«Пусть съ*бывают оттуда, мы за 30 минут их будку снесем». Мы побывали в прифронтовой Станице Луганской, где третий месяц разводят войска, — но никак не разведут

Разведение войск в прифронтовой Станице Луганской началось больше двух месяцев назад. Оно было прописано в Минских соглашениях. Войска разводят, чтобы починить взорванный в 2014 году мост. Мост — единственное связующее звено между оккупированным Луганском и территорией, которая подконтрольна Украине. Боевики «ЛНР» постоянно обвиняют Украину в срыве разведения, а украинские военные обвиняют в срыве «ЛНР». Президент Украины Владимир Зеленский 2 сентября заявил, что войска развели и украинская сторона начала ремонтировать мост. В социальных сетях разведение войск воспринимают как капитуляцию и требуют прекратить любые действия с украинской стороны — особенно после того, как «депутаты парламента ЛНР» пришли на украинскую территорию моста. Корреспондент theБабеля Евгений Спирин и фотограф Сергей Моргунов пробыли в Станице несколько дней, чтобы выяснить, что же там происходит и кто срывает разведение.

Администрация

Пятница, в поселке Станица Луганская ажиотаж. Повсюду снуют люди с тележками и тачками, на местном рынке толкучка, у банкоматов очереди. Люди из оккупированного Луганска пришли в поселок снять пенсии, купить продуктов и одежду для школьников. В «ЛНР» цены выше.

В поселке уже два месяца разводят войска. По Минским соглашениям 2016 года боевики должны отойти на юго-восток, к памятнику князю Игорю, а украинская армия — передвинуться на северо-запад, к белому столбу ОБСЕ у самого пропускного пункта. До этого же блиндажи стояли прямо у разлома моста. Его взорвали еще в 2014 году, с тех пор это единственный мост, по которому мирные граждане могут попасть из оккупированной территории в Станицу, подконтрольную Украине. Других КПВВ в Луганской области нет. Чтобы люди хоть как-то могли ходить, взорванную часть моста заложили досками.

Кажется, несмотря на два месяца новостей о разведении, местные ничего не заметили, и мало кто понимает, что происходит. Спрашиваю продавщицу в магазине на улице Лермонтова, увеличилось ли количество «туристов».

— Ой, какое там разведение. Херней занимаются! Ковыряют на той стороне лопатами что-то, делают вид. Они ж небось хотят, чтоб КПП убрали, а кто его уберет? Мне вообще главное что? Чтобы больше обстрелов не было. Только стены замазали, полгода как.

— Так, а вы видели, что на той стороне?

— Нет, я туда не хожу, мне не надо. Говорят, что все как стояло, так и стоит.

В центре поселка у Дома культуры много школьных автобусов. Сегодня тут конференция для учителей района перед первым сентября. Рядом здание Администрации района. Там нас ждет глава Юрий Золкин. Он следит за разведением войск. Кабинет Золкина на втором этаже. На стене висят грамоты и карты, на столе статуэтки, папки, календари и сувениры — видимо, подаренные гостями. Возле окна штук 20 разных флагов, некоторые с подписями. Золкин, пожалуй, единственный глава администрации, который занимал эту должность до войны и так и остался на ней.

— Здравствуйте-здравствуйте, ну проходите. Черти что на этом мосту творится. Вчера был, смотрю идет детина, расталкивает женщин, сумки свои по головам, пихает всех, бьет. Пока не схватишь такого за ухо, не выпхаешь, не успокоится. Но я же не могу там все время дежурить? Раньше военные были…

По словам Золкина, украинская сторона уже на финальной стадии разведения и даже разминировала некоторые участки под мостом. Позже, на мосту, мы увидим, что украинская армия и правда демонтировала блиндажи. Теперь нужно утвердить проект моста и начать его чинить. Но сделать этого не могут: боевики не убирают свой блиндаж и не допускают украинских специалистов на свой участок. Без минеров инженеры изучать мост не будут — опасно. Золкин говорит, что боевики свой КПП не уберут.

— Они же сознательно затягивают процесс. Сейчас лето, сухо, идеальная пора для строительных работ. А они ковыряют там песок третью неделю. И то, начинают имитировать бурную деятельность только когда ОБСЕ приходит. Вот дотянут до осени, начнется слякоть и грязь, как там под мостом потом лазить, мины искать? А еще они деревья срубили, там теперь пни стоят — никакая техника не пройдет.

