Встречу в Черновцах назначили на 29 декабря. Ночной поезд из Киева приезжает в Черновцы в десять утра. Утром 29-го на вокзале меня встречает сотрудник СБУ Сергей [имя изменено] и предлагает пойти позавтракать, потому что Светлана до полудня занята. Мы заходим в одно из центральных кафе, СБУшник заказывает кофе и коротко рассказывает, о чем лучше не спрашивать Дрюк, а также о том, как СБУ работает с агентурой. Еще через час Сергей предлагает прогуляться по городу и перейти в другое кафе — пивную, чтобы там встретиться со Светланой. Мы пересекаем площадь, идем мимо церкви по центральной улице, заходим в паб. Спустя еще сорок минут приходит Светлана. Женщина невысокого роста, с ярким макияжем и черными волосами. Она здоровается и заказывает бутылку воды.
― Что-то я собиралась долго, ТikTok делала, — говорит Света и протягивает свой телефон.
Там — ее страница в TikTok с короткими видео под музыку или рекламой маникюрного салона, где она теперь работает.
― TikTok мне нравится, а Facebook туговато идет, — говорит Света.
Она выпивает стакан воды, СБУшник смеется и говорит, что вчера был тяжелый праздник — День контрразведки.
― Ну, спрашивайте, — говорит Светлана. — Ну, или я сама расскажу.
Училище / Стройка / Прораб
Свете 43 года, она родилась и выросла в Донецке. В школе, на курсах профориентации выбрала медицинскую подготовку, потому что очень хотела поступать в медицинский и даже сдала экзамены, но у ее отца потребовали взятку. Она разозлилась и решила поступать в швейное училище на Текстильщике. Рядом на парикмахера училась ее сестра. А через железную дорогу находилась воинская часть № 4111, где служила тетя.
― Училась на швею и одновременно пропадала у тети в части. Готовилась служить в армии по контракту, — вспоминает Дрюк. — Тетя была моим кумиром: 25 лет в армии, но выше капитана так и не поднялась. В украинской армии вообще для женщины пределом мечтаний было звание майора.
На последнем курсе училища Света проходила медкомиссию перед службой в армии и узнала, что на третьем месяце беременности. Тетя ее отговорила делать аборт. Так родился сначала сын Дима, а затем и дочь Наталья.
― С их отцом у меня не сложилось, послала куда подальше и пошла ученицей на стройку, — рассказывает Дрюк. — Это был 1998 год. Перепробовала много профессий, остановилась на строительстве, потому что меня воспитывали как пацана. Так и получилось, что до 2014 года доработала до прораба.
Все время, пока Света работала на стройке, она снимала квартиру в Донецке и копила на собственный дом в Старомихайловке — поселке, где жили ее отец и бабушка. В начале 2014 года Света сделала ремонт и переехала в свой дом.
Майдан в Киеве Света не заметила, говорит, что постоянно работала и на стройках в Донецке было очень много заказов. Телевизора в семье не было, политикой она не интересовалась.
Во всей строительной фирме, где работала Дрюк, нашлось всего пару активисток — женщины в феврале 2014-го сказали, что будут ходить на проукраинские митинги и иногда пропускать работу. Свету это задело.
― Говорят: «Свет, мы завтра не выйдем на работу. Собираемся около обладминистрации, ты идешь?» Я говорю: «Здрасьте, а объект мне кто будет сдавать? Завтра с заказчиком встречаться». Так они на митинг, а я работать: шпаклевать, красить, стелить.
За всю жизнь до войны Света никогда не выезжала за пределы области, если не считать поездки на море еще при СССР, единственную экскурсию в Киев в девятом классе и поездку в Харьков в конце девяностых. Возможности и желания увидеть Украину, тем более Европу, у нее не было — нужно было думать о заработке. Не поняла она и целей Евромайдана и даже пропустила бегство из страны Виктора Януковича. И только в марте 2014-го, после аннексии Россией Крыма, впервые поняла: что-то происходит в городе.
