасом Ткаченко?
Да. Это один из лучших современных режиссеров. Надеюсь, что «Черный Ворон» не последняя наша работа.
Книгу критиковали за то, что в ней унижают представителей других национальностей, в частности русских, еврее, китайцев. Политик Александр Фельдман и издатель Александр Красовицкий обвиняли вас в антисемитизме и ксенофобии. Как вы можете это прокомментировать?
Это бред. Я показывал врагов глазами моих героев. Те, кто знал о жестоких реалиях национально-освободительной войны, с удивлением отнеслись к таким обвинениям. Прилизывать исторический роман с точки зрения толерантности XXI века означает презирать истину. Возможно, кто-то обиделся на слово «жид» или «жидо-московская коммуна». Но это же слова той эпохи, в лексиконе тогдашних людей им не было заменителей. Как и слову «кацап». У Петлюры было Министерство жидовских дел, и никто на это не обижался. Негативную коннотацию слову «жид» придали те же москали: «Бей жидов — спасай Россию». У всех славян, которые не попали в московское рабство, оно сохранилось и по сей день. У нас же в 1927 году НАРКОМОС вынес постановление, чтобы запретить слова «жид», «хохол» и «кацап». И я думаю, моих критиков больше всего зацепили даже не эти слова, а то, что я написал о московской оккупации и о сопротивлении этой оккупации. Кстати, мне говорили, что когда Игорь Коломойский, с которым связывают ваше издание, читал «Черного Ворона», антисемитизма он там не увидел. А еще он говорил, что если бы не украинские националисты, то Украины как государства вообще не было бы.
В беседе с Яниной Соколовой вы сказали, что симпатизируете Игорю Коломойскому. Это не он, кстати, нашел деньги, которых вам не хватало на экранизацию?
В начале войны, особенно во время «битвы за Днепр», Коломойскому все симпатизировали. Что ни говори, а его вклад в то, что остановили «русский мир», трудно преуменьшить. Нет, средства нашли другие мои поклонники, которые умеют держать слово. К тому же «Черный Ворон» победил в питчинге Госкино. Если же говорить о вкладе кинокомпании «1+1», то это ее собственные риски. Ведь на кино можно не только потратить, но и заработать. Если же вы намекаете на заявление, которое Коломойский сделал недавно в отношении дружбы с Россией, для меня оно является категорически неприемлемым. Понятно, что это был эпатаж, черный юмор, но он выплеснулся через край.
Почему писатель в Украине — это больше, чем литератор, он обязательно занимает какую-то политическую позицию. Достаточно вспомнить хотя бы первый состав ВР, куда входили Драч и Павлычко. Почему писатели идут во власть и становятся в итоге рупором какой-то политической силы?
В идеале любой художник должен заниматься только искусством. Но не в наших условиях. Украинские писатели всегда были более чувствительными к угрозам национальной культуре, языку, духовности. За неимением профессиональных патриотических политиков они шли в Верховную Раду или активно занимались общественной деятельностью. Видите ли, мы и теперь не можем оставаться в стороне. Писателей часто приглашают различные политические силы в партии или избирательные списки. Хотя я уже убедился, что должность нормального писателя значительнее должности депутата или берите даже выше.
Тогда почему вы входили в партию УКРОП?
Я был близок к УКРОПу с 2014 года, то есть с начала войны, когда в него входили бойцы, волонтеры, ребята, которых я очень уважаю. Скажем, Евгений Терехов («Титановый Джексон») или Николай Колесник. Меня всегда интересовали люди с востока, с юга Украины, которые наконец потянулись к украинскому миру. В националистической партии мне некого убеждать. А вот когда я видел, как украинскость входила в плоть и кровь днепропетровцев, одесситов, запорожцев, меня это очень радовало. Эти ребята и попросили меня стать рядом с ними. Кто бы отказал? И я никогда не был функционером, это не мое. Меня всегда интересовали люди.
В УКРОПе было два крыла: Филатова—Корбана и Коломойского. Какое поддерживали вы?
Впервые слышу про какие-то два крыла. Я поддерживал только правильные шаги и инициативы УКРОПа. Скажем, блокирование торговли с Россией, акцию «Переходи на украинский», поддержку добровольцев.
Удивительно, что на выборах вы не поддержали ни Порошенко, ни Зеленского, почему?
Оказался в положении, которое можно назвать цугцвангом. Я всегда голосовал за националистов, ибо уверен, что надо голосовать не за людей, а за идеологию. Люди меняются, разочаровывают, а идеология — величина постоянная. Я отдал голос Объединенным националистическим силам, а на президентских выборах не поддержал ни одного кандидата.
Не кажется ли вам, что националистическая составляющая в вашей общественной деятельности и творчестве — это то самое навязывание идеологии, которое ничем не отличается от пропаганды?
Нет. Я пишу сугубо художественные произведения и, как уже говорил, в слово национализм всегда вкладывал его позитивный, современный, всем понятный смысл — искреннюю любовь к своей стране и право защищать ее от оккупантов. Я пишу о свободе без пропагандистских акцентов. Вы сами видите, что выходит много книг об УПА, Шухевиче, Бандере, но они не продаются тиражами в 300 тысяч экземпляров, как «Черный Ворон». Очевидно, речь идет не о националистической составляющей, а о секретах рассказчика. Хорошая книжка — это сильная драматическая история, основанная на реальных фактах и переданая через яркие волевые характеры, которым хочется подражать. Мой герой — сильный украинец с психологией победителя. Он меняет мир.
Вы говорили, что только сейчас украинская книга наконец «отвоевала» свои позиции. Но в условиях, когда в Украину запретили ввозить книги крупнейших российских издательств, можно ли считать эту победу неоспоримой?
Во-первых, на полках наших магазинов российских изданий все равно полно. Но украинская книга заняла господствующее место, и это заслуженная многолетняя победа. Этот вывод я делаю хотя бы из рейтинга продаж издательства «Клуб семейного досуга», в котором издаюсь. Тот самый Коэльо, Кинг, Браун — теперь они не на первом месте. Думаю, русская книга отходит естественно. Украинцы наконец потянулись к своему, потому что хотят знать правдивую историю, которую им всегда писали оккупанты. Люди хотят читать в первую очередь о себе.
А чем тогда украинская книга может заинтересовать мирового читателя? Возможно, проблема ее невостребованности в мире именно в локальной проблематике и излишней политизированности?
У нас издаются книги на все вкусы. Проблема в том, что на протяжении веков мы были безгосударственной нацией. У нас до сих пор нет своих опытных промоутеров и переводчиков на Западе. Когда Украина станет сильным государством, выстроит наконец понятную культурную политику и будет продвигать свое национальное искусство в мире, положение изменится.
А пока министр экономики Тимофей Милованов не советует читать книжки...
Нам остается бороться за свое место под европейским солнцем самостоятельно. Кое-что нам и здесь удается. А что касается министра, то не знаю, что тут сказать. Мне кажется, что убеждать таких людей в обратном не стоит. Тем более, что это министр экономики, а не культуры.
Что нужно сделать, чтобы построить государственную культурную политику в Украине?
Думать, кого выбираем. Когда урезают бюджетные деньги на культуру во время войны, надо спрашивать: «А за что же мы тогда воюем?» Когда урезают расходы на культуру из-за трудного экономического положения, надо спрашивать: «А для чего же тогда нам эта экономика?» Когда уменьшают государственное финансирование на поддержку украинской книги из-за недостатка средств на высокую зарплату министрам и депутатам, общество должно спросить: «А зачем нам эти министры и эти депутаты?» И действительно, зачем?