«Статистика, которую мы видим по COVID, — это сказочная хрень». Глава фонда, который помогал Офису президента бороться с пандемией, — о том, как власть потеряла исторический шанс

Автор:
Maria Zhartovska
Редактор:
Катерина Коберник
Дата:
«Статистика, которую мы видим по COVID, — это сказочная хрень». Глава фонда, который помогал Офису президента бороться с пандемией, — о том, как власть потеряла исторический шанс

Снежана Хромец / Артем Марков / «Бабель»

В марте Офис президента (ОП) сделал одесский благотворительный фонд «Корпорация Монстров» (КМ) своим партнером в борьбе с коронавирусом. КМ получал на свои счета деньги меценатов и распределял их по разным направлениям. От власти публичную кампанию курировал замглавы ОП Кирилл Тимошенко. Пятого апреля сооснователь «Корпорации Монстров» Катерина Ножевникова заявила, что ее фонд из этой инициативы выходит. Ему на смену пришел ранее неизвестный фонд «Прайм», главой и конечным бенефициаром которого в начале апреля стал внештатный советник Тимошенко Борис Баум (больше об этом читайте здесь). Вскоре к Офису президента появилось много вопросов — его обвинили в непрозрачном и неэффективном распределении денег доноров. В ответ Тимошенко сделал «отчет» из пары слайдов и цифр, но в будущем пообещал аудит фондов, которые тратили деньги меценатов. В июле Офис президента сообщил «Бабелю», что аудиторы приступили к работе, но результаты проверки придадут огласке только с согласия всех доноров. Их письменного согласия на публикацию результатов аудита ждет и Ножевникова. Получить его должен Офис президента, но он не торопится. Почему, когда власть проиграла войну с коронавирусом и угрожает ли Украине «итальянский» сценарий — Ножевникова рассказала «Бабелю». Вот ее главные тезисы.

Помочь Офису президента предложил Андрей Ставницер. Он позвонил со встречи [с бизнесменами в ОП] и сказал, что ее участники решили выбрать для работы независимый фонд с хорошим бэкграундом. Почему согласилась? Потому что на старте идея была простая — купить миллионы тестов, протестировать максимальное количество людей и остановить пандемию в Украине. Благотворительным фондам легче проводить такие операции. Мы должны были стать перевалочным пунктом — получить деньги, купить тесты и передать их Минздраву.

Когда появилась информация, что тесты неточные, Офис решил не покупать их, а сосредоточиться на покупке аппаратуры, комплектов для ПЦР и прочего. Тогда стало понятно, что это не одна операция, и я попросила вывести фонд из этой схемы, поскольку контролировать все лично было невозможно, а не контролировать — неправильно. Выйти получилось только в мае — все это время в Украину привозили предыдущие заказы, но и сейчас 80 процентов документов с Офисом президента и «Укрвакциной» не финализированы. Часть больниц что-то недополучили, кто-то получил больше — нужно делать много сверок.

Аудит работы фондов [«Корпорация Монстров» и «Прайм»], которые помогали Офису президента, должна делать компания из «большой четверки». Мне звонили ее представители и сказали, что они готовы, но не готова я. Правильно было бы обнародовать результаты аудита, но я могу это сделать только с согласия всех доноров. Их письменное согласие должен предоставить Офис президента, но он медлит. Аудит будет в любом случае — в первую очередь это нужно мне, потому что у фонда есть репутация и она важна.

В апреле, когда мы переключились на Одесскую область, чтобы закрыть ее полностью, нужен был миллиард гривен. Это в два с половиной раза больше, чем Офис президента собрал на всю страну. В области мы собрали чуть больше ста миллионов — во многом благодаря помощи бизнеса. В марте-апреле закрыли 20 процентов от необходимого. Надеялись, что этот временный костыль поможет продержаться до тех пор, когда включится государство.

65 миллиардов «ковидного фонда» — это по два миллиарда на область. Области были разные — кому-то нужно было больше, кто-то подготовился лучше. В любом случае этих денег могло хватить, чтобы остановить пандемию в Украине. Об этих людях [о власти] потом могли бы написать в учебниках, они бы вошли в историю, потому что сумели спасти страну, но вышло все ровно наоборот. Когда министр здравоохранения и люди в его окружении говорят, что передали 35 миллиардов из «ковидного фонда», потому что у них к эпидемии все готово, хочется спросить: как можно так откровенно врать?

Шесть месяцев [на подготовку к пандемии] страна получила в подарок. Если в апреле стало понятно, что держать людей по домам — слишком болезненно для экономики, нужно было их выпускать и очень активно готовить коечный фонд и врачей. Уже в марте было очевидно, что больным потребуется кислород. Мы ждали помощи от государства, но сами начали закупать его в августе, когда пациенты в больницах уже дрались за кислородные маски. И вот в сентябре вышел министр [здравоохранения] и сказал собрать потребности по всем регионам страны. Только собирать их нужно было весной. А теперь 12 тысяч кислородных концентраторов, которые нужны Минздраву, просто не купить. Ближайшая поставка — конец октября.

Статистика, которую мы видим, — это сказочная хрень. Месяц назад министр сказал, что во всей стране 35 тысяч коек для пациентов с коронавирусом. Реальная заполняемость [коек] тогда составляла 80—90 процентов. Семнадцатого августа Минздрав говорит, что заполнены 18 процентов коек, на следующий день — 85. Это как? В больнице 80 процентов коек должны быть обеспечены кислородом. В Одесской области в лучшем случае — 30 процентов, и по больницам большой перекос.

В стране провалились тестирование и стационарная помощь. Семейные врачи лечат по домам, но консультировать пациента дистанционно очень сложно — многое можно пропустить. Иногда больных неделями не отправляют на анализы, и в больницу они попадают в тяжелом состоянии. После этого они по три-пять недель лежат в стационаре, потом еще десять дней просто ждут тест [на COVID]. В это время положить на их место новых тяжелых больных нельзя. Так мы подбираемся к «итальянскому» сценарию, когда в стационаре нужно решать, какого пациента взять — молодого или пожилого. Такие примеры уже есть.

Мне позвонил пациент из третьей городской больницы (Одессы). Три дня к нему никто не подходил, три дня у него не было мочи — было понятно, что отказывают почки. Он уже кашлял кровью, а в больнице ему говорили: «Вы накашляли». Я попросила его детально описать симптомы, переслала знакомым врачам, они сказали, что у него кардиогенный отек легких, срочно реанимобиль, он умирает. И что? Его вывели из больницы, сняли с кислорода и оставили одного на скамейке. Он сидел один и задыхался. Я с криками по телефону заставила его вернуть внутрь. Его приняла областная больница. Он две недели «на трубе». Его почти убили или убили. Ему 39 лет.

В этом году многие предлагали баллотироваться. В том числе «слуги народа». Но как можно идти от людей, которые все сделали настолько плохо, насколько возможно? Помню, когда в Одессу пришел Михо, все стояли на ушах. Люди шли к нему с горящими глазами. Буквально через три месяца часть этих людей ушла, у части перестали гореть глаза, а часть превратилась в «человек-костюм». У меня тоже часто опускаются руки. Если бы можно было идти на местные выборы не от партии, возможно, я бы пошла. Но выбирать между сортами говна не хочу.