На вопрос, зачем это боевикам, Золкин отвечает: «Чтобы выставить Украину беспомощной». Якобы, до осени «ЛНР» сделают опорные конструкции для моста на луганском заводе «Маршал».

— А потом притащат эти конструкции и скажут: «Смотрите, Украина ничего не развела, а мы уже мост строим». Я думал, Путин даст команду, и они начнут отводить, думал, звезды сложились. А оно хреново идет. Издеваются над нами по полной программе. Лесник этот еще там сидит!

— Какой лесник?

— Идите, сами все увидите.

Пропускной пункт, Станица Луганская

На пятачке у пункта пропуска очередь. Чтобы пройти на ту сторону, нужно сначала сунуть паспорт в окошко будки с пограничниками, получить талон, а затем пройти метров 50 по дороге, которая с обеих сторон ограждена сеткой и забором. Перед будками — почти таможенный контроль. Тут стоят несколько длинных лавок, на которые люди выкладывают все из сумок. С собой можно нести только ручную кладь, весом не больше 75 килограмм. Возле лавок стоит растрепанный пожилой мужчина, на нем рубашка, спортивные штаны и шлепки. Из его сумки вытащили 10 килограммовых упаковок сарделек и штук 20 палок копченой колбасы. Он пытается объяснить, что все это несет для себя — мол, запас на несколько недель.

Рядом, на соседней лавке, женщина раскладывает вещи. У нее в мешке семь огромных головок сыра. Пока мы получаем пропуски, еще у нескольких человек достанут из сумок мясо, упаковки чая, колбасу и даже тушки кур. Пограничник шутит.

— У них там, в «маленькой Швейцарии», попробуй сосисок нормальных купи. Вот и прут отсюда. Причем покупают дешевое, а там дорого продают, «Ешьте украинское». И правда, зачем мозгами думать, напрягаться. Тут купил дешевле, там продал дороже, и работать не надо!

Все, кто отметились в будке у пограничников и прошли досмотр, идут дальше. Им нужно пройти пару километров по мосту, мимо навесов, туалетов, вагончика Красного Креста, потом преодолеть провал, который заложен досками, и за блиндажом «ЛНР» пройти контроль уже со стороны боевиков. После этого можно сесть на автобус и доехать до Луганска. Маленькая девочка пытается убедить военного, чтобы он ее пропустил, и сует ему пропуск.

— Я просто бабушку доганяю, она ушла вперед, я с бабушкой, честно.

Наконец-то получаем желтые временные пропуски, с ними можно пройти за КПВВ вместе с людьми. Нас сопровождают двое военных из Совместного центра контроля и координации. Раньше в СЦКК входила Россия, но в декабре 2017-го она вышла из миссии. С тех пор боевики «ЛНР» создали свой собственный СЦКК, который Украина не признает. Военные идут без оружия: его запретили носить в серой зоне обеим сторонам после разведения. За тем, чтобы правило не нарушали, следит ОБСЕ. Украинские военные не верят, что в блиндаже «ЛНР» нет оружия, потому ходят в бронежилетах.

Недалеко от пункта пропуска, прямо на мосту, установили навес и лавки для пожилых людей, которым трудно долго идти пешком под солнцем. Тут можно отдохнуть и попить воды. На лавках сидят люди. Спрашиваю у женщины лет семидесяти, чего она ждет от разведения.

— Я жду в гроб быстрее лечь. Пока сюда полдня, пока отсюда, пока спустишься по этим доскам, лучше помереть. Это ж надо такое, дожить до старости, чтоб в Станицу не попасть было! Да мы сюда в Валуйское за грибами всю жизнь ходили. На автобусе 20 минут от Восточного [района в Луганске] — и ты уже в лесу, а теперь? Сутки, чтоб пенсию получить. Тьху!

Напротив лавок — вагончик Красного Креста. Вдоль дороги натыканы столбы с динамиками. У вагончика сидят уставшие женщины-дворники и курят. Они видят камеру и начинают махать руками.

— Та не снимай! Все равно мне смотреть негде, у нас одна «Россия-24». Чтоб Украину смотреть — то «тарелка» нужна. А где я на нее денег найду, на эту «тарелку»? Мету тут говно всякое за три копейки.

