«Ко мне весь рынок политических услуг обращался по вопросам размещения материалов». Блогер Александр Барабошко рассказывает о секс-скандале вокруг ГБР, своем аресте и освобождении — интервью theБабелю
- Автор:
- Тереза Лащук
- Дата:
Александр Гусев / УНИАН
29 ноября 2018 года в Киеве задержали блогера Александра Барабошко и политтехнолога Владимира Петрова. Их подозревают в том, что они организовали секс-скандал с сотрудником Нацполиции Александром Варченко — мужем Ольги Варченко, ключевого сотрудника Государственного бюро расследований (ГБР). В скандале были использованы аккаунты 19-летней студентки КПИ Натальи Бурейко в Tinder и Facebook; среди возможных заказчиков называют народного депутата «БПП» Глеба Загория. Александру Барабошко инкриминируют четыре статьи, в частности «незаконный сбор и использование конфиденциальной информации». Суд назначил ему залог в три миллиона гривен. Друзья блогера, как он утверждает, оперативно собрали деньги, и уже 3 декабря Барабошко вышел из изолятора. theБабель первым поговорил с ним после ареста — о его работе с Петровым, скандале вокруг ГБР и пребывании в СИЗО.
Ты отрицаешь свою причастность к делу. Но ты же читал пост Натальи Бурейко? Что ты подумал, когда увидел пост?
Было бы странно, если бы я говорил, что вообще не слышал об этой истории. Конечно, я нахожусь в информационном поле страны. Я подумал, что это вброс. Использованы стандартные эмоциональные якоря.
Догадываешься, кто и зачем это может делать?
Скажу как есть. 17 ноября мы с моей командой организовывали последний ивент этого года — фестиваль ко дню студента STUDANCE. До этого скандала я работал над многими проектами: «Радіодей», «Соломафест». Я был настолько завален работой, что мне даже рекламные посты [в Facebook] не хотелось ставить.
У тебя были какие-то подозрения, что тебя могут задержать? Возможно, за тобой кто-то следил?
Я понимаю, что спектр моей занятости точно может вызвать какие-то вопросы.
Например? Что именно в твоей работе может вызвать вопросы?
Я так или иначе сотрудничал на определенных медиапроектах с [политтехнологом] Владимиром Петровым. И контактировал со всеми украинскими медийщиками.
Расскажи, как вы познакомились с Петровым?
Познакомились мы примерно в 2014 году. Раньше я работал арт-директром в ночном клубе. Тогда познакомился с [ведущим] Алексеем Дурневым. Он нас с Петровым и познакомил. Потом был этот «вызывающий» проект на выборах в Одессе. Это тоже формат моего взаимодействия с Петровым. [В 2014 году Барабошко с телеведущим Алексеем Дурневым баллотировались в народные депутаты в 135 округе в Одессе. Барабошко агитировал в костюме Супер Марио. В округе победил Сергей Кивалов].
Тогда я уже решил, что буду развиваться в сфере медиа- и пиар-консалтинга. У меня был определенный опыт, но в сфере политтехнологий фамилия Петрова была громкой, поэтому мне хотелось поработать с ним. Тогда у меня была достаточно хорошая репутация. До знакомства с Петровым я был человеком, который запустил первый стрим на Майдане. Моя фотография неделю стояла на УП. Если бы я тогда начал ныть, что стране нужны перемены, как это делали многие, то точно наныл бы на какое-то место в списке политической партии.
Давай вернемся к выборам 2014 года.
Для меня тогда был еще один вызов. Я хотел ощутить на себе весь спектр общественного возмущения и как выходить из этого. Я точно понимал, что это история не про репутационные бонусы для меня, а про репутационные минусы. Это понимает любой человек, который надевает костюм Супер Марио и идет на выборы.
Ты был техническим кандидатом, согласен?
Не знаю. Можно к этому по-философски подойти и назвать красиво.