― Я ехала в автобусе, там был телевизор, показывали митинг. Потом узнала от коллег, что приехали ребята со всей Украины, собрались на площади Ленина, а одного из них убили. Остальных, кто был с украинскими флагами, били и унижали. Тогда только внимание на происходящее обратила.
Референдум / Война / Медотряд
В то время Света жила со своим парнем. Он ездил вместе с титушками на Майдан в Киев, но, по словам Дрюк, ей ничего не рассказывал, а она особо и не спрашивала.
В середине апреля в Славянске Донецкой области уже началась война, но Света все еще работала прорабом — до самого начала мая. А потом заказы резко закончились, и сотрудники фирмы начали уезжать в Россию.
На 11 мая оккупационная власть назначила «референдум о независимости Донецкой народной республики». Света говорит, что «голосовать не пошла», а искала подработку. Сама решила из города не уезжать — боялась перемен и не хотела бросать родных.
― В середине мая я поехала на очередные поиски работы, детей отдала бабуле. Возвращаемся через пару дней — а в дом прилетел снаряд. Новый дом сгорел в хлам, — рассказывает Света, — документы, деньги, вещи — все сгорело.
Светлана Дрюк и экипаж танка.
К концу мая уже начались бои за Донецкий аэропорт. Света поняла, что без документов выехать на подконтрольную Украине территорию, скорее всего, не сможет. В Россию, по ее словам, ехать не захотела. Вместо этого пошла в захваченную боевиками обладминистрацию спросить, нет ли там для нее гуманитарной помощи, работы и жилья. Ей предложили вместе с детьми поселиться в общежитии на улице Розы Люксембург.
― Сказала, что я санитарка и в школе все областные награды по санитарной подготовке были мои. Работать взяли за еду: меня и детей кормили, и ночевали мы там же, в администрации. А еще и бомбоубежище хорошее. Первым моим начальником в санчасти был россиянин Леша — врач с кучей образований. В начале июня начали привозить раненых с Саур-Могилы. Леша случайно увидел, как я перевязываю раненых, и решил, что мне надо на повышение.
Светлану Дрюк отправили в медицинский отряд, где она прошла ускоренные курсы медсестер, чтобы работать на передовой. Там она и получила свой позывной — вспомнила, как в детстве ее называла тетка.
― Тетя за скорость называла меня «Ветерок». В медотряде сказали придумать позывной. Бабы вокруг сразу начали называться Багирами и Пантерами, а я решила: буду Ветерок.
Светлана Дрюк на позициях.
Рота охраны / Стрелок
К середине июня 2014 года Светлана Дрюк попала в роту охраны: она очень любила оружие, «вот и попросилась». Там она прошла переподготовку на стрелка и начала проситься на фронт. В роте было много россиян.
― Российские офицеры тогда еще не афишировали ничего. Добровольцы. Из всех регионов ехали. Как-то в часть зашел командир взвода, Батя, и говорит: «Ветерочек, а ты не хочешь к нам? Нам медик не помешал бы, а ты и с оружием можешь обращаться, мы бы тебя научили, как «Утесом» владеть». Я поняла, что это мой шанс попасть на передовую. Это уже был бзик — мне надо было туда.
― На передовую просились? ― спрашиваю я. ― Убивать?
― Нет, заниматься делом. Я, может, никого не убивала. Но я себя не оправдываю. Я поняла, что сидеть в штабе — это не мое. Мне надо что-то делать. Решила, что будем с пацанами окопы копать.
Света отнесла заявление в штаб, располагавшийся в общежитии на улице Розы Люксембург, там, куда селили пострадавших от обстрелов. К тому времени там квартировался так называемый комендантский полк. Ее дети все еще жили в общежитии, она решила их забрать.
― Там такое кодло было в этой общаге. Творили все что хотели. Например, создали детские отряды якобы для охраны. Заставляли детей патрулировать с оружием в руках. Есть на «Миротворце» и мой малой на фото, с «калашом» в руках.
