В новой книге Джоан Роулинг мужчина в платье убивает женщин — поэтому писательницу (в очередной раз) обвинили в трансфобии. Что она думает о гендере на самом деле?

Пятнадцатого сентября вышел новый детектив Джоан Роулинг — «Дурная кровь» (Troubled Blood). Роман рассказывает о преступнике, который переодевается в платья и жестоко убивает женщин. Газета The Telegraph получила экземпляр книги до официального выхода и написала в рецензии, что «мораль книги, кажется, такова: никогда не доверяй мужчине в платье». Из-за образа антагониста Джоан Роулинг обвинили в трансфобии, а в Twitter приобрел популярность хэштег #RIPJKRowling — под ним пользователи соцсети начали «хоронить» писательницу и ее карьеру. Подобный скандал вокруг Роулинг разворачивается уже не впервые. В июне она пошутила в Twitter над выражением «менструирующие люди» и намекнула, что «менструирующие люди» — это, по сути, женщины (имея в виду биологический пол), после чего писательницу обвинили в трансфобии. Через несколько дней после резонансного поста Роулинг опубликовала эссе, где объяснила, как на самом деле относится к гендерным вопросам, в том числе, к изменению пола. «Бабель» приводит его краткий перевод.

Мне непросто писать это эссе по причинам, которые вскоре станут понятными. Однако я знаю, что пришло время объяснить мои взгляды на проблему, обсуждение которой — довольно токсичное. Я пишу это без какого-либо стремления сделать его еще более токсичным.

[...] В декабре прошлого года я опубликовала в Twitter пост в поддержку Майи Форстетер — бухгалтера, которая потеряла работу из-за «трансфобных» твитов. Она обратилась в суд по вопросам трудоустройства, чтобы тот установил, защищает ли закон философское убеждение, что пол определяется биологически. Судья Тейлер решил, что нет.

Я заинтересовалась трансгендерной проблематикой за два года до того, как дело Майи попало в суд. Несколько лет я внимательно следила за дебатами вокруг концепции гендерной идентичности. Я встречалась с трансгендерами, читала различные книги, блоги и статьи, написанные транслюдьми, гендерными экспертами, интерсекс-людьми, психологами, специалистами по защите детей, социальными работниками и врачами, а также следила, что об этом пишут печатные и онлайн СМИ.

С одной стороны, мое любопытство было профессиональным — я пишу серию детективных романов, события в которых разворачиваются в наше время. Моя героиня — женщина-детектив — как раз в том возрасте, чтобы интересоваться этими проблемами и иметь с ними дело. Однако с другой стороны — это любопытство было глубоко личным. [...]

Я прекрасно знала, что может произойти, когда поддержала Майю. [...] Я ожидала того, что мне будут угрожать насилием, говорить, что я буквально убиваю транслюдей своей ненавистью, что меня будут называть п*здой и сукой, а мои книги — сжигать (хотя один особенно озлобленный мужчина сказал мне, что превратил их в компост). [...] Активисты, очевидно считающие себя хорошими, добрыми и прогрессивными людьми, заполонили [...] мой Twitter. Они считали себя в праве цензурировать мои высказывания, обвинять меня в ненависти, обзывать меня мизогинными словами и, прежде всего, [...] TERF.

Аббревиатуру TERF придумали трансактивисты, она означает Trans-Exclusionary Radical Feminist («радикальная феминистка, не признающая трансгендеров»). На практике под определение TERF подпадает широкая и разнообразная группа женщин, большинство из которых никогда не были радикальными феминистками. Например, мать ребенка нетрадиционной ориентации, напуганная тем, что ребенок хочет сменить пол, чтобы избежать издевательств гомофобов. Или пожилая женщина, которая вовсе не является феминисткой, но не хочет ходить в Marks & Spencer, потому что магазин пускает в женские примерочные любого мужчину, утверждающего, что идентифицирует себя как женщина. Иронично, но радикальные феминистки даже не придерживаются трансэксклюзивных взглядов — в сообщество входят трансмужчины, потому что родились женщинами.

Когда меня назвали TERF, этого было достаточно, чтобы напугать много людей, институтов и организаций, которыми я когда-то восхищалась. Они отступили перед тактикой, присущей для детской площадки: «Они назовут нас трансфобными!», «Они скажут, что мы ненавидим транс-людей». Что они скажут дальше, что у вас блохи? Я говорю это как биологическая женщина — многим людям у власти нужно отрастить яйца. [...]

