Журналист theБабеля Евгений Спирин написал и презентовал книгу о 5 годах работы в морге. Вот ее первая глава, которую еще никто не читал

В издательстве «Люта справа» вышла книга журналиста theБабеля Евгения Спирина «МОРГ. Истории луганского санитара». Он работал в луганском морге с 2009 по 2014 год. В его обязанности входило выезжать на места смертей и убийств, он зашивал трупы после вскрытия и пилил черепа перед ним. Все это время он записывал смешные и страшные истории, которые видел. Книга состоит из трех частей: работа в морге, работа в отделении перевозки трупов и период, когда в Луганск пришла война. Герои книги — это трупы, врачи, милиционеры, прокуроры и, конечно, санитары. Они даже во время обстрелов продолжали выполнять свою работу и собирали трупы по городу. Некоторые из них пережили этот ад, а некоторые умерли вместе с Луганском. Публикуем отрывок из новой книги, которую можно будет заказать в ближайшее время на сайте издательства.

Глава 1: Михалыч

Главной достопримечательностью морга был Михалыч по имени Александр. Все боялись этого человека до такой степени, что стоило ему войти в кабинет или секционку, работники сразу опускали глаза и оправдывались: «Михалыч, ну это не мы», — даже, если он никого не упрекал.

Михалыч был начальником нашего морга. Самодержец со скипетром и державой, в смысле со скальпелем и формалином. Хранитель спирта, распорядитель трудодней и отпусков, властитель левака и халтуры, каратель пьяных, покровитель царства мертвых — все это и многое другое о нем, многоликом демиурге, имя которому Михалыч.

Начальником он был всегда — со дня основания патологоанатомического бюро. Руководил мудро и честно, зная, как прокрутить деньги, кому продать гробы, куда сплавить венки, и вообще был тонким психологом, у которого могли бы поучиться работники Amway или Oriflame. Если бы придя забрать покойника, вы наткнулись на Александра Михалыча, то непременно заказали бы похороны, столовую, катафалки, взвод для прощального залпа, орду плакальщиц и золотую карту похоронного бюро, гарантирующую скидку на каждого третьего похороненного. В этом нашему начальнику не было равных. Но, конечно, как и любой человек, Михалыч имел свои слабости, особенно под настроение. А настроение у него обычно бывало плохое.

Нужно сказать пару слов о его внешности. Рост около двух метров, широченные плечи, стрижка «ежик» и здоровенные кулаки. Носил он всегда хорошую дорогую одежду, будь то спортивный костюм или кашемировое пальто.

Главным атрибутом его кабинета были сорокакилограммовые гири и ничуть не меньшие гантели. Над рабочим столом висел флаг Украины, на котором были прикреплены шашка, два штык-ножа и кинжал. Иногда эти орудия применялись по назначению, дальше я расскажу об этом. В общем, внешность и манеры Михалыча красноречиво говорили о том, что спорить с ним крайне нежелательно. А спорить хотелось многим, потому что начальник презирал «кодекс законов о труде», а также всякие морально-этические нормы и правила общения с подчиненными.

Например, в процедуре увольнения он был подобен исламскому мужчине, которому, чтобы развестись с женой, достаточно просто трижды произнести слово «Талак». Михалыч хватал подчиненного за грудки, кричал: «Пошел на х*й!», и вуаля — через пару дней сотрудник исчезал.

Мне всегда нравились грамоты, которые шеф получал на всяких консилиумах врачей и прочих важных заседаниях, где он обычно разгадывал сканворды или делал рогатки из скрепок. Я любил во время дежурства заходить в кабинет и разглядывать эти грамоты. Лучшей среди прочих была бумага с надписью «Лучшему руководителю». Она уверяла всех и каждого в том, что Михалыч — лучший в мире начальник и настолько грамотно организует работу, что комар носа не подточит. И это было правдой. С первого дня я понял, как умело Михалыч обращался с персоналом, а его речевые обороты поражали глубиной. Секретаря он звал так: «Эй, мудила, мне тут заплесневеть, или кофе кто-то принесет?» Такому уровню корпоративной этики позавидовали бы многие руководители. Одним из главных достижений начальника были открытия в сфере рекрутинга и собеседований при приеме на работу. Например, когда я, устраиваясь в бюро, зашел к нему в кабинет, он спросил:

– Наркоман?

– Нет.

– Алкоголик.

– Нет.

– Ну, значит, долбо*б, — подытожил Михалыч и криво улыбнулся, намекая, что я все еще могу сбежать и не попасться в сети морга.

Бывало, человек не нравился ему уже с порога. Тогда Михалыч долго слушал его рассказы о трудной жизни, о том, как ему нужна работа, о плохой зарплате и прочем, о чем обычно рассказывают люди на грани. Михалыч слушал и молчал, потом выходил из кабинета и говорил своей помощнице Тане Грудевой: «Выкиньте его заявление к *беням!»

Вообще, Александр Михалыч, как я уже отмечал, за словом в карман не лез. Это знали все в городе. Это воспринималось как норма. Это было нашей боевой заслугой. Когда мы, приезжая на место происшествия, случайно тупили и партачили, а менты накидывались с криком: «Кто ваш начальник?», услышав «Михалыч», жали нам руки и дружески хлопали по плечу. Все ненавидели его, боялись и где-то втайне восхищались сумасшествию и тому, что ему все сходит с рук, вроде он какой-то масон или тамплиер, оберегаемый мировым правительством.

