Все спорят, у какой страны больше заслуг во Второй мировой войне. Победил Сталин? Или Черчилль с Рузвельтом? Нет, все гораздо сложнее — объясняет историк Ричард Овери (архивный материал)

В пятницу и субботу, 8—9 мая 2020 года, Украина отмечала два официальных праздника — День памяти и примирения и День победы над нацизмом. Каждый год эти даты сопровождаются ожесточенными спорами: у кого из стран-союзниц больше заслуг во Второй мировой войне и какой фактор стал решающим для победы (ленд-лиз, высадка в Нормандии, битвы при Сталинграде и на Курской дуге, взлом «Энигмы» и так далее). Этой теме посвящена книга британского историка, профессора Королевского колледжа Ричарда Овери «Почему союзники победили». Ответ, который он предлагает, — неизмеримо сложнее и на порядок интереснее всякой версии, которую выдвигают в любительских спорах. Специально к 75-летию победы во Второй мировой войне обозреватель «Бабеля» Сергей Пивоваров пересказывает основные тезисы книги — с редкими архивными фотографиями. А вот две колонки, которые «Бабель» рекомендует вместе со своим материалом: профессор Ярослав Грицак пишет об украинском измерении Второй мировой, а обозреватель Михаил Дубинянский пишет о разрыве в украинском обществе, связанном с памятью о ней.

Победа антигитлеровской коалиции сегодня, как и во время выхода книги Овери 25 лет назад, многим кажется чем-то очевидным и заранее предопределенным. Вопрос «почему союзники победили» часто не задают по психологическим причинам. Ведь мы уже знаем итог, а об альтернативе думать просто не хочется.

Однако после первых двух лет войны перспективы были совершенно иными. «Ни один здравомыслящий человек в начале 1942 года не мог бы предугадать конечный результат войны». В стратегическом плане союзники столкнулись с наихудшим сценарием.

Германия завоевала фактически всю Европу, нанесла сокрушительное поражение Советской армии, уже подступала к Москве и Ленинграду и готовилась прорываться на Кавказ и Ближний Восток. Согласно советским архивам, в октябре 1941 года Сталин даже подумывал о том, чтобы сдаться.

Британия, хоть и смогла не допустить вторжения, но фактически оказалась в изоляции на острове. Немецкие подлодки перерезали поставки помощи через Атлантику, а их авиация доминировала в воздухе. США еще только готовились переориентировать свою экономику и промышленность на военные нужды. А в декабре 1941 года по американской военно-морской базе Перл-Харбор нанесли удар японцы. К этому моменту британский премьер Уинстон Черчилль всерьез рассматривал вариант, при котором «Гитлер господствовал бы во всей Европе, Азии и Африке, а Британии и Америке навязал мир на своих условиях».

Но к концу 1944 года ситуация в корне изменилась. Поэтому, по мнению Овери, поворотными стали именно события 1942—1944 годов. Условно их можно разделить на три этапа:

• 1942 год — глухая оборона и изматывание сил противника, наращивание собственного технического потенциала, работа над ошибками в тактике и стратегии, формирование антигитлеровского союза;
• 1943 год — перелом на ключевых фронтах, постепенное получение превосходства на море и в воздухе;
• 1944 год — переход в наступление, второй фронт в Западной Европе, к концу года баланс сил уже окончательно складывается в пользу союзников.

Но ни один из этих факторов не был решающим сам по себе, их стоит рассматривать только в совокупности. «Война была уникальной по своему размаху и географическим масштабам. Поле битвы было мировым полем в буквальном смысле слова. Для союзников вопрос о победе в войне на каком-то определенном участке не стоял: ее нужно было добыть на каждом театре военных действий и во всех измерениях — на суше, на море и в воздухе. Это делало погоню за победой дорогостоящей и, прежде всего, долгой».

Если бы большая часть немецкой армии не увязла в боях на Восточном фронте, то высадка в Нормандии вряд ли бы стала успешной. С другой стороны — постоянные воздушные бомбардировки немецких заводов и верфей отвлекли авиацию с Восточного фронта. Постепенно союзникам удалось добиться превосходства в воздухе. Но Советскому Союзу, как и Британии, все равно пришлось бы тяжело без поставок помощи из Северной Америки. А для этого нужно было очистить Атлантику от немецких подводных лодок. «В конце концов союзники смогли переломить ситуацию во всех трех этих кампаниях, но такой результат не мог быть воспринят как само собой разумеющийся ни в 1942-м, ни на протяжении большей части 1943 года».

