Один день с режиссером Владом Троицким. Подготовка к опере в корабельном доке, балет кранов и артисты в воде

Влад Троицкий — один из немногих украинских театральных режиссеров, чьи постановки показывают в Европе. В начале девяностых он на собственные деньги открыл «Дах» — театр, которому в этом году исполнится 25 лет. Троицкий окончил радиотехнический факультет КПИ и после распада СССР запустил бизнес по продаже спутниковой связи. Тогда мало кто понимал, как это устроено, а сам Троицкий говорит, что в те годы продавал «магию». Заработанных денег хватило на свой театр, которым с тех пор он и занимается. В 2007-м Троицкий замахнулся на собственный фестиваль современной культуры — «ГОГОЛЬFEST». Он проходил в столице десять лет, пока в 2018 не переехал в Мариуполь. Кроме всего, Троицкий основал проекты NOVA OPERA, «ЦеШо», Dakh Daughters и DakhaBrakha. Последние успешно гастролируют по США, а одна из песен группы вошла в саундтрек сериала «Фарго». Пока «ГОГОЛЬFEST» был в Киеве, он мигрировал по разным площадкам. Несколько лет проходил в «Мистецьком арсенале» (в те годы мало приспособленном помещении завода «Арсенал»), на ВДНХ и в здании бывшего Завода экспериментальных металлоконструкций на Выдубичах. Но взгляды Троицкого и городской власти на культуру не совпали. Он перевез «ГОГОЛЬFEST» в Мариуполь и в этом году поставил свою новую оперу в необычном месте — плавучем доке Азовского судоремонтного завода. Сначала 600 зрителей увидели балет пяти грузовых 50-метровых кранов, а потом перешли в док, чтобы посмотреть оперу Νερό. За день до премьеры, которая состоялась 27 апреля, корреспондент theБабеля Лена Ковальчук провела целый день с режиссером и увидела, как поставить оперу, аналогов которой нет в мире.

12:00, проходная Азовского судоремонтного завода

К опере Νερό команда фестиваля готовилась почти год. Задействовать индустриальные возможности Мариуполя решили сразу после прошлого «ГОГОЛЬFEST», который в 2018 году впервые прошел в прифронтовом городе.

Завод — режимный объект, туда не пропускают без специального разрешения. На входе меня забирает Никита — помощник Троицкого. Представляется «руководителем проекта на Азовском судоремонтном заводе». Проект — это и есть опера Νερό, уникальное культурное событие с привязкой к конкретному месту. Ее покажут всего один раз и только в судоремонтном доке.

Еще недавно здесь запрещали снимать даже на телефон — в порту стоят украинские военные корабли. Сейчас судоремонтный завод на время стал театральной площадкой, и некоторые ограничения временно сняли.

От проходной до самого плавучего дока идти не меньше полутора километров, минуя грузовые краны, старые суда, которые сейчас стоят на ремонте, и железные ангары. Никита говорит, что репетируют постоянно, но какие-то вещи по-прежнему не готовы. Например, сегодня ночью еще нужно записать визуальные эффекты, которые покажут с помощью проектора, и звук. А завтра вечером на премьере музыканты проекта NOVA OPERA сыграют все это вживую.

По территории завода ходят рабочие в строительных касках, в нескольких десятках метрах от меня летят искры от сварки — ремонтируют судно, еще дальше в синий цвет красят киль судна. С началом войны ситуация ухудшилась: Мариуполь стал прифронтовым городом, а у АСРЗ стало меньше заказов, и завод перешел на четырехдневку. Сейчас тут работают 700 человек.

13:30, репетиция в заводском доке

В доке не шумно, играет музыка, громко разговаривают люди, все актеры одеты в одинаковые синие робы, из-за чего их не сразу отличишь от сотрудников завода.

Подрядчики монтируют трибуну для 600 зрителей, актеры стучат по земле металлическими профилями, а сотрудники завода делают свою работу, вроде бы не замечая масштабной постановки. Репетиция в доке сильно отличается от того, что происходит на обычных театральных сценах. Есть ощущение монументальности, люди теряются на фоне огромной заводской декорации.

Плавучий док, в котором поставят оперу, построили 40 лет назад. Он состоит из понтона, длина которого 200 метров, а ширина 28. По бокам док окружают две пятнадцатиметровые видоизменяющиеся стены. Он немного качается и дрейфует. Ночью его планируют заполнить водой — это одна из важнейших частей постановки. В центре дока на опорных конструкциях репетируют актеры, по верхней палубе ходят работники АСРЗ, позади меня монтируют большую трибуну, с которой завтра Νερό увидят 600 зрителей, а посреди дока стоит тот, кто все это придумал — Влад Троицкий.