Фото сына Светланы Дрюк, сделанное в общежитии в оккупированном Донецке.
К августу Светлану направили воевать под Марьинку стрелком-санинструктором. За пару недель она стала командиром взвода. Еще через неделю на позиции приехали люди из «армейского корпуса ДНР», предложили подписывать «контракты» и формировать штатные списки боевиков.
― Раньше никто списки [воюющих боевиков] не составлял. А тут надо было с фамилиями, именами, кто чем занимается. У бойцов истерика: «Какие? Я не дам ни имя, ни отчество, ни фамилию. О чем вы говорите? Нет». Я такая: «Пацаны, надо, никому не сольют». Я верила, что никуда не сольют. Потом мне уже в Черновцах ребята [из СБУ] показали списки, которые я составляла, со всеми фамилиями.
Тогда же, в августе, она получила первые деньги за то, что воевала на стороне «ДНР» — 300 долларов месячного жалованья.
― Получала в звании капитана 300 долларов. Мне хватало и еще оставалось. Зарплату в рублях начали давать уже в марте 2015-го, наличкой. Деньги получали так: каждый месяц пятого или седьмого числа [из Донецка] от [«армейского»] корпуса [«ДНР»] ехал россиянин, с охраной на спецтехнике. Забирает деньги в России. Потом, 11 числа, начфины частей и подразделений едут в Донецк в штаб [корпуса] и забирают деньги. Потом везут по своим частям и там выдают. Все наличкой.
К концу службы у боевиков Светлана получала 35 тысяч рублей в месяц (около 13 400 гривен) и надбавку в один процент от оклада, за «боевые действия» — около 350 рублей (130 гривен) в день.
― Это была хорошая зарплата, — говорит Света, — а потом меня позвали в реактивный дивизион.
Реактивный дивизион / СБУ
К октябрю 2014 года в «ДНР» решили сформировать отдельный дивизион из РЗСО «Град». Дрюк предложили возглавить штаб дивизиона, стать замполитом. Под ее командованием оказались почти 200 боевиков. С ноября Дрюк официально стала начальником штаба 7-й бригады реактивного артиллерийского дивизиона.
― Я все время хотела, чтобы мне дали танк. А мне дали «Град».
Дрюк считает, что так быстро «дослужилась» до командира, потому что пользовалась авторитетом у боевиков. По ее словам, она прикрыла «несколько каналов поставки наркоты из России», лично проверяла позиции и наказывала боевиков за пьянки. Отдельно Дрюк вспоминает «роботов» — гражданских и «военных», которых она «перевоспитывала», заставляя рыть окопы.
― Нас обстреливали под Красногоровкой из миномета. Вижу: бегают двое пацанят, около двух лет, и девчонка семилетняя за ними бежит. Мы с ребятами их [отвели] в ближайший подвал, а это оказался их дом. Спросила, где родители. А мама их пошла в Красногоровку квасить. Она так каждый день уходила бухать. Сходит, бухнет, придет, детей отлупит. В один из дней мать их просто бросила, сказала: «Иди к ополчухам, они тебе сейчас собаку зарубят и покормят».
― В смысле, вы должны были зарубить собаку и накормить детей? ― переспрашиваю я.
― Ну да, — отвечает Света. — Я детей отвезла в интернат. Потом мамаша приезжала, но с ней так и не разобрались. А вот с бухарями-мужиками вопрос быстро решали.
― Избивали до смерти? Много видео есть, где гражданских забивают плетками.
― У меня не забивали. Да, привозили «роботов» — окопы копать. Но ведь их жены и матери сами просили. Приходили на позиции и говорили: «Сын бухает, наркоманит, меня п*здит, сделайте что-нибудь с ним». Приезжали наши пацаны, забирали прямо из дому, учили уму-разуму. Бывало, что такие перевоспитывались и оставались воевать в подразделении.
― Не убили и на том спасибо.
― По-разному было, — отвечает Света. — Я ходила по позициям, и там, где кто забухал, задремал — то сразу попал. Если не на подвал, то раздевала до трусов и в погреб ледяной. Перевоспитание. Даже кума своего однажды так. Он не обижался, понимал, что так надо.
