«Коммунизм — в партии, а мы деньги хотим зарабатывать». Репортаж из закрытого Тибета. Часть 2

Тибет — один из самых закрытых для посещения уголков мира. Туристу туда не попасть без специального разрешения, которое стоит больше тысячи долларов и позволяет посмотреть на столицу Лхасу. Выехать за нее без еще одного платного разрешения не удастся, а ездить по Тибету придется с сопровождением или с делегацией. В мае 2018 года правительство Китая впервые пустило в Тибет группу украинских журналистов. Цель поездки — показать журналистам, как Китай инвестирует в развитие региона, как борется с бедностью и поддерживает местную культуру. Поездка длилась 12 дней. Под присмотром спецслужб и политиков разного уровня. Журналист Евгений Спирин побывал там. Публикуем вторую часть.

Ченьгуань

Мы едем в Ченгуань, пригород Лхасы. Сопровождающих стало больше. Чем глубже мы заезжаем в регион, тем осторожнее наши гиды. К людям в штатском добавились еще и полицейские: один автомобиль едет впереди автобуса, второй замыкает колонну.

В деревне Ченьгуань находится «Дом для старых людей». Уход за пожилыми тибетцами — это тоже программа Китая. Такие дома строят по всему региону. Здание в поселке довольно большое, но живут тут всего пятьдесят человек, возраст — от 50 до 90 лет.

На первый взгляд, это абсолютно обычная больница с палатами и наполовину выкрашенными в синий цвет стенами. На улице, во внутреннем дворе, есть небольшая спортивная площадка. К приезду нашей делегации половина жителей «Дома» занималась на тренажерах. По движениям некоторых людей было понятно: спортивные снаряды они видят впервые.

Кроме обычных комнат с фотографией каждого обитателя и очень длинных коридоров, в «Доме» есть прачечная, парикмахерская и веранда для посиделок на свежем воздухе. Вещи стирают раз в неделю, стригут — раз в пару месяцев. Женщины сидят на веранде и плетут фенечки и бусы. Мужчины играют в нечто, напоминающее нарды. С криком бьют по кожаной «шапке», на которую выпадают кости. Затем ракушками мимо монет ходят вокруг самой «шапки». Нужно перегнать ракушки на поле противника.

Обитатели «Дома» рассказывают примерно одинаковые истории: работал пастухом или в поле, болел, потом озаботилась партия, поселили сюда, платят деньги, содержат. Всем довольны. Иногда по пятницам или на выходных общие танцы под народную музыку.

Доктор, заведующий интернатом, рассказал, что на одного жителя выделяют 3 тысяч юаней — это примерно 12 тысяч гривен. Но есть дома и побогаче. Там обитатели получают от 5 тысяч юаней в год. Обязательный элемент интерьера — «красный уголок» с портретами Мао, цитатниками Мао, новой книгой Си Цзиньпина и транспарантами. Под ним в плетеном кресле сидит женщина и крутит молитвенный барабан в руке. Кто-то из делегации спрашивает, сколько же ей лет.

— Она, наверное, очень много повидала и совсем пожилая?

— Да- да, она работала в горах. Ей 58.

Сопровождающий объясняет, что раньше в Тибете не было никаких пенсий, домов для престарелых и социальных программ, но в последние десятилетия поддержка пожилых людей стала одним из главных направлений для партии.

— Не у всех хватает денег, чтобы содержать родителей. Старики измотаны трудом, в молодости они тяжело работали, чтобы прокормить семьи. Но теперь все изменилось. В таких домах им хорошо, а дети могут не беспокоиться о своих родственниках.

Мы собираемся уходить, сиделка включает старый магнитофон, из колонок раздается китайская народная музыка, жители «Дома» встают, чтобы потанцевать.

Впереди — путь в Линчжи. Ехать целый день, по дороге нас ждет перевал Ямагути, его высота больше 5 тысяч метров. Садимся в автобус: некоторые из нашей группы занимают места поближе к кислородному баллону, а некоторые уже купили переносные. Они похожи на освежители воздуха: достаточно надеть маску на нос и рот и нажать на кнопку. Пару десятков вдохов и на час-два горная болезнь становится терпимей. Наша тибетская сопровождающая советует вместо баллона использовать местный отвар — быстрее привыкнешь перед подъемом. Она протягивает мне маленькую ампулу, на которой нарисована какая-то трава.

— Вот, это лучше, оно разгоняет кровь, и легче дышать.

По вкусу напоминает «Егермейстер». Несколько глотков, и можно вдохнуть носом, перестаешь потеть. Почему я раньше не замечал, что занавески в автобусе такие смешные?

Перевал. Лулан.