Во время войны союзники допускали серьезные ошибки, но несколько раз им по-настоящему везло. К примеру, решающее сражение с японским флотом у атолла Мидуэй в июне 1942 года удалось выиграть, потому что «десять из сотен американских бомб попали в нужную цель». А во время высадки в Нормандии одним из факторов успеха стала погода. Поэтому уже в конце войны Черчилль иногда говорил, что «на стороне союзников было провидение».

Только к 1944 году США, Британия и СССР смогли преодолеть внутренние разногласия и стали координировать свои действия — с самого начала войны их союз был вынужденным, а не добровольным. После пакта Молотова — Риббентропа Запад вообще рассматривал СССР как пособника Германии. И каждая из сторон опасалась, что кто-то пойдет на соглашение с нацистами за спинами остальных. «В конце концов альянс был выкован из национального корыстного интереса. Он существовал до тех пор, пока каждая из сторон нуждалась в помощи другой для достижения победы, и затем распался», — писал в своем дневнике помощник госсекретаря Рузвельта Адольф Берль.

В 1939—1941 годах Германия технологически и тактически на голову превосходила как своих противников, так и основных союзников — Италию и Японию. Поэтому участникам антигитлеровской коалиции пришлось в спешном порядке реформировать как организацию сил и их оснащение, так и оперативные навыки. К примеру, после поражений лета и осени 1941 года советский Генштаб к марту 1943-го подготовил пять томов критического анализа, в которых охватывалось все — от использования танков и самолетов до закладки дымовых завес.

Постепенно союзники наверстывали технологическое отставание. В СССР наладили массовое производство маневренного танка Т-34, который прекрасно себя проявил во время битвы на Курской дуге — одном из переломных сражений на Восточном фронте летом 1943 года. У американцев появились бомбардировщики, способные летать на большие расстояния. С их помощью удалось эффективно разрушать немецкую военную промышленность. К 1944 году бомбардировки сократили выпуск немецкой авиатехники на 31 процент, а танков — на 35 процентов. Авиация союзников успешно действовала и в битве за Атлантику. В 1943 году самолеты потопили 149 из 237 немецких подлодок.

Огромною роль сыграли даже незначительные, казалось бы, технологические мелочи. Например, дополнительные топливные баки для истребителей позволили им прикрывать бомбардировщики во время рейдов в глубокий тыл противника. В Германии же после первых успешных лет войны технологический прогресс пошел на спад. В итоге к 1944 году, когда американские и британские войска были полностью моторизированы, немецкая армия все еще использовала более миллиона лошадей.

Баланс в соотношении ресурсов тоже постепенно сместился в пользу союзников. Здесь Овери выделяет два ключевых фактора: огромная скорость и масштаб американского перевооружения и быстрое возрождение советской промышленности после огромных потерь в 1941 году. Имея в своем распоряжении лишь четверть того объема стали, что был у Германии, советские заводы на протяжении войны выпустили больше самолетов, танков и орудий, чем противник.

Но одного материального превосходства в войне недостаточно, если отсутствует воля к борьбе. После первых тяжелых лет войны лидерам стран-союзников удалось вдохновить людей сражаться за победу как на фронтах, так и в тылу. Не в последнюю очередь именно благодаря морально-волевой стойкости удалось переломить ход Сталинградской битвы, когда «ценой отчаянного, почти непонятного мужества нескольких тысяч человек удерживали 6-ю немецкую армию достаточно долго, чтобы устроить решающую ловушку».

В Германии же произошло обратное. «Легкие победы убедили Гитлера в том, что он обладает исключительным пониманием стратегии и тактики. По мере течения войны он все больше и больше концентрировал военные усилия в своих руках и почти не доверял ничьим советам. Война в Германии превратилась в мужскую забаву, в которой интуиция вытеснила рациональную оценку, а мания величия — здравый смысл». Примечательно, что вплоть до самоубийства в апреле 1945 года Гитлер обвинял в поражении кого угодно, кроме себя: «евреев, большевиков, даже собственный немецкий народ».

У какой из стран-союзниц больше заслуг во Второй мировой войне — вопрос сложный. А вот закинуть донат «Бабелю» — очень просто.