«На второй день пошли обыски. Тогда я по-настоящему включился в работу». Владимира Усова сняли с поста главы Государственного космического агентства. Вот как он провел девять месяцев в должности

Владимира Усова назначили главой Государственного космического агентства (ГКА) в феврале этого года. В этой должности он проработал девять месяцев: премьер-министр уволил его 17 ноября, о чем сам Усов узнал из новостей. Как и все главы ГКА до него, Владимир Усов был вынужден не столько заниматься космосом, сколько разгребать хозяйственные проблемы 24-х предприятий, включая таких мастодонтов как завод «Южмаш» и КБ «Южное». Ему в наследство достались проблемы с Государственной космической программой (её нет), незавершенный проект с Бразилией, долги по зарплате на «Южмаше», долги перед Boeing, международные суды по проекту «Лыбидь», уголовные дела за хищение на заводе «Арсенал» и конфликты внутри отрасли. Тем не менее, при Усове космическое агентство вступило в Moon Village Association, подписало программу «Артемида» и программу сотрудничества с Китаем. Летом 2020 года премьер-министр Денис Шмыгаль начал «перезагружать» стратегическую промышленность («космос» и «оборонку»). Для этого он создал новое Министерство стратегических отраслей промышленности, во главе которого поставил вице-премьера Олега Уруского — теперь ему подчиняется ГКА и вся космическая отрасль. О том, что в отрасли происходит прямо сейчас, уже бывший глава ГКА Владимир Усов рассказал креативному директору «Бабеля» Глебу Гусеву.

Давай отмотаем время на девять месяцев назад, когда тебя назначили главой ГКА. Как ты провел первый день в должности?

Первый день прошел спокойно. Меня представили коллективу, я познакомился с начальниками отделов и управлений, прошелся по всем кабинетам, всех успокоил. Встретился с представителем посольства США на конференции — мы обсудили роль Украины в глобальном контексте. Я заявил, что Америка является нашим основным, но не единственным партнером. А на второй день [в космическом агентстве] пошли обыски по уголовным делам. Вот тогда я по-настоящему включился в работу.

Расскажи про обыски и уголовные дела подробнее.

Они были связаны с киевским заводом «Арсенал». За последние пятнадцать лет было отчуждено, наверное, 90 процентов территорий и помещений «Арсенала». Происходило это при всех главах ГКА. В уголовных делах накопилось сумасшедшее количество томов, я даже за девять месяцев не успел все прочитать.

Вообще, неприятно, что ГКА отчасти работало и работает по логике агентства недвижимости. Оно владеет огромным количеством имущества, которое ему не нужно. Это и было одним из моих заданий: сделать из космического агентства космическое агентство. Я [еще во время конкурса на должность] объявил, что хочу оставить за ГКА госзаказ и космическую программу, провести корпоративную реформу и все предприятия ГКА передать в холдинг, чтобы они работали независимо.

В космической отрасли есть несколько ключевых предприятий, «Арсенал» — только одно из них. Давай я буду называть эти предприятия, а ты коротко расскажешь, что с ними происходит, хорошо? Начнем с завода «Южмаш».

Это главное предприятие отрасли, у него самые серьезные проблемы: долг по зарплате, огромные отчисления по земельному налогу, кредиторская задолженность перед Министерством финансов. Заводу нужно поддерживать дорогостоящую инфраструктуру — при этом загрузить пустые цеха «Южмаша» невозможно. И неважно, кто директор завода или глава ГКА — это просто нереально сделать. «Южмаш» строили с одной целью: выпускать 100 баллистических ракет в год и грозить уничтожением Соединенным Штатам Америки. Цели у нас поменялись, нужно поменять и логику работы завода. Если его не корпоратизировать — у «Южмаша» нет ни единого шанса выжить.

Следующее предприятие — это Конструкторское бюро «Южное». В каком оно состоянии?

Со стороны «Южное» выглядит как благополучное предприятие. На деле ситуация сложная. Допустим, на «Южмаше» мы погасили долги по зарплате, привели на завод несколько инвесторских проектов — понятно, как он будет жить дальше. В конце концов, это мощный производственный хаб, им легче найти заказы.