Жжет солнце, в Мариуполе жарко. В доке пахнет рыбой и морем, в котором он стоит. Вокруг Троицкого толпятся люди, все что-то спрашивают. После каждой отрепетированной сцены его окружают актеры, чтобы понять, все ли они делают правильно. В постановке участвуют актеры из проектов Троицкого «Дах», «ЦеШо», также много местных — из объединения «Театромания» и Театра кукол. Когда обсуждение заканчивается, Троицкий становится напротив и показывает, как нужно двигаться, просит стараться и быть более синхронными.

— Ребятки, нужны паузы, и стараемся делать все более четко. Я понимаю, что задача непростая, все устали, но это надо сделать.

Когда сцена получается, сразу переходят к следующей. Троицкий много курит, до него не добраться, каждую секунду с ним кто-то разговаривает, уточняют детали, и за ним последнее слово во всем.

— Почему именно судоремонтный, ведь в городе есть другие заводы, чего стоит хотя бы «Азовсталь»?

— Поначалу мы рассматривали «Азовсталь», но когда приехали туда, поняли, что зрителей, да и наших артистов без средств защиты туда не заведешь. Там дышать почти нечем.

Для Троицкого постановка на Азовском судоремонтном заводе — не первый опыт работы с индустриальной площадкой. В Киеве «ГОГОЛЬFEST» проходил на территории завода «Арсенал» и в промзоне на Выдубичах. Пока он оттачивает движения артистов под музыку, всего в 500 метрах ремонтируют корабли, баржи и мелкие катера, а в самом доке стоит на ремонте огромный плавучий кран.

Он все придумывает в процессе. Что-то отсекает, что-то видоизменяет на ходу. Иногда ругается, сказывается волнение и желание все успеть. Люди работают почти беспрерывно. Вместе вся команда впервые встретилась за 5 дней до премьеры

— Зачем вам завод?

— Поставить что-то на заводе, который еще и все это время работает в штатном режиме, — непросто. У каждого из нас свои цели. Завод должен показать, что их не нужно бояться, что все здесь нормальные люди. Им необходимо снять ореол опасности с предприятия. Мы, в свою очередь, хотим, чтобы культура работала на некую социальность. Это даст городу совершенно иной импульс и выведет всех нас на другой уровень.

Троицкий рассказывает, что из Киева «ГОГОЛЬFEST» ушел не просто так. По его словам, столице фестиваль современной культуры оказался не нужен. Бюджет «ГОГОЛЬFEST» в Мариуполе — около 10 миллионов гривен, а в Киеве ему были готовы выделить только миллион. Сожаления в его словах нет.

— За миллион пусть они сами сделают такой фестиваль, хотелось бы посмотреть, что выйдет.

— А больше бы не дали?

— Я живу по принципу «никогда ничего не просите», ну и большая проблема Киева в том, что там есть иллюзия культурной жизни. На деле ее там почти нет.

Около пяти вечера к Троицкому приезжают журналисты нескольких телеканалов, но с репетиции он не уходит. Через час-другой обещает перерыв, чтобы актеры отдохнули перед ночным прогоном. Ночью затопят док, чтобы отрепетировать сцену, где все стоят в воде.

— Ребятушки, я сейчас отъеду, но чтобы в одиннадцать все были на месте. Продолжим.

22:00, репетиция балета кранов

Начинается репетиция балета: 5 грузовых кранов 20 минут показывают разные фигуры и синхронно двигаются под музыку. Ее слышат все, кроме крановщиц. С ними по рациям разговаривает сотрудник завода, а ему подсказывает технический куратор спецпроектов фестиваля и помощник режиссера Вальдемар Клюзко. Ко мне подходит Троицкий:

— Что, по-вашему, хорошая культура?

— Когда резонирует?

— Ну нет, резонирует — очень субъективная категория. То, что резонирует с вами, не обязательно резонирует с другими.

— Сдаюсь, вы же знаете правильный ответ, вы и скажите.

— Легко. Культура хороша тогда, когда вписана в общемировой культурный контекст. Эта штука уже вписана.

— Думаете?

— Уверен.

Троицкий стоит под кранами и следит за процессом вместе со всеми снизу. Хвалит крановщиц, называет их гениальными девчонками. Судя по лицам, балет увлек всех: и рабочих завода, координирующих крановщиц, и актеров, задействованных в Νερό. Краны, которые стоят десятилетиями на одном и том же месте, вдруг оказываются частью масштабной постановки. У них появляется другая функция, хотя послезавтра они снова станут обычными кранами. Может это и имел в виду Троицкий, когда говорил о Νερό как о явлении, которое уже вписано в мировую культуру.