Дебальцево / «Чебурашка»
Света говорит, что начала сотрудничать с СБУ уже перед захватом Дебальцево в январе 2015-го: «Хотела раньше, но не знала, как связаться». Агент СБУ, который был на встрече со Светой, утверждает, что она вышла на связь в начале 2015 года. По словам Дрюк, она не смогла смириться с тем, что делали боевики «ДНР» с гражданскими людьми.
― Они приняли 21 «расстрельную» статью. Люди пропадают и днем, и ночью, и потом даже вспоминать о них нельзя. Как так можно жить?
Светлана Дрюк в нижнем ряду.
Светлана утверждает, что командование боевиков не предупредило ее подразделение о том, что планируется операция по захвату Дебальцево. Технику новую тоже долго не привозили. Но в январе сказали отправляться на позиции в село Грабово.
― Когда стало понятно, что начнется захват Дебальцево?
― Когда нам начали цели давать боевые. Мы до середины января просто наводились [на позиции ВСУ] и давали [артиллеристам] координаты, а потом [нам] приказали стрелять. Мы тогда посмотрели по координатам и поняли, куда стреляем. Прямо туда [по позициям украинской армии]. На позициях нас учили и координировали «туристы».
― «Туристы» — это русские?
― Да, «гуманитарка». Их перевозили в КАМАЗах гуманитарной помощи. Схема там интересная. Россиянам делают такие же паспорта, как у местных вояк. Когда нужно зайти российским военным — они заходят по поддельным паспортам местных. Выходит, что это не русские воюют, а как бы местные. Вот, если взять поселок Седово, то там большая часть россиян находится. Заехали и квартируются.
― А кто лучше воевал, — спрашиваю я, — русские или местные?
― Как пушечное мясо — наши, — отвечает Светлана. — Потому что пехота. Они реально как пушечное мясо. Это война артиллерии и разведки, но никак не пехоты.
К концу января для дивизиона Светланы Дрюк на складах в Снежном приготовили 12 500 снарядов для реактивных систем «Град». Ее дивизион прикрывал российские подразделения.
Дивизион Дрюк работал в 20 километрах от линии фронта — обстреливал посадки и пристреливался к позициям украинской армии. Потом по этим позициям стреляли россияне.
Светлана считает, что информация, которую она уже тогда передавала в СБУ, была важнее, чем что бы то ни было.
― Мне говорят: «Ты же убивала людей, да?» Я об этом мечтала. Не убивать, а быть военной. На руководящей должности. Адреналинчик, которого не хватало. Меня ценят, уважают, я — честь, родина, долг.
― Человек, который отдает приказ стрелять, должен понимать, что это убийство.
― Нет, не понимает. Я понимала, что мне надо выполнить приказ. Мне надо было прилагать усилия к тому, чтобы меня не рассекретили. Хочешь не хочешь, но будешь выполнять приказы. Вообще, в артиллерии ты находишься далеко [от линии соприкосновения] и не понимаешь все до конца. Не понимаешь, сколько там погибло [людей]. Когда ты побываешь в реальной ж*пе под обстрелом РЗСО, тогда приходит понимание.
― Понимание того, что гибнут люди, так и не пришло?
― Пришло. Ехала в Дебальцево, в штаб, со стороны Чернухино. Попала под обстрел. Кровь, оторванные ноги, руки. Заезжаем, а там уже казачки поработали, пехота. Тела валяются, украинцы. И тут я подумала, как командиры украинские могли бросить людей, свалить? А пацаны еще два месяца бегали по округе, по окраинам, пока их не поймали. Как вы могли? Бросили людей там на гибель, на пытки.
― Не снятся убийства людей в Дебальцево?