Существует пять причин, почему меня беспокоит новый трансактивизм и я решила об этом высказаться. Во-первых, у меня есть благотворительный траст, который борется с социальной бедностью в Шотландии, с акцентом на проблемах женщин и детей. [...] Я также финансирую исследования рассеянного склероза — болезни, которая проявляется по-разному у мужчин и женщин. Мне давно стало понятно, что новый трансактивизм [...] серьезно влияет на вопросы, которыми я занимаюсь, потому что стремится размыть официальное определение пола и заменить его гендером.

Во-вторых, как бывшая учительница и основательница детской благотворительной организации, я интересуюсь образованием и защитой детей. Меня, как и многих других людей, беспокоит, как на эти вопросы влияет движение за права транслюдей. В-третьих, как автор, чьи книги неоднократно запрещали, я интересуюсь свободой слова и публично защищала ее, даже когда это касалось Дональда Трампа.

Четвертая причина по-настоящему личная. Меня беспокоит то, что все больше молодых женщин хотят сделать трансгендерный переход, а многие мужчины-трансгендеры — хотят вернуть свой первоначальный [женский] пол. Они сожалеют, что предприняли шаги, которые в отдельных случаях безвозвратно изменили их тела и лишили их возможности иметь детей. Некоторые из них говорят, что решились на операцию после того как осознали, что их привлекают люди своего пола, а решение частично обусловили гомофобные взгляды в обществе или внутри семьи.

Многие люди, вероятно, не знают — и я не знала, пока не начала глубоко изучать этот вопрос — что еще десять лет назад большинство людей, которые решались сменить пол, были мужского пола. Теперь все наоборот. В Великобритании количество девушек, которых направляют на хирургическую коррекцию пола, увеличилось на 4 400 процентов. Большинство из них — это девушки-аутисты.

Подобный феномен заметили и в США. В 2018 году американский врач и исследователь Лиза Литтман изучила его глубже. В интервью она сказала: «Родители описывали очень странные характеристики трансгендерной идентификации, когда несколько друзей или даже целые группы приятелей одновременно решали, что они — трансгендеры. Было бы небрежностью не рассмотреть социальное заражение (social contagion) и влияние сверстников как потенциальные факторы». Литтман назвала Tumblr, Reddit, Instagram и YouTube факторами, способствующими гендерной дисфории. По ее словам, в этих соцсетях трансгендерная молодежь создала «особенные островные эхокамеры».

Исследование Литтман произвело фурор. Ученую обвинили в том, что она предвзята против трансгендерных людей и распространяет о них дезинформацию. Активисты пытались дискредитировать Литтман и ее работу. Журнал, в котором появилось исследование, убрал его с сайта, чтобы повторно рассмотреть, а затем опубликовал заново.

Карьера Лизы Литтман пострадала так же, как карьера Майи Форстетер. Она решилась бросить вызов одному из главных принципов трансактивизма — что гендерная идентичность человека настолько же врожденная, как сексуальная ориентация. Трансактивисты говорили, что убедить человека изменить пол — невозможно.

Многие современные трансактивисты приводят аргумент, что если подростку не позволить сменить пол, он покончит с собой. Психиатр Маркус Эванс в статье о том, почему он уволился из английской гендерной клиники Tavistock, заявил, что это утверждение не соответствует достоверным данным и исследованиям в этой сфере, а также случаям, с которыми он сталкивался за десять лет работы.

Публикации, написанные молодыми трансмужчинами, раскрывают их как очень чутких и умных людей. Чем больше я читала их рассказы о гендерной дисфории, с подробными описаниями того, как они страдали тревожностью, диссоциацией, расстройством питания, наносили себе повреждения и ненавидели себя, тем больше думала о том, что если бы родилась на 30 лет раньше, тоже могла бы попробовать сменить пол. Искушение спастись от того, чтобы быть женщиной, было бы огромным. В подростковом возрасте я боролась с серьезным обсессивно-компульсивным расстройством. Если бы я нашла онлайн-сообщество, предлагающее сочувствие, которого не было в моем окружении, меня можно было бы убедить превратиться в сына, которого хотел мой отец. [...]

Поскольку я не могла стать мужчиной в 1980-х, я боролась с психологическими проблемами, придирчивостью к своей сексуальности и мыслями, которые заставляют многих девочек-подростков воевать с собственным телом, с помощью книг и музыки. [...] Я четко знаю, что смена пола является решением для некоторых людей с расстройствами гендерной идентичности. Однако благодаря многочисленным исследованиям мне известно, что 60—90 процентов подростков перерастают эти расстройства. [...]