Четыре вещи были гордостью начальника: пневматическая винтовка, секретарша, шашка на стене и бультерьер по кличке Люцифер.

Красивую секретаршу змей-Михалыч заманил на работу в морг, посулив ей персональный компьютер (на дворе был 1995 год), отдельный кабинет и высокий оклад. В итоге барышня очутилась за обшарпанным столом в коридоре, с печатной машинкой и пайком спирта. Но по неведомой причине осталась работать.

Пневматическую винтовку Михалычу подарили следователи прокуратуры. Он ее любовно смазывал, поглаживал и в дни хорошего настроения устраивал засады. А выглядело это так.

За полтора часа до начала рабочего дня, часов в шесть утра, Михалыч приезжал на такси к моргу, выбирал место засады (как правило, густой кустарник неподалеку от входа) и залегал с винтовкой. Как только спешащие к восьми часам утра сотрудники морга появлялись в его поле зрения, Михалыч из кустов стрелял им по ногам. За каждое «Ай, бл*ть!» он рисовал в специальном блокноте черепок. Вся суть состояла в том, что определить день очередной засады было невозможно. Промежутки времени между ними соответствовали, вероятно, календарю Майя, потому засады всегда были неожиданными. Под шальную пулю мог попасть кто угодно — это была сила «слепой фортуны». Выкурить шефа из засады было невозможно — каждый, кто получал свою пульку, упорно молчал и не раскрывал тайны.

Шашка, которая обычно висела на стене, иногда выполняла роль карающего дамоклова меча. Когда Михалыча кто-то сильно доставал, он хватал со стены шашку и, размахивая ею над головой, бегал за объектом ненависти с криком: «Щас я тебя изрублю!» Тут главным было бежать как можно быстрее, причем сам Михалыч бежал как можно медленнее, как бы создавая ролевую игру. Хотя со стороны казалось, что он вот-вот отсечет голову убегающему. Потом начальник по своему обыкновению кричал: «Пошел на хер!», и страдальца увольняли. Или, наоборот, происходила сцена примирения, и все шли счастливо дорабатывать рабочий день. Но это бывало редко.

Особой гордостью шефа был пес Люцифер. Подобрали его на каком-то убийстве. Он перекрыл ментам путь к мертвому хозяину, скалил зубы, рычал и был готов перегрызть ахиллово сухожилие следователю. Сначала пса хотели застрелить из «макарова», но добрый кинолог вмешался, и собака осталась жить. Осиротевшего кобеля тут же усыновили санитары морга. Михалыч лично взял его под опеку. Бультерьер с массивными челюстями — гора мышц, жестокая машина для убийств — в отсутствие Михалыча ловил бабочек и пускал слюну нам на халаты, ластился и скулил. Но стоило новому хозяину появиться на горизонте, Люцик превращался в Люцифера и оскаливал клыки, изображая воплощение ада. Михалыч нежно теребил его за ухом и кормил салом.

В морге работал санитар Костик. Он, вообще-то, был музыкантом и раз десять пытался доучиться в медунивере, но время от времени ему становилось скучно, и он бросал эти унылые пары. Вместо учебы Костик пилил и зашивал трупы. Благодаря своему стажу даже получил негласный титул «Почетный старший санитар». Костик умел одновременно лабать на синтезаторе, саксофоне и при этом петь. Михалыч прекрасно знал о музыкальных способностях своего подчиненного. В первый же день, идя на работу, я увидел картину: перепуганный Костян, стоя на стуле, играет на саксофоне, а напротив в кресле сидит Михалыч и держит на поводке скалящегося Люцика. «Понимаешь, если он перестанет играть мои любимые мелодии, я спущу собаку», — сказал Михалыч, нехотя поворачивая голову в мою сторону. Люцик Костю любил, но очень боялся Михалыча, а потому изо всех сил пытался продемонстрировать злость, рыча и разбрызгивая вокруг пену из слюней.

Еще Михалыч иногда мнил себя Циолковским и осуществлял воздухоплавательные эксперименты. Как-то к Люциферу привязали кучу воздушных шаров и спустили его с крыши соседнего гаража. Пес скулил, ссался, но летел. Правда, недолго. Посадка была мягкой, шеф остался доволен, а бультерьер получил внеочередную дозу сала.

В другой раз гробовщику было велено скроить для пса парашют по книге «Десант в СССР». Гробовщик кривился, ругался, но сшил. Парашют вышел на славу, Люцика запустили с тополя, ссался он при этом в два раза больше и вообще не мог понять, чем заслужил такое ужасное к себе отношение. Но и в этот раз все обошлось, пес приземлился, радостно наложил кучу и побежал к миске. Зато потом у Михалыча всю неделю было хорошее настроение. Он ходил, задрав свой ореховый подбородок, подбадривал санитаров и даже обещал «устроить премии», если все работники «выполнят показатели плановой смертности к концу месяца».

Таким был мой начальник — первый, кого я встретил в здании морга. Большим, бесцеремонным, знавшим, где можно заработать, и умевшим подстраиваться. Такими были мои первые впечатления о морге. Страшно, но интересно. И совсем не хотелось отказываться от такой работы. Наоборот, я вознамерился узнать, чем закончится этот сериал.

– Долбо*б?

– Наверное, раз пришел.

И Михалыч подписал мой рапорт на замещение вакансии младшей медицинской сестры в Первом городском морге города Луганска.