― Нет. Я очень ностальгирую по той жизни, когда ты можешь ощутить, что рядом с тобой люди, за которых ты отвечаешь и которые за тебя отвечают. У нас сейчас в жизни очень не хватает вот этого братства. Неважно — та сторона или эта. Ну, та сторона [«ДНР»] — это отдельный случай вообще. Даже здесь [в Украине] сейчас люди очень жестокие к другим людям.
― И мыслей о тех, кто погиб по вашей вине, нет?
― Честно говоря, нет. Так можно саму себя закопать и сойти с ума. Я засунула это далеко-далеко. Если из-за меня погибли люди, то это не только моя вина. Но свою вину я не отрицаю. Я выполняла приказы, чтобы в Украину дать ту информацию, которую надо было дать. Иначе меня бы давно на яму закинули, а здесь никто ничего не узнал бы. Россия бы и дальше рассказывала, что нет там русских военных, нет там русской техники. Ничего нет. А ведь они есть, и я передавала эту информацию.
Светлана рассказывает, что всю технику нужно было перегонять из России самим. Штаб приказывал «укомплектоваться» в определенный срок, а дальше внутри подразделения назначали людей ― водителей-механиков, которые и ехали за российской техникой.
― [Водители] из моего дивизиона постоянно гоняли за техникой, потому что водить ее умели. Перегоняли танки, «бэхи», САУшки, все подряд. Возили все ночью. Утром подаю [в штаб] список людей, которые поедут. У них с собой ни паспортов, ничего. Только паек на несколько суток. Вечером их отвожу в штаб бригады. В ночь они уезжают. Переходят границу, безо всяких опознавательных знаков и документов — там все договорено [с русскими пограничниками]. Едут в Ростовскую область. Там в какой-нибудь воинской части выбирают [технику] из г*вна, берут лучшее из худшего. И привозят в «ДНР». А потом пацаны из дивизиона половину зарплаты в эту технику вкидывают — вечно все ломается.
― А эта вся новая техника, «Буратины», «Пионы», «Гиацинты»?
― Это все для парадов. В других подразделениях были, наверное. У меня — нет. У меня в батальоне был танк Т72Б3, который на электронике уже. Его пригнали и обкатывали.
Российский танк Т72Б3 на подъезде к Луганскому аэропорту.
В январе 2015 года в «ДНР» создали «республиканскую гвардию», которая напрямую подчинялась Александру Захарченко. Туда вошло одно из подразделений — «Чебурашка», в него попала Света.
― Кто вообще эти названия придумывает? «Пятнашка», «Чебурашка»...
― Комбат с позывным «Веселый», — отвечает Света. — Он пришел как-то и говорит: «Так, там «Пятнашка», там «Легион», у нас тоже должно быть название. Даю неделю на размышления». Приходит через неделю: «Придумали? Не придумали. Будете «Чебурашками». Веселый носил футболку, на ней Чебурашка в военной форме и подпись «Убийца киборгов». Так и стала бригада называться «Чебурашкой».
Бригада «Чебурашка» была четвертой в структуре «республиканской гвардии ДНР» — это подразделение отчитывалось лично Захарченко и считалось его резервом. В «ДНР» гвардию называли элитой армии. В ней состояли батальоны «Оплот», «Русская православная армия», отряд «Пятнашка», «Булат», «Патриот», танковый батальон, комендантская рота «Варяг». Чуть меньше чем через полтора года «Чебурашка» развалилась.
Шеврон подразделения «Чебурашка».
― У Веселого начались терки с Захаром [Александром Захарченко], — вспоминает Света, — потому что и Гиви, и Моторола очень сильно постарались. У них с Веселым дележка началась, по отжатию бизнеса и торговле оружием. Под Веселого бабу подложили, одну из любовниц Гиви. В итоге он попал в немилость к Захарченко — тот перестал его подпускать к себе и вообще игнорировал. В мае 2016 года Веселый распустил все подразделение, «Чебурашка» развалилась, а я начала искать, куда приткнуться. И тут подвернулось — в 11-м батальоне нас построил командир Алтаец и говорит: «Ну что, дамы, кто хочет участвовать в танковом биатлоне»?
Конец первой части