А на «Южном» работают пять тысяч человек. Это самое большое конструкторское бюро в мире. При этом предприятия космической отрасли используют сквозное проектирование. У большинства компаний есть свой конструкторский отдел и они редко заказывают услуги извне. Внутри страны заказов у «Южного» нет. Получать внешние сложно — из-за того, что Украина подписала соглашение о контроле за ракетными технологиями. Так будет и дальше.

Поэтому «Южному» нужно менять модель работы. Конечно, это одно из главных в мире конструкторских бюро ракетной техники. Но модель работы КБ не дает ему развиваться, наоборот, тянет его на дно. Во-первых, пять тысяч сотрудников — это слишком много. Во-вторых, нужно решить, как вовлечь КБ в проекты по национальной безопасности. «Южное» работает над ракетным комплексом «Гром-2», но его нет в государственном оборонном заказе. Нет и гражданской космической программы — здесь тоже нет заказов. Начинаются кассовые разрывы, нужно занимать деньги. Индустрия нестабильная, заемщики будут повышать ставки по кредитам. Финансовой стабильности КБ это не способствует.

Про КБ «Южное» более-менее понятно. В каком состоянии харьковский «Хартрон»?

В Харькове два предприятия — «Хартрон» и «Коммунар», о них можно вместе поговорить. Они ориентированы на производство систем управления для ракет. Это большая проблема, потому что компании во всем мире системы управления разрабатывают вместе с ракетой. У нас нет своих проектов ракет-носителей, поэтому нет рынка для систем управления.

«Хартрон» корпоратизировали еще в 1990-х, это холдинг, на космос работает одно из предприятий холдинга. У него больше половины выручки — за счет проектов ядерной энергетики, поэтому он еще выживает. А вот у «Коммунара» ситуация совсем плачевная. Единственный заказчик — «Мотор Сич», а у них самих ситуация очень сложная. Еще «Коммунар» выпускает газовые счетчики. Уровень технологичности проектов сильно упал. Если мы не переориентируем предприятие, не найдем для него новые рынки — мы его потеряем.

Ты долго во всем этом разбирался?

Проблемы такие сложные, что в них еще разбираться и разбираться. Я объездил все предприятия. На ключевых предприятиях, на «Южмаше» и «Южном», первые полгода бывал минимум один-два раза в неделю. За полгода я понял системные проблемы отрасли, потом проблемы отдельных предприятий, а потом разбирался с проблемными проектами, которые висят на ГКА десятилетиями. Их три основных: это ракета «Циклон-4», спутник «Лыбидь» и долг перед компанией Boeing.

Давай о них поговорим чуть позже, а сейчас вспомним Государственную космическую программу, с которой имеет дело каждый глава ГКА. Сформулируй, пожалуйста, что это такое — для тех, кто совсем не разбирается в вопросе.

Она полностью называется так: Общегосударственная целевая научно-техническая космическая программа Украины. И нужна она чтобы дать импульс украинской науке и украинским предприятиям — развивать космические технологии. Уже три года этой программы нет. Мы топчемся на месте, едем на технологиях десятилетней давности. Выросло новое поколение специалистов, они должны иметь амбициозные задачи. Если таких задач не будет, если они не смогут реализовать себя — они попросту уедут.

Нас догоняют и обгоняют. Мы еще сохраняем преимущество в некоторых сегментах космического рынка, но очень быстро его потеряем.

А где мы сохраняем преимущество?

Точно не в производстве спутников, космических аппаратов — здесь мы очень отстали от конкурентов. Хорошие позиции у нас есть в ракетах-носителях, в ракетных двигателях — поэтому мы еще держимся в нескольких международных проектах, в «Антаресе» и «Веге».

А вот что касается новых ниш… Есть такое направление, как орбитальные сервисы. Один из компонентов работы на орбите — это стыковки, для них нужны стыковочные комплексы. В Украине есть стыковочный комплекс «Курс», его использовали на МКС, его модернизируют с 1985 года, за ним 60 процентов стыковок в истории мировой космонавтики. На базе этих технологий мы можем развивать орбитальные сервисы. И нужно удержать наше лидерство по разработке и производству ракетных двигателей, ракет-носителей.

Итак, Государственной космической программы нет три года. Почему? Есть простой ответ?