Перевал Милла Ямагути похож на небольшое плато на высоте 5 000 метров. Тут стоят десятки автобусов с китайцами-туристами, а вдоль дороги продают сувениры. Тибетцы торгуют четками, бусами, барабанами, магнитиками и головами будд. Рядом построили туалет, вход платный — 5 юаней (около 20 грн). На деле оказывается, что туалет — это всего лишь деревянная коробка с несколькими дырками в полу, без канализации. Те, кто не хочет платить, пристраиваются рядом — эффект тот же.

На самой верхней точке перевала установлен памятник: два огромных яка с кольцами в носу. Вокруг все увешано разноцветными лентами с молитвами. Их продают тут же, на метры. Гулять тяжело: максимум на что способны ноги на такой высоте — это дойти до памятников и, кряхтя, присесть рядом с ними. Голова кружится, очень хочется глубоко вздохнуть, но воздуха не хватает. Остается сидеть и наблюдать, как тибетцы почти бегом таскают на плечах мешки вниз и вверх.

От перевала в низину проложили новое скоростное шоссе. Параллельно строят еще два таких же. Непонятно, зачем в этом месте такие безумные развязки, если по пути не встречается ни одного поселка — только горы, яки и разноцветные ленты. Дорога ведет в округ Ньингчи. Китайское правительство вложило деньги в «поселок зеленого туризма» Лулан. Раньше это было обыкновенное село на тысячу жителей. Теперь тут отели семейного типа, похожие на те, что держат жители Закарпатья.

Лулан напоминает городок из Лего: пустые квадратные коробки спа-центров, залитая бетоном главная площадь, много маленьких одно- и двухэтажных мини-отелей. Местных жителей не видно. Вблизи оказывается, что внутри спа-центров даже нет отделки. Наш сопровождающий жестикулирует.

— Сегодня в поселке зеленого эко-туризма живет больше 1 300 человек. Они построили 130 семейных отелей. Благодаря инвестициям компартии ежегодно Лулан посещают миллион туристов, а в следующем году ожидается полтора миллиона.

По задумке местных властей, туристы должны приезжать в Лулан из-за близости Гималаев. Сопровождающие дают 20 минут для прогулки по поселку. Затем нас обещают отвести к одному из местных предпринимателей, который содержит отель.

В Лулане с десяток улиц и всего два магазина. Один закрыт, во втором продают все: от консервированных змей до отбеливателя и китайских сигарет. Рядом небольшой «ресторан» — он похож на длинную советскую столовую. В этом регионе едят, казалось бы, несъедобное: куриные головы, гребни, остатки копыт, жуков. Это связано с тем, что местность горная, а почва каменистая, мало растительности — даже яки тут живут неохотно.

Наконец мы идем в гости к предпринимателю. Мужчину зовут Баден, ему 37 лет. Живет с женой, мамой и тремя детьми. Отель он открыл в 2011 году, после того как прошел курсы для бизнесменов. Его гостиница — это несколько одноэтажных домов с номерами разных классов: от стандартного до люкса, в котором есть кондиционер.

Апартаменты очень простые: кровать, душ с бойлером, телевизор и одна тумбочка. Вместо шкафа для одежды — сухое лакированное дерево с ветками.

— Партия дала мне кредит 6 тысяч юаней. На них я построил туалеты и душевые, модернизировал дом. Потом партия меня научила вести бизнес. Теперь я зарабатываю 200 тысяч юаней в год ($28 тысяч).

— А сколько налогов надо заплатить?

— Налогов? Что вы имеете в виду?

Да, Тибет — это офшорная зона. Кредит Баден тоже не возвращал.

На втором этаже дома у Бадена большая гостиная — тут они с женой в основном и проводят время. В углу — портреты Мао, знамена, серп с молотом. А рядом столик, на нем гордость Бадена: диплом комсомольца, диплом из партийной школы и партбилет.

— Я буду достраивать свою гостиницу. Сейчас все приезжают весной и летом. Мы сделаем еще несколько домиков, теплых, чтобы принимать людей зимой. Тогда сюда приедут два миллиона туристов.

Выходим на улицу, Баден просит «иностранную сигарету». Даю ему красные «Мальборо», которые привез с собой из Киева. Он немного говорит по-русски — научился в партийной школе.

— Украина знаю. Футбол — Шевченко, бокс — Кличко. Сигарета — хорошая.

Спрашиваю, как же он, коммунист, зарабатывает столько денег и хочет заработать еще больше. Баден поднимает палец вверх.

— Это в партии — коммунизм, а мы тут деньги хотим зарабатывать.

На улице совершенно пусто. Людей нет. Только наши два автобуса и две машины из полицейского сопровождения. Ветер несет по улицам пакеты.

— Баден, где же миллионы туристов? Конец мая, через неделю лето.

— На той неделе были.

Линчжи

В Линчжи мы въезжаем ближе к ночи. Это маленький город с многоэтажными зданиями. Он похож на бизнес-оазис: банки, отели, казино, торговые центры. Все это сверкает огнями, но есть один нюанс — в городе нет людей. Пустые улицы без машин и тротуары без пешеходов. Ощущение, словно попал в фантастический фильм про исчезновение человечества.