Очевидно, что эта кампания была сделана не «просто так».
Как вариант — да. Но о сути этой истории мне неизвестно. Единственное — когда я лично принимаю участие в таких историях, то пытаюсь анализировать, на что это может повлиять. Я посмотрел на списки в Одессе — хороших людей не увидел. Я понимал, что своими действиями я не смогу помешать честному, порядочному человеку.
Тебе же за это заплатили, правильно?
Я не могу это комментировать.
Уже в 2015 году ты принимал участие в выборах на 205 округе в Чернигове. Перед тем или после того ты фотографировался с олигархом Игорем Коломойским и деньгами. Как связаны эти два эпизода, что это было?
Мне было интересно, как в Украине все работает, я ходил на разные конференции. Еще до 2013 года я ходил на адовейшую конференцию, где были [народный депутат VII созыва Олег] Царев, [советник президента РФ Владимира Путина Сергей] Глазьев. Я с ними фотографировался тоже — чтобы дописать слово «лох» на руке.
С Коломойским я сфоткался в тот короткий период, когда был советником министра информационной политики [Юрия Стеця]. Встретил Коломойского в коридоре одной из государственных структур. Тогда он был на пике популярности. Ну, как не сфоткаться с Коломойским?
А деньги?
Просто травил. Разложил по 500 гривен и сфоткал.
Они не были связаны с Коломойским?
Ну, как они могли были связаны? Что, он пришел, дал мне пачку и сказал: «Саня, ты — красавчик»? Ну, я взял бы конечно, если бы он мне дал, но таких ситуаций не бывает. Хотя, может, он прочитает это интервью и скажет: «Нормальный пацан, возьми три ляма».
Выборы в 2015 году для тебя были такой же историей, как и в 2014?
Вполне. Тоже было понимание того, что стороны добра там нет.
Тогда вы работали с одним из кандидатов по 205 округу, нынешним депутатом Сергеем Березенко, правильно?
Я не знаю Березенко.
Но вы тогда не просто так вагоны моркови раздавали. Это, конечно, весело, но... Вы же против соперника Березенко в округе — Геннадия Корбана работали, верно?
Против Корбана там не было ни одного заявления. Там была кампания против [команды Олега] Ляшко. На тех выборах они избили [другого кандидата в депутаты, телеведущего Алексея] Дурнева, [еще одного кандидата в депутаты, друга Барабошко, журналиста Василия] Крутчака и меня.
А кто оплачивал кампанию?
Я этого не могу знать, и я в этом суперчестный.
Ну, ты же не настолько тупой, чтобы думать, что раздаешь морковь потому, что это просто весело.
Нет, как раз я понимаю, что может произойти. И сейчас как раз пример того, что со мной произошло. И наиболее защищенная позиция — когда я не знаю никаких фамилий.
А ты до сих пор работаешь с Петровым в направлении политтехнологий?
Я с ним дружил, в каких вопросах надо было помогать — помогал. В последнее время мы много общались по «Исландии». У Петрова есть «Бюро медийной безопасности», и в рамках этого бюро мы с ним сотрудничали. С того момента, как я познакомился с Петровым, мы с ним постоянно были в контакте. Сотрудничали, дружили, еще что-то. Были проекты какие-то. Но я же не могу рассказывать про конкретные кейсы. Никто же не вспоминает, что хорошего мы сделали. Была ведь и масса социально-медийных проектов, я тоже такого немало делал, и Петров делал.
Расскажи о задержании. Ты его ожидал, или все было действительно неожиданно?
Было неожиданно. В тот день у меня было несколько рабочих встреч со знакомыми, обсуждали планы на следующий год. Потом я зашел в библиотеку, заехал в университет Гринченко и пошел в кафе. Я сидел в кафе, когда мне позвонил адвокат Петрова и сказал, что [Петрова] задержали. Спросил, не хочу ли я написать что-то в его поддержку.
