Борис Джонсон претендует на пост премьер-министра после «Брекзита». Вот отрывок из его новой книги об Уинстоне Черчилле — военачальнике, журналисте и реформаторе

Борис Джонсон написал книгу об Уинстоне Черчилле — самой монументальной фигуре британской истории: журналисте, победителе во Второй мировой войне, дважды премьер-министре, историке, Нобелевском лауреате по литературе. Борис Джонсон, экс-мэр Лондона и бывший министр иностранных дел Соединенного Королевства, стал лицом «Брекзита» — выхода Великобритании из Европейского союза. Борис Джонсон метит на высший выборный пост в стране и, возможно, как и Уинстон Черчилль, собирается возглавить Великобританию в сложный для нее период. «Фактор Черчилля» выходит 18 февраля в издательстве «Виват». С разрешения издательства theБабель публикует отрывок из книги, где Борис Джонсон рассказывает о малоизвестных заслугах Черчилля — его борьбе с пережитками феодального строя и социальным неравенством.

Сейчас в Британии Черчилля никто не назначил бы ни на одну общественную должность, разве что он существенно снизил бы свой тон. Это он сказал, что идти на уступки Махатме Ганди, перед которым сегодня склоняют голову как перед отцом современной Индии, — все равно что «скармливать кошачье мясо тигру» (что особенно неуместно, учитывая, что Ганди-джи был убежденным вегетарианцем).

Как можно быть еще более правонаправленным? Что ж, как вам такое: когда Черчлль занимал должность министра внутренних дел в 1910 году, Лейбористская партия приписывала ему отправку вооруженных отрядов против бастующих шахтеров в Тонипенди в Уэльсе; в 1911 году он, уже точно, санкционировал огонь по портовым рабочим-забастовщикам в Ливерпуле. Во время Всеобщей забастовки 1926 года он задействовал работать на государственную пропаганду в «Бритиш Газетт» батальон печатников и журналистов-штрейкбрехеров. Предлагал закрыть на тот период BBC и говорил, что «небольшое кровопролитие не помешало бы», чтобы «взять за горло» рабочих транспортной отрасли. Этот его подход «невинного залпа из дробовика» осудили как лейбористы и профсоюзы, так и товарищи-либералы.

А теперь взвесьте все вышесказанное и спросите себя: разве этот человек похож на смиренного и кроткого левого либерала? Запретить BBC? Стрелять в забастовщиков за то, что они взбунтовались и крушат все? Некоторые аспекты позиции Черчилля наталкивают на мысль, что он действовал как слегка перебравший в баре гольф-клуба. Тем не менее это тот самый Черчилль, который был прародителем некоторых из самых прогрессивных за последние двести лет законопроектов. Вместе с Ллойд Джорджем он заслуживает звания основателя «государства всеобщего благосостояния».

Его достижения во Второй мировой войне настолько выдающиеся, что едва ли не затмевают его успехи как социального реформатора и заслуживают, чтобы и сегодня их помнили и прославляли. Большое влияние на Черчилля оказал Ллойд Джордж — уэльский юрисконсульт был одним из очень немногих, с кем он действительно считался. Однако предпринимаемые им меры были его личными, и руководила им собственная неукротимая энергия.

Он начал в 1908 году с торгового законопроекта, разработанного для помощи малооплачиваемым работникам — преимущественно женщинам, выполнявшим «потогонную работу». Они трудились на фабриках по пошиву одежды в лондонском Ист-Энде, в Лидсе и Манчестере. Их заработки постоянно сокращались из-за дешевого труда иммигрантов, в основном из Восточной Европы (plus ça change — «как ни изменяй, все то же самое»), а Торговые советы хотели закрепить на правовом уровне минимальную заработную плату для определенных профессий. Такая идея была чужда теориям классических либералов — гладстонцев, которые еще встречались в правительстве. Ллойд Джордж и Черчилль были новыми либералами — радикалами.

Объясняя необходимость такой меры, Черчилль говорил: «То, что какой-либо класс подданных Ее Величества будет получать за свои огромные усилия меньшую необходимой для жизни плату, — национальное зло. Там, где у нас то, что называется потогонной торговлей, нет организации, нет равенства торгов; хорошего работодателя подрезает плохой, а плохого — еще худший; рабочий, чьи средства к существованию зависят от промышленности, вынужден конкурировать с теми, кто решил временно взяться за эту работу и согласен на низкую оплату... Там, где такое положение превалирует, не будет предпосылок для прогресса, а будут лишь условия для прогрессирующей дегенерации».