За два часа до начала большой ночной репетиции в доке выбивает фазу, электричества нет. Помощник обещает, что за полтора часа вопрос решат, чего бы им это ни стоило. Троицкий уезжает в гостиницу, но в час ночи обещает быть на месте. Репетицию отменить нельзя.

01:00, генеральная репетиция

Днем сцены не было видно, а сейчас понятно, как все будет выглядеть. Большая сцена, где будут находиться музыканты и певцы, над ней огромный экран для трансляции визуальных эффектов, трибуны, откуда оперу увидят почти 600 зрителей, и актеры, которые будут показывать свои сцены на понтоне, а ближе к середине он будет затоплен. Пока док сухой, и, к счастью, появился свет. Сверху женщина громко кричит на своих коллег — двух мужчин в касках. Каски — единственное, что отличает работников завода от актеров, занятых в постановке.

— Ребята, уже поздно, мы будем что-то делать? Давайте запускать воду, чтобы она успела набраться.

— Будем, дорогая, но может сначала ты разденешься?

— Я сейчас как спущусь — разденетесь вы.

Троицкий их не слышит, он просит своего помощника Вальдемара быстро решить вопрос с брандспойтами.

— Знаете, я собирался заниматься наукой. И если бы тогда, в мои 25, кто-то сказал бы мне, что меня занесет в современный театр, я бы плюнул в этого человека. Родители с детства водили меня в театры. Помню, выглядело это ужасно: жуткие декорации, актеры с не своими голосами. Мне ж не говорили, что бывает другой театр, а он был.

— Когда же все изменилось?

— В общежитии я жил в одной комнате с музыкантом Олегом Скрипкой. Тогда мы увлеклись другим театром, танцевали брейкданс, прощупывали почву, понимаете? Театры были дрянь, надо было что-то менять. Если ты занимаешься искусством на местечковом уровне, то ты занимаешь не искусством, а, простите, х*йней.

Нервничают не только сотрудники завода, которых вовлекли в культурный эксперимент, и для них все дико непривычно: шум, актеры, музыка, телекамеры, — но и вся команда «ГОГОЛЬFEST», хотя это уже их 12-й фестиваль.

К ночи трибуну полностью установили. Сейчас репетируют танец погрузчиков, и пока они будут ездить по понтону, остальных просят переждать на зрительских местах. Выезжают две машины, становятся друг напротив друга и выполняют синхронные фигуры, после чего разъезжаются. Включают мощные прожекторы, они светят то в небо, то на всех, кто есть в доке. С моря дует холодный ветер.

— Вы переживаете, у вас вообще бывали провалы?

— Нет, не бывало. Никто же не знает, как должно быть на самом деле. Секрет в том, что это знаю только я.

— А почему вы больше ставите за границей? Неужели в Киеве вам не нашлось места?

— Да кто мне даст здесь ставить, я знаю, что чужой для этой среды. Я привык работать с другими формами, если хотите, я создаю миры, удивительные и ни на что не похожие. Это чудо созидания, феерия. Но у меня в Киеве есть свой дом — это мой театр «Дах», пока он есть, я буду работать в Украине.

Троицкий резко срывается и бежит к краю трибуны, чтобы поговорить с актерами.

— Сейчас будет притопление, проверьте все говно, которое вы оставили на земле. Через 30 минут все уйдет под воду.

Картина Νερό живет в голове Троицкого. На ходу он ориентируется, что будет работать, а что нет, какие цвета и визуальные эффекты будут на экране.

04:00, док в воде

Док заполняется водой, сначала по щиколотку, потом выше.

— Влад, мы промокли.

— Если промокли, тогда на сегодня закончили, все переодевайтесь.

— Нет, пока все не отрепетируем, никуда не уйдем.

— Точно? Ну смотрите сами, не хочу, чтобы вы заболели, вы все нам очень нужны завтра.

— Влад, завтра — это сегодня. Четыре часа ночи или уже утра.

— Вы, ребятки, в этих комбинезонах с крестами напоминаете солдат XIX века, и ведете себя так же.

Троицкий взбирается на верхнюю точку на трибуне и снова решает что-то поменять. Предлагает артистам попробовать поднять огромный железный крест, чтобы посмотреть, как он выглядит в вертикальном положении. Остальное время крест лежит на земле. Всем тяжело, но актеры все-таки поднимают вручную огромную конструкцию.

В пять утра светает, и репетиция заканчивается. Через 16 часов на премьеру Νερό соберутся 600 зрителей, будут десятки телекамер и фотографов, на сцену выйдут музыканты и певцы. В это же время оперу будут транслировать по нескольким телеканалам и на большом экране в Городском саду. И никогда больше нигде ее не покажут снова.