Я только открыл ноут, как ко мне подбежали и начали вырывать ноут из рук. Я начал тянуть на себя, и мы фактически разорвали его. За считанные секунды влетели еще люди. Перевернули стол, все начало биться. Я уже лежу на коленях, меня лицом в пол. Начинают бить. Потом меня заломали, одели в том же кафе наручники. Потянули в белый бусик, который стоял напротив. Внутри поставили меня на колени. Сделали так, чтобы я не мог видеть, куда мы едем. Забрали мой телефон, требовали пароли.
Знаешь, что именно там искали?
Им просто нужен был доступ к моим данным. Может, хотели посмотреть переписку с Петровым, как-то привязать это к чему-то. Они меня еще пугали, что завезут в лес. Но в итоге мы приехали ко мне домой. Там уже стояли две привезенные бабушки — понятые. Их привезли, а после обыска еще и завезли домой. Из дома забрали все кредитки, сим-карты, все телефоны, Apple Watch, забрали деньги, что были дома — три тысячи долларов, и шесть тысяч долларов из сумки.
А куда ты вез шесть тысяч долларов наличными?
Как раз прошел ивент ко дню студента, пришли деньги от спонсоров — надо было рассчитаться со всеми.
Когда тебе объяснили, за что тебя задержали?
Уже в изоляторе. Утром перед судом мне вручили подозрение и дали три огромных тома. Перед этим меня еще в прокуратуру возили, где требовали дать показания на Петрова.
А у тебя в деле не только эпизод с куриными лапками, правда же?
Есть и другие. Ну, у меня эпизоды, которые комментировал [главный военный прокурор Анатолий] Матиос. Пусть он рассказывает и несет ответственность. Я просто не знаю, что я могу, а что не могу рассказывать, чтобы меня снова не отправили в СИЗО, — дело же закрытое.
Кого касаются другие эпизоды, можешь сказать?
Нет. Может, там просто вписали «левых» людей, которые не виноваты.
Матиос сказал, что вам с Петровым сливал личную информацию других людей работник Управления государственной безопасности.
Здесь я могу уверенно сказать: никаких людей из управлений не знаю.
Да ладно, не знаешь...
Я серьезно. Я с УГО контактировал только летом, когда нужно было их предупредить, что мы проводим массовое мероприятие на Европейской площади. Мне никто личные данные не сливал. Я ни с кем по таким историям не общался.
Тебе инкриминируют распространение личных данных. С какими эпизодами это связано? С ГБР, с другими?
Ко мне весь рынок политических услуг обращался по вопросам размещения определенных материалов на страницах в Facebook и у других блогеров, на разных страницах. Меня можно было назвать байером рекламы в социальных сетях. Я также предоставлял информацию, как можно удалить определенную информацию из соцсетей. Этим я действительно занимался. А вот к торговле персональными данными я никакого отношения не имею.
То есть к тебе обращались политики, и ты...
Я взаимодействовал не с политиками, а скорее с людьми, которые являются руками рекламной сферы, с пиарщиками. К тому же два месяца назад я решил больше не брать политическую рекламу, а двигаться в сторону коммерческой, в частности на своих страницах.
Приведи пример, что ты ставил.
Это проанализируйте самостоятельно. Я не могу говорить о ситуациях, за которые отвечаю не только я, но и другие люди. Но многие работают байерами. Так давайте их теперь всех сажать, потому что у них есть прайсы, сколько стоит разместить текст в каждом из СМИ. Оказывается, это в нашей стране запрещено. Или этим можно заниматься только военному прокурору и его друзьям? Давайте примем закон и все это запретим. Или, например, у нас могут иметь ботов в социальных сетях только МВД и прокуроры, а все остальные не могут?
А причем тут боты?
Ну, это спектр услуг, которыми оперируют пиарщики моего уровня. Это одна из историй, которую используют все политические силы.
То есть в своей работе ты ботов тоже использовал?
Бывало.