Это некоторые из аргументов, которые и до сих пор приводят, отстаивая уровень прожиточного минимума. В борьбе с безработицей (которая впоследствии достигла уровня восьми процентов и фактически без какой-либо денежной помощи ее жертвам) помогло учреждение первых бирж труда. А в начале 1910-го Черчилль и Клементина уже могли объехать семнадцать таких учреждений. Задумайтесь в следующий раз, когда будете возле центра занятости: Уинстон Черчилль все это начал.

Именно он нанял Уильяма Бевериджа, который в дальнейшем строил поствоенное государство всеобщего благосостояния 1940-х; а в ту раннюю эпоху реформ он отдал должное усилиям Черчилля. Беверидж писал, что первые биржи труда были «ярким отражением того, как существенно всего лишь за несколько переломных месяцев мощная личность министра может изменить курс социального законодательства».

Черчилль положил и начало страхованию от безработицы — это предшественник системы государственной помощи, схема взносов, по которой рабочий и работодатель вкладывают по два с половиной пенни в неделю, а налогоплательщик — три. Это означало, что если вы остались без работы или заболели — вам назначается выплата, при условии что вы внесли свой вклад. На сегодняшние деньги она составляла бы около двадцати фунтов в неделю — немного, но это начало. Как сказал Черчилль, «страхование использует чудо перераспределения для спасения масс».

Как показало время, эти усредненные выплаты не стали таким уж чудом. Теперь с налогоплательщиков отчисляют средства в фонд помощи по безработице, принцип взносов почти забыт, но современная программа таких выплат — прямой потомок схемы Черчилля.

Все эти изменения в то время были спорным вопросом, от которого представителей тори бросало в жар, но их нельзя даже сравнить с участием Черчилля в Великой бюджетной войне 1909 и 1910 годов. Проект «Народного бюджета» Дэвида Ллойд Джорджа — одно из решающих событий современной истории Британии. Это было открытое покушение на перераспределение богатств — атака на явление неравенства, неизбежно воспринятая как атака на герцогство и землевладельцев, из которых, собственно, вышел и Черчилль. Ллойд Джордж планировал обеспечить различные либеральные схемы социальной защиты за счет удара налогами по самым состоятельным, прежде всего — налогообложением земли. Он требовал ввести 20-процентный налог на прибыль с продажи земли.

Tори были настроены крайне враждебно — угрожали блокировать принятие бюджета. Но Черчилль был к этому готов, и они вместе с Ллойд Джорджем, словно комический водевильный дуэт, объездили всю страну вдоль и поперек.

В 1909-м мы видим, как Черчилль пеняет на нечестное распределение земель Британии и, конечно, признает налогообложение земли. Он недавно посетил Германию (посмотрел на маневры германской армии и встретился с кайзером), и ему сразу бросилось в глаза, что неравенство классов там не так явно выражено, как в Британии. Бесчисленные маленькие немецкие фермы — и никаких стен вокруг имений больших шишек. Черчилль сравнивал с Британией: «Вся эта картина заставляет проникнуться чувством того, какой же это страшный груз и печаль, что нашим беднякам приходится с этим мириться — с парками и фамильными дворцами аристократов, которые, почти касаясь стенами друг друга, душат поселки и промышленность...»

Огромные парки давят поселения бедных! Огромные дворцы! Не слишком ли это для наследника Бленхейма? Многие тоже так думали, и когда Черчилль предостерег, что такое неравенство приведет к классовой войне, король заставил своего личного секретаря написать в «Таймс» опровержение. Но Черчилль ударил снова. Когда лорды попытались провалить бюджет, он атаковал институт, в котором присутствовали даже несколько его родственников. По состоянию на январь 1910 года бюджетный кризис все еще продолжался. И лордов он описывал как «пережиток феодального строя, который полностью потерял свое первоначальное значение; силу, которая давно ослабла и которой необходимо нанести последний, сокрушительный удар рукой электората, чтобы добить ее до конца».