В космическом агентстве, как у Льва Толстого: нет одной причины, кроме суммы всех причин. Первая заключается в том, что космическая программа — это набор проектов. Эти проекты всегда продвигали какие-то предприятия. Например, писали так: «Проект спутник «Сич-2-1», выполняет КБ «Южное». Я перешел к другой логике. В космическую программу записываем продукт, который мы хотим получить, его технические характеристики. И отбираем на конкурсе лучшее предложение. Это, конечно, приводит к конфликтам. Каждое предприятие хочет видеть себя в космической программе и претендует на деньги из бюджета. В разные годы большее влияние имели разные предприятия, и программы выстраивались именно под эти предприятия. [Борьба за ресурсы] это первая причина, по которой программы нет.

А вторая причина — политическая. Мы еще летом подали [в Министерство стратегических отраслей промышленности] новую концепцию программы, проект программы и паспорта [отдельных] проектов. Ее до сих пор не согласовали. Мы прошли два [парламентских] комитета, экономический и нацбезопасности. Но бюджетный комитет решил, что денег на космическую программу не будет. Поэтому не будет и космической программы.

Если коротко: ты создал новую концепцию космической программы и, скорее всего, настроил против себя руководителей ключевых предприятий. Я помню, как слетали предыдущие главы ГКА — это происходило из-за конфликтов с КБ «Южное». Как ты думаешь, тебя уволили, потому что предприятие пошло черным ходом и объяснило, что во главе ГКА стоит неправильный человек?

В моем случае — точно нет. Такого не было. Поначалу, конечно, руководители предприятий смотрели на меня скептически, слишком уж отличались мои подходы. Но мне, в итоге, удалось донести до них свою логику. И они поняли, что иначе они не выживут. На уровне «Южмаша» и «Южного» меня поддерживали, об этом говорили их руководители. Все эти семейные распри не касались стратегических вопросов — чтобы выжить и развиваться нужна корпоратизация, нужна космическая программа по новым принципам.

Как к идее корпоратизировать их предприятия отнеслись гендиректор «Южмаша» Сергей Войт и гендиректор «Южного» Александр Дегтярев?

Директор «Южмаша» поддерживает эту идею, «Южмаш» помогал разработать законопроект по корпоративной реформе. Мы его писали вместе с Минэкономики и еще летом передали в новое министерство [стратегических отраслей промышленности]. То есть туда, где этот проект находится в состоянии полного покоя, судя по всему.

Я много раз говорил с вице-премьером Олегом Уруским [который возглавляет это министерство]. Он готов начинать корпоративную реформу, но она не начинается. Я так понимаю, что она не начинается, потому что он хочет заниматься ею лично. А сейчас предприятиями управляет ГКА.

В прощальном посте в Facebook ты перечислил все, что успел сделать за девять месяцев. Там есть слова «провели инвентаризацию украинских активов проекта «Циклон-4» на $250 млн и начали возвращать эти активы». Объясни, что это значит?

Проект «Циклон-4» [начался в 2003 году и] состоял из двух частей. Первая — это космодром «Алкантара» в Бразилии, вторая — ракета-носитель [которую должны были запускать с этого космодрома]. Была создана украино-бразильская компания [Alcantara Cyclone Space]. Бразилия и Украина отвечали за наземный сегмент [стартовый комплекс космодрома], а Украина — еще и отдельно за ракету-носитель.

Так вот: ракета-носитель готова на 98 процентов. Последние десять лет готовность у нас 98 процентов и никак не может приблизиться к 99-и. Мы за девять месяцев сделали всё, чтобы завершить проект до конца этого года. В декабре должны подписать последнее соглашение и поставить точку. Ракету «Циклон-4» можно будет завернуть в бархат и поставить в музей «Южмаша», потому что она никогда никуда не полетит.

Это первая часть проекта. Еще нужно разобраться с наземной частью проекта и связанными с ней активами. У Украины есть много активов, которые раскиданы по разным предприятиям. Мы все инвентаризировали, собрали в один документ. Вышла внушительная [балансовая] сумма — 250 миллионов долларов. Понятно, что реально они будут стоить меньше. Но важно, чтобы права собственности перешли [от компании ACS] к Украине. Мы наконец-то встретились с бразильской стороной. Предложили такой раздел имущества: что лежит в Украине — украинское, что в Бразилии — бразильское. Их это устроило. Остались формальности.

Ты упомянул еще одну ключевую проблему — долг перед компанией Boeing. Он связан с проектом Sea Launch, верно?