Ты работал на конкретные политические силы в этом году?
Я сотрудничал с очень разными людьми — это рекламный рынок, просто у нас политическая реклама быстрее развивается в плане новых форматов.
Поднимал рейтинг в социальных сетях или занимался черным пиаром?
Я обрабатывал входящие заказы, которые поступали.
А что тогда такого для тебя неприемлемого в скандале с «куриными лапками»? Ты бы за такое никогда не взялся?
Самым плохим в нем мне кажется то, что использовали девочку. Поэтому, думаю, я бы не хотел участвовать в такой истории.
А ты знаешь Наталью Бурейко?
Нет. Хотя, как оказалось, она из КПИ. Возможно, я бы с ней даже познакомился.
Что, симпатичная девушка?
Меня сейчас не интересуют симпатичные девушки в таком контексте. Мне просто кажется, что сейчас у нее открылся неограниченный потенциал. Если бы эта история исчерпала себя, можно было бы найти, как ей себя реализовать. Могла бы стать блогером, продавал бы ее посты.
Как ты считаешь, почему вышли на тебя? Или ты считаешь, что весь скандал был создан намеренно, чтобы взять тебя и Петрова?
Я не думаю, что намеренно. Но точно знаю, что это не первая история, когда громкий скандал приписывают Петрову или мне, а фактически никакого отношения к этому ни я, ни Владимир не имеем.
То почему на вас вышли?
Надо, чтобы это прокомментировал Петров, но, по моему мнению, Петров — один из самых профессиональных политтехнологов. Что-то в этом понимаю и я. Думаю, что многие заинтересованы в том, чтобы накануне выборов исключить такую команду из политических баталий. Это можно было проследить по реакции политиков на мое задержание. Я точно знаю, что [народный депутат от фракции «Радикальная партия Олега Ляшко» Игорь] Мосийчук звонил в СИЗО и интересовался моим пребыванием там.
То есть в твоем задержании заинтересован Мосийчук?
Я не говорю, что заинтересован Мосийчук. Я говорю, что людей, которые хотели бы видеть меня за решеткой, много.
Конкретные подозрения у тебя есть?
Нет. В данном случае конкретно заинтересован военный прокурор Матиос. Ибо кто такой какой-то там блогер? А моим делом занимаются 36 прокуроров.
Но почему он должен быть заинтересован? У него есть причины тебя или Петрова не любить?
Я не знаю. Может, он хотел стать президентом Украины, доверенным лицом Тимошенко или что-то в этом роде.
Просто странно получается, что вас взяли именно за это. Петров делал много разных вещей. И, возможно, ситуация с ГБР была даже не самой плохой.
Зная Петрова, он мог делать разные вещи по отношению к украинским политикам. Я солидарен с ним в том, что сочувствовать украинским политикам хочется в последнюю очередь. Но я точно знаю, что противозаконными вещами, которые где-то приписывали Петрову, он не занимался. А я — тем более.
Хорошо, а кто еще из политтехнологов мог бы разработать эту историю? У нас, наверное, не так много людей, которые работают в таком стиле. Ты же знаешь рынок.
У нас есть точно пятерка талантливых команд, которые занимаются разными делами. Сейчас носятся одни из них по конференциям и рассказывают, какие они крутые организаторы скандалов.
Назовешь их?
Ну нет, еще к ним придет Военная прокуратура.
Хорошо. С Петровым после задержания ты не общался?
Нет такой возможности. Он передавал слова поддержки через моих друзей.
Финансово он помогал?
Я об этом не знаю.
А откуда у тебя деньги на одного из самых известных адвокатов в этой стране — Андрея Смирнова?
Если честно, моими адвокатами занимались друзья. Вообще, у меня было соглашение с другим адвокатом, но он не смог приехать и прислал какого-то своего знакомого. Затем адвокатами начали заниматься мои друзья. Они же организовывали сбор средств на залог. Я не платил ничего, потому что у меня не было такой возможности из-за задержания.
Наверное, у тебя очень влиятельные друзья.
У меня очень много друзей. Я не говорю, что я беден как церковная мышь. Но чтобы нормально себя чувствовать, я много работал. Я многим помогал. Точно так же помогли и мне сейчас.
Среди тех, кто помогал, были политики?
Я не знаю, и это меня сейчас не особо волнует.
Но много людей тебе, как ты говоришь, скинулись на залог. Если его вернут, как будешь возвращать деньги, раз ты не знаешь, кто и какие суммы давал?
Мои знакомые писали, что сами вернут эти суммы людям. Насколько я понимаю, деньги собирали на карту Приватбанка. Там в выписках есть фамилии всех, кто присылал деньги. Как только я немного разберусь, соберу все эти фамилии, чтобы как минимум поблагодарить этих людей.
Ладно, а деньги, которые заплатили за адвокатов твои друзья, ты тоже должен отдать?
Я не знаю пока. Думаю, это уже буду делать я. Сейчас главный приоритет — восстановление персональных данных.
Ты уже написал в Facebook, что не называл никаких заказчиков. А нардеп «БПП» Глеб Загорий вообще в деле фигурирует?
Я не могу комментировать материалы дела.
О нем ты вообще не говорил прокурорам?
Прокурорам я вообще ничего не говорил. Подозреваю, что могли записывать мои разговоры с другими людьми, которые сидели со мной в камере. Почему я так думаю? Потому что эти люди спрашивали, кто может быть заказчиком дела, им было чересчур интересно услышать от меня какие-то фамилии. Когда я это понял, начал просто рандомно называть фамилии украинских топ-политиков. Типа, меня спрашивают: «Кто может быть заказчиком»? Я говорю: «Ну, может быть [Ринат] Ахметов». Потом, когда я общался с прокурорами, они уже оперировали информацией, которую я наговорил в камере. Поэтому думаю, что они могли себе намиксовать фамилий.
А для чего ты это делал? Когда ты в такой ситуации, то немного не до шуток. Разумно было бы говорить: «Чуваки, какая вам разница».
Когда в камере что-то хотят от тебя услышать, то лучше назвать нечто, что не является правдой, чем ничего не ответить. Сейчас я могу вести себя очень по-геройски и говорить, что я мог бы вообще всех послать, но тогда я был в нетипичной для меня среде. Я не понимал, что со мной будет, знают ли друзья, где я. Я не так уж уверенно себя там чувствовал.
То есть ты боялся, что если не будешь отвечать на вопросы сокамерников, они будут вести себя агрессивно?
Когда ты приходишь в камеру, и первое, что они делают, — это снимают с тобой не лучшие видосы, которые затем отправляют непонятно куда, и прокуроры уже знают, что они есть, то там могут происходить самые разные вещи.
А что это были за видео?
Не самые приятные моменты. Не очень хочется о них вспоминать. Они ничего общего с человеческими честью и достоинством не имеют.
А ты сам знаешь Загория?
Я был на мероприятиях, на которых он присутствовал. Из последнего — был на Given Tuesday, это мероприятие организовывала моя знакомая.
Но вы никогда не сотрудничали?
Нет, я с ним лично не знаком. Мы просто виделись, но на этом мероприятии было много людей: [народный депутат] Олесь Довгий, [бывший глава Администрации президента] Борис Ложкин, [певица] Ольга Полякова. Таким образом, можно сказать, что Ольга Полякова попросила меня запостить куриные лапки. Цирк.
Из последнего: ты видел заявление Петрова о том, что он собирается идти в президенты? Что это? Похоже на стеб или на то, что ему заплатили, чтобы он стал техническим кандидатом. Сам в политику не собираешься?
Это не выглядит как стеб. Это о том, что в условиях, когда тебе пытаются закрыть рот, ты идешь, чтобы говорить. Если бы я хотел в политику, уже б пошел.