Выступать в Украине мне не хуже, чем в Москве. Приблизительно, как в Питере. Я много пишу. За год 20—25 новых стихотворений, и еще не дошел до такой духовной продвинутости, чтобы сидеть над ними в одиночку и умиляться. Мне нужно их кому-то показывать. Я остаюсь советским человеком, который принадлежит к державе с размытыми границами, поэтому продолжаю ездить к своим друзьям. Так сложилось, что примерно 40 людей, чье мнение меня интересует, живут в Киеве, 50 — в Петербурге, 10 — в Бостоне, 20 — в Лондоне, около 200 в Одессе. Я объезжаю эти города каждый год, читаю стихи или отрывки из своей прозы.
Во всем мире есть одна интеллектуальная тенденция, которая касается очень давнего прогноза братьев Стругацких, а еще раньше — Уэллса. Заключается она в следующем. Человечество разделится на два лагеря: один из них, меньший, будет стремительно эволюционировать; другой — медленно деградировать. Среди студентов это особенно заметно. Часть из них умны и быстры, остальные индифферентны и ничем не интересуются, даже сексом.
Плюс гибридной войны в том, что в ней невозможно истребить новую генерацию, которая меняет мир. И, насколько я ее понимаю, меняет в двух направлениях: строит новый тип человека-киборга, постоянно включенного в сеть, и продлевает его дееспособный период. Как будет эта сильная половина человечества реагировать на другую? Возьмут ли меня с собой? Эти вопросы меня заботят.
Если человек в беседе со мной начинает всерьез употреблять термины «геополитика», «англосаксы», «русофобия», я сворачиваю с ним дискуссию. Думаю, «геополитика» интересует тех, у кого скорее не все дома, потому что ее попросту не существует. Ею интересуются люди, несчастные в семейной жизни. Им все время кажется, что против них существует какой-то всемирный заговор.
Человек, который занимается творчеством, гораздо свободнее того, кто не делает совсем ничего. У него есть дополнительная аптечка, еще одна пара рук и готовый способ, как реагировать на весь этот ужас. Я ведь пишу не от хорошей жизни — таким образом я разбираюсь в своих проблемах, довольно серьезных, как и у всякого человека. Например, меня занимает вопрос, как взаимодействовать с государством, когда у него на руках мой контракт на работу, без которой я не могу? Как далеко может зайти мое с ним сотрудничество? Я пишу для того, чтобы себя успокоить, и в этом я абсолютно свободен.
Люди нового поколения устойчивы к любому воздействию — и к хорошему, и к плохому. Как говорит Олег Сенцов, в украинском обществе невозможно установить диктатуру, но и нельзя победить перманентную грызню. Плюс российского студента — его нельзя зомбировать. Минус — его нельзя заинтересовать. Я только недавно понял, что нужно не рассказывать им о литературе, а предложить ею заниматься. Чтобы понять Петрарку, я даю задание написать сонет. Сейчас растет новое поколение, общаясь с которым, я теряюсь. Это те, кто в 12 лет задаются вопросами, которые меня заботили после тридцати. Вот они действительно странные, но я убежден, что эти дети перепашут весь мир.
Книга года — это необязательно хорошая книга. В 2019 году вышел роман Сергея Самсонова «Держаться за землю», посвященный жизни шахтеров Донбасса. Это антикнига. Как предположила Елена Иваницкая, это первый кандидат на литературную премию «Молчал бы». При несомненном таланте автора это оглушительный провал. Пожалуй, назову еще «Утки, Ньюберипорт» писательницы Люси Эллманн и «Заветы» Маргарет Этвуд, которая получила Букеровскую премию. Поскольку значимых романов в России за последнее время не выходило и взгляд задержать не на чем, придется писать самому. Этим я и занимаюсь. Пишу первый и, возможно, последний роман на английском «Океан». Это книга, от которой вы не сможете оторваться.
Я придерживаюсь элитаристской высокомерной концепции чтения. Читать — такой же талант, как петь или рисовать. Читать должны не все. Нельзя заставлять ребенка читать. Может, из него вырастет прекрасный дворник. Это как гоняться за ним с ведром черной икры и умолять съесть еще ложечку. Нам больше достанется.
Мне очень жаль, что два главных деятеля украинской культуры — Марина и Сережа Дяченко — живут сегодня в Лос-Анджелесе. Бывая там, всегда с ними обедаю, мы дружим, переписываемся. Ну, а некоторые в Украине до сих пор остались: Валерий Примост, Михаил Назаренко, Сергей Жадан, разумеется.
Жадан — довольно политизированный писатель. Это нормально, вы ведь воюете. Политика — это концентрированное выражение морали, это душа страны. Пренебрежительно относиться к политике может только глубоко равнодушный к жизни человек. Сегодня на наших глазах творится много историй. Если человек об этом не пишет, то он трус. Поэтому это даже не политизированность, а обобщенное моральное чутье.
Постсоветская литература — это литература деградации и упадка. Союз блочил все, но его все равно победила лень, распад и корысть. Союз образовал Средневековье, откуда там взяться Роулинг и Кингу? Хотя Кинг, вероятно, мог бы появиться, потому что имеет дело с хтоническим ужасом, которого в мире много. Но представьте себе Роулинг, которая выросла в советской школе? Долгое время в России считалось, что мейнстримовый жанр — социальный реализм. Нет. Писатель должен рассказывать сказки. Все великие умы последнего времени вышли из фантастики и фэнтези.
Это предрассудок, что писатель работает один. Он зависит от колоссального количества внешних факторов. Во всяком случае, я. В романах я всегда пишу список благодарностей, как