Нас заселяют в небольшой отель и обещают утром последнюю экскурсию — в первую двуязычную школу. На часах около 23:00, самое время прогуляться и посмотреть на эти декорации. Выхожу во двор отеля, ворота заперты. На ступеньках курит наш сопровождающий, китаец Юрий.

— Туда ходить нежелательно.

— Почему?

— Поздно, надо спать.

Обходим отель и пролезаем через дырку в недостроенном заборе. Часть нашей делегации тоже расползлась по городу. Линчжи выглядит странно. Кажется, что его строили не для людей: новая плитка, местами так и не уложенная, уже потрескалась. Пешеходные переходы упираются в заборы: по ним некуда переходить, а на тротуарах, прямо посредине, насажены ели. По такой дорожке неудобно идти, постоянно упираешься в деревья.

Через пару кварталов замечаю, что за мной все время медленно едет машина. Останавливаюсь, на улице жарко, в машине опущены стекла. Там коллеги Юрия.

— Может подвезете? Чего ж просто так ездить.

— Нет-нет, мы по своим делам.

Дальше можно идти спокойно, «КГБшники» вернулись в отель. Но гулять по городу скучно — все закрыто. Наконец-то набредаю на квартал с местными барами: их пять или шесть подряд на одной улице. Внутри первого накурено: китайцы курят везде и всегда. Это заведение только для местных: в каждом столе встроен большой чан, в нем постоянно кипит бульон со специями, а вдоль стен полки с разной едой, которая, как шашлык, нанизана на палки.

Тут тофу, овощи, жуки, креветки. Можно выбрать разные «шампуры» и потом окунать это все в кипяток за своим столом. Посетители бара бурно реагируют на европейцев. На ломаном английском спрашивают про Киев и Украину. Официант приносит две упаковки с пивом, человек рядом с ним говорит:

— Это подарок. Пиво варю я и мой друг. Лучшее пиво в Линчжи.

Друг-«пивовар» улыбается. Рассказывает, что живет в городе уже несколько лет и занимается пивным бизнесом. Утром я встретил его в отеле вместе с Юрием: он был в костюме и с партийным значком.

Школа

В городе построили экспериментальную школу. В ней дети учатся одновременно на двух языках: тибетском и китайском. Языки отличаются, тибетская письменность частично пришла из Индии. При этом тибетские буквы значительно уступают китайским товарищам. На вывесках в кабинетах, досках и плакатах — в основном иероглифы. Гид рассказывает:

— Это абсолютно новая школа. Тут учатся дети из нескольких округов и семей с различным достатком. Ко всем относятся одинаково хорошо. Детей учат тибетскому и китайскому языкам. Учебники тоже на двух языках.

Школа действительно новая: это видно по недоделанным дорожкам между корпусами, некоторым классам без парт и кускам неуложенного бордюра. Может быть, ее не успели закончить ко дню открытия.

В классах по 25—35 детей, они одеты в национальную одежду или в спортивные костюмы.

— Вы можете зайти абсолютно в любой класс и убедиться, что мы поддерживаем тибетскую культуру.

На первом этаже в кабинетах нет дверей. Дети хором поют какую-то песню с героической интонацией. Над доской портрет Мао и серп с молотом. Юрий поясняет: «Это песня про великую родину».

Рядом со школой — стадион. Тут беговые дорожки и футбольное поле. На нем дети занимаются физкультурой. Вокруг огромный школьный двор, на стене нарисованы пионер в галстуке, спутник, глобус, на котором Китай в центре Земли, и, конечно, солдат в ушанке.

Центральный корпус очень похож на обычную украинскую школу: коридоры, классы и учительская, рядом с ней специальный кабинет для каллиграфии. На стенах висят детские работы: красиво выведенные иероглифы «Счастье», «Радость», «Семья». Тут дети занимаются по несколько часов. Для младших школьников есть деревянные трафареты, с их помощью легче научиться выписывать буквы.

В каждом классе — портреты «вождей» и знамена. Вообще, это больше похоже на «красный уголок», где вместо икон — фотографии Мао.

Спрашиваю у Юрия, зачем везде эти портреты.

— Как же миллионы репрессированных людей? Расстрелы, «культурная революция», и вообще, почему кажется, что его культ никуда не делся?

— Знаете, Мао был великий человек, а великие люди делают великие ошибки.

Дети занимаются в школе до 6 вечера, потом за ними приходят родители. Школьный полицейский выстраивает их в шеренги и ровно в 18:00 дает команду заходить во двор. После финального звонка они высыпают толпой на улицу. Юрий командует собираться у автобуса, сегодня последний день, и пора возвращаться в Пекин.

«КГБшники» будут с нами до самого самолета в Киев. У самолета Юрий прячет рацию в карман:

— Приезжайте к нам обязательно. Мы, журналисты, всегда рады коллегам из других стран.