Рост трансактивизма устраняет все системы, через которые раньше приходилось проходить людям, желающим сменить пол. Даже мужчина, который не собирается делать операцию и принимать гормоны, может получить свидетельство о признании пола и стать женщиной в глазах закона. Многие об этом не знают.

Мы живем в самый мизогинный период, с которым я сталкивалась. [...] Никогда раньше я не видела, чтобы женщин настолько не уважали и не принимали за людей, как сейчас. Лидер «Свободного мира» [Дональд Трамп], которого уже давно обвиняют в сексуальном насилии, хвастается тем, что «хватает женщин за половые органы». Представители движения «непроизвольного воздержания» проклинают женщин, которые не хотят заниматься с ними сексом. Трансактивисты говорят, что трансэксклюзивных радикальных феминисток нужно бить и «переучивать», а мужчины в политике, похоже, соглашаются, что женщины сами напрашиваются на проблемы. Всюду женщинам говорят сесть и закрыть рот, а иначе им не поздоровится.

Я прочитала все аргументы о том, что женственность не зависит от пола, и биологические женщины не разделяют общих опытов, и их я также считаю глубоко мизогинными и регрессивными. [...] Многие женщины до меня говорили, что «женщина» — это не костюм. И не идея в голове мужчины. [...] Инклюзивные словосочетания, описывающие биологических женщин как «менструаторов» и «людей, у которых есть вульвы», унижают и лишают человечности. Я понимаю, почему трансактивисты считают подобную лексику подходящей, однако для тех из нас, в чей адрес мужчины выплевывали унизительные оскорбления, она — не нейтральная, а враждебная и отчуждающая.

Это подводит к пятой причине, почему меня волнуют последствия современного трансактивизма. Я — публичное лицо уже более двадцати лет, но никогда не говорила о том, что пережила домашнее и сексуальное насилие. [...] Мне удалось разорвать первый, исполненный насилия брак, сейчас я замужем за хорошим и принципиальным мужчиной, и в безопасности настолько, насколько это возможно. Однако шрамы, которые оставило сексуальное насилие, не исчезли. [...]

Я верю, что большинство трансгендеров не только не угрожают другим, но и уязвимы по тем причинам, которые я привела. [...] Я хочу, чтобы все трансженщины были в безопасности. В то же время я не хочу, чтобы другие женщины и девушки были в меньшей безопасности. Открыть двери туалетов и примерочных для любого мужчины, который считает или чувствует себя женщиной, — а, как я уже говорила, сертификаты о признании пола теперь выдают без хирургических операций и гормональной терапии, — значит открыть двери всем мужчинам, которые хотят попасть внутрь. Это — простая истина. [...]

Поздно вечером в субботу я просматривала фотографии детей перед сном и забыла главное правило Twitter — никогда не рассчитывать на содержательный разговор. Я отреагировала на то, что, по моему мнению, было унизительными высказываниями о женщинах. Я высказалась о том, насколько важен пол, и поплатилась за это. После этого я стала трансфобкой, п*здой, сукой, TERF, которая заслуживала изоляции, избиения и смерти. «Ты — Волдеморт», — написал один человек, считая, что это единственный язык, который я пойму.

Было бы намного проще публиковать хэштеги, которые всем нравятся. [...] Как написала Симона де Бовуар «... несомненно, значительно комфортнее носить повязку на глазах, чем пытаться стать свободным. Мертвые тоже лучше приспособлены к земле, чем живые». [...]

Однако какой бы неприятной ни была постоянная критика, я отказываюсь склоняться перед движением, которое, по моему мнению, вредит, пытается размыть «женщину» как политический и биологический класс и дает прикрытие секс-преступникам. Я поддерживаю смелых женщин и мужчин, неважно, гомосексуалов, гетеросексуалов или трансгендеров, защищающих свободу слова и убеждений, а также права и безопасность наиболее уязвимых: детей нетрадиционной ориентации, подростков и женщин, которые пытаются сохранить однополые пространства [...]

Единственное, что дает мне надежду, это то, что существуют женщины, готовые протестовать и самоорганизовываться, а также по-настоящему порядочные мужчины и трансгендеры, которые их поддерживают. [...] Ни одна из критически настроенных по отношению к гендеру женщин, с которыми я общалась, не ненавидит транслюдей. Многие из них заинтересовались этим вопросом в первую очередь из заботы о трансмолодежи и очень симпатизируют взрослым транслюдям, которые просто хотят жить своей жизнью. [...] Все, о чем я прошу, и все, чего я хочу — чтобы подобное сопереживание и понимание распространялось на миллионы женщин, единственным преступлением которых является то, что они хотят, чтобы их опасения угроз и насилия услышали.