Да, верно. Он разделен между «Южмашем» и КБ «Южное». Минобороны и Мининфраструктуры проводили переговоры с Boeing. И выбрали такое решение: Украина создаст государственную авиакомпанию, национального перевозчика, и на сумму долга закажет у Boeing самолеты.

Была и другая схема, как мне кажется, более выгодная для Украины. По этой схеме Украина получала военную помощь от США, эти деньги сразу уходили в Boeing, на них корпорация поставляла «Антонову» тренировочные самолеты Т7, а «Антонов» их локализовал. Мы бы загрузили работой «Антонов» и обновили украинскую военную авиацию, с которой у нас огромные проблемы. Эту идею продвигал руководитель «Антонова» [Александр Лось], которого тоже недавно уволили.

Из большой тройки проблем осталось поговорить только про спутник «Лыбидь». Это жемчужина.

Да, он лежит в России на складе уже пять или шесть лет. Что с ним происходит?

Мы получили решение Лондонского арбитража о том, что наши иски не обоснованы. Денег [которые занимал «Укркосмос», чтобы оплатить работу подрядчика] мы назад не получим. Недостроенный спутник остается собственностью предприятия «Укркосмос». Надо было быстро решить, что с ним делать, потому что он находится в России, и мы его или потеряем, или попадем на деньги — за услуги консервации и хранения. Я составил план действий и отправил его премьер-министру. С тремя сценариями.

Первый — забираем спутник у России и сами его запускаем на орбиту. Это будет стоить 60—80 миллионов долларов из бюджета. Второй — находим инвестора, он докапитализует проект и запускает спутник на орбиту, за это получает часть его мощностей. Третий — продаем право на истребование спутника у России третьей стороне, на вырученные деньги погашаем долги «Укркосмоса», хотя бы частично.

Третий сценарий был самый простой. Но в последние пару месяцев нам удалось найти британского инвестора, который хорошо понимает риски проекта. Специально под «Лыбидь» он создал компанию Pierce Sat, которая подписала меморандум с «Укркосмосом»: они готовы инвестировать 100 миллионов долларов, чтобы запустить спутник на орбиту и разделить его мощности. Украине и не нужны 100 процентов мощности спутника — чтобы закрыть вопросы национальной безопасности нужно гораздо меньше.

Ты провел в ГКА девять месяцев и все, что ты делал, в принципе, выглядит разумным. Почему тогда уволили? Я понимаю, что это странный вопрос. Но все же — есть какие-то версии?

Есть только субъективная версия. Еще в самом начале я озвучил план действий [на посту главы ГКА]. Это не был план президента, Кабмина, Минстратегпрома. Это был план Владимира Усова. Впоследствии оказалось, что он довольно точно совпадает с планом профильного министра [Олега Уруского]. Но у меня всегда была независимая позиция. Возможно, это и стало причиной.

Мне кажется, [в правительстве] сегодня выстраивается [жесткая] вертикаль, которая позволит управлять оборонной и космической промышленностью в ручном режиме. На мой взгляд, пользы от этого не будет. Вот и всё.

[В день публикации материала на сайте ГКА появилось сообщение с критикой работы Владимира Усова за девять месяцев. Критика описывает неудовлетворительные финансовые результаты отрасли.]

А как бы ты охарактеризовал Олега Уруского? Люди из отрасли о нем хорошо отзывались. Что бы ты о нем сказал?

Мы много раз встречались. Позиция министра всегда совпадала с теми планами, которые я озвучивал. Я от министра не слышал претензий к моей работе, мне казалось, что конфликта у нас нет, и мы можем вместе работать. Как вижу, этого не случилось.

А если подняться в этой вертикали на ступеньку выше? Премьер-министр Денис Шмыгаль формулировал тебе какие-то задачи, что-то от тебя требовал?

За девять месяцев работы в ГКА я ни разу не встречался ни с премьер-министром, ни с президентом.

Это хорошо или плохо?

Если бы это была не космическая сфера — может быть, и неплохо. Но все же космос — это дело президента. Мировые соглашения обычно заключают на уровне премьеров и президентов. Ни премьер, ни президент интереса к отрасли не проявили. Это плохо. У нас есть небольшое временное окно, когда Украина может реализовать свой потенциал. Если мы это время потеряем, то шансы близки к нулю.