С недавних пор по украинской части моста до самого разлома ходит бесплатный автобус. В него помещается около 40 человек с с тачками и сумками. Еще тут ходит электрокар из гольф-клуба, он тоже бесплатный. На остановке автобуса объявление: «Уважаемые граждане, если еще раз повторится акт вандализма в автобусе, будете ходить пешком по жаре и морозу». Подъезжает электрокар, из него выпрыгивают восемь человек, в основном пожилые женщины. За рулем машины мужчина в синей майке с надписью UNDP — from people of Japan. Женщины смеются.

— Ну спасибо, довез, а то бы как всегда, плелись по жаре! Вот бы так каждый раз.

За вагончиком медпункта стоит труба, на ней украинский флаг, последний на мосту. Вдалеке виднеется блокпост боевиков «ЛНР», а над ним флаг России. Спрашиваю у военных, почему же с той стороны не повесили свой «республиканский» флаг, с голубой, синей и красной полосой.

— Так это изначально и была тряпка «ЛНР», а потом голубой цвет на солнце выгорел, и вскрылась вся их настоящая суть — получился флаг РФ.

Серая зона

Медленно идем по мосту. В сторону разлома и от него идут толпы людей. Кто-то с детьми и сумками, кто-то с тачками, кто-то тянет на себе мешки и кульки огромных размеров. Многие люди идут опираясь на палку. Вдоль дороги к ржавым остаткам забора прикованы цепями тележки, инвалидные кресла и даже стулья на колесиках. Спрашиваю у военного, что это.

— Это республиканское изобретение. На них везут тех, кому тяжело идти и нести свои вещи. Садят и везут, стоит 150 рублей. Такие вот рикши. У них там бригадир есть, перед разломом сидит, сейчас увидите.

Мы в серой, то есть ничейной зоне. Тут нет флагов, это территория уже не подконтрольная Украине, но еще и не подконтрольная боевикам. Как линия демаркации между двумя Кореями, или как граница в городе Никосия, между Южным и оккупированным Северным Кипром. За 30 метров от разлома работают экскаватор и бульдозер. Украинские спасатели разбирают блиндажи. Один, дальний, уже снесли, средний остался как навес с лавочкой, чтобы люди могли отдохнуть в тени, ближний все еще демонтируют. Его стены уже разломали, бетонные укрепления сняли, песок выгребли. Военный, который нас сопровождает, объясняет.

— Вот это был наш блиндаж. Еще пару часов, и больше его не будет. А они там у себя кричат, что мы тут ничего не делаем, а только все [сроки] срываем. Все, никаких фортификационных укреплений тут больше не будет. Вот этот, средний, останется, но у него задней стенки уже нет, какой же это теперь блиндаж?

По краям от дороги лежат мотки проволоки и груды обломков — все, что осталось от украинского блокпоста. За ним и вправду больше ничего нет, прямая дорога к разлому. Подходим к самому краю, через 10 метров стоит блиндаж «ЛНР». Возле него несколько человек в зеленой камуфляжной форме и с синими касками. Как только они видят у нас в руках камеры, сразу же хватаются за лопаты и начинают перекладывать песок из одной кучи в другую. Так они показывают, что разбирают свое укрепсооружение. Украинские военные смеются.

— О как зашевелились! Ты смотри. Мы если тут полчаса постоим, глядишь, и стенку разберут!

Справа от моста покореженный ржавый железный лист. Под ним сидит мужчина в шляпе с надписью Marlboro. Это тот самый Лесник, о котором говорил Золкин. Когда-то Лесник командовал блокпостом «ЛНР», воевал против украинской армии, а теперь занимается бизнесом. Все рикши, которые возят пожилых людей на тележках, платят ему долю. Юрий Кузьмин, так зовут Лесника, теперь спокойно сидит на украинской стороне моста и все отрицает.

— А вы же Лесник? Командовали блокпостом?

— Да боже упаси!

— Что, не служите больше?

— Да я и не служил!

У лестницы стоит девочка и держит за руку маленького брата, об их ноги трется черный котенок. К разлому на костылях подходит старая женщина, на нее опирается такой же мужчина. Они не могут спуститься по доскам без помощи, женщина кричит: «Помогите, помогите же». Человек из бригады Лесника отзывается: «150 рублей». Мы пытаемся спуститься вниз. Бородатый мужчина в военной форме срывается с той стороны и бежит навстречу.

— Убирайтесь, провокаторы!

Военные просят нас вернуться на каменную часть моста.

— Они там почему-то думают, что там, где деревянные доски — это их территория. Хотя их там вообще не должно быть.

Все это время солдаты на той стороне продолжают перекладывать песок из кучи в кучу. Под мостом лежит целая гора песка. Такое ощущение, что они ночью привозят его и разгружают на блокпост, чтобы потом целый день делать вид, что разбирают свой блиндаж. Украинский военный показывает пальцем на песок.

— Да пусть съ*бывают оттуда, мы эту будку за полчаса снесем. Так они там еще год будут в песочнице ковыряться. Ни минеров туда пустить, ни инженеров. Строители!

Под мостом видно следы от кострищ — на них палят шины. Раньше шинами был обложен блиндаж боевиков. Вывозить их никто не хочет, потому шины просто обливают бензином и поджигают. Черный дым столбом валит прямо на людей, которые идут по мосту.

— Видите как, у них вон туловище в куртке МЧС поджигает шины. У нас пожарные тушат, а у них поджигают. Такая вот разница.

Мимо нас идет пенсионер с тележкой, он останавливается.

— Ты чего снимаешь тут? А? Вот написали бы там: «Не снимать!» А еще лучше — «Не курить!» И желательно по-немецки: «Нихт раухен!» Тогда бы понятно было. Стали тут… Идите свои сараи сносите.

Украинские военные привыкли. Один из них показывает пенсионеру на ту сторону.

— А это не будка? Что она там делает?

— Что надо, то и делает.

Все время, пока мы снимали разлом и ту сторону, боевики «ЛНР» продолжали усердно перекладывать песок из кучи в кучу. Украинский спасатель, который пришел посмотреть, как разбирают сепаратистский блокпост, предлагает нам остаться.

— Вы бы почаще приходили. Так может они и разгребут свой хлам. Вон как усердно лопатой машет, аж пот с него течет.

Пункт пропуска, Станица Луганская

У разлома стоит толпа людей, все ждут автобус. Он привезет тех, кто едет в Луганск, и заберет тех, кто идет в Станицу. По дороге обратно к КПВВ украинский военный объясняет, что будет после разведения и разминирования.

— Когда уберут все мины, начнется второй этап. Нужно будет сделать временный участок, в обход разлома, чтобы не закрывать пункт. А потом поставить новые опоры и починить дырку в мосте.

Будет ли мост автомобильным (это решило бы многие проблемы), военный не знает. Там, где еще пару часов назад стоял украинский блиндаж, уже ничего нет, только остатки сетки. Трактор и бульдозер уехали. Осталось несколько спецавтомобилей KOZAK с надписями «Взрывно-технические работы».

Под навесом сидят уже другие люди, прячутся в тени. Спрашиваю у молодого парня, стало ли легче ходить туда-сюда после разминирования.

— Мне плевать, что они там опять придумали, в игры играют какие-то. Я скоро отсюда уеду. Может даже через пару недель.

Еще несколько человек видят камеру и не хотят говорить. Посыл у всех один: никто не понимает, кто, что и куда разводит. Недалеко от КПВВ стоит памятник — фигура женщины с хлебом-солью, в народе его называли «Баба с батоном». Весь памятник испещрен отверстиями от пуль. Теперь это больше похоже не на женщину, а на терминатора.

На лавках досмотра наконец-то разрешили мужчине запаковать свои пакеты с сардельками и пройти контроль. Он сгребает все в сумку, грузит на тележку и бежит в сторону будок с пограничниками. Мы сдаем пропуска. Военный из сопровождения прощается.

— Вот так оно и выглядит, разведение. Скоро они с той стороны по пивбарам сюда начнут ходить. Издевательство. Сделать бы мост нормальный, а то скотство все это бесчеловечное.

Люди торопятся, сгребают свои сумки, толкаются в очереди. Через 30 минут, ровно в 18:00, пункт закроется, а ночью опять будут слышны автоматные выстрелы.

Из динамиков на столбе громко играет песня Вакарчука. Колонка хрипит: «Не плач… Не плач / Поки небо з нами / Тільки душу обійми / Жадними сльозами… / Бо земля прокинеться / Голова стуманиться / Хто — на захід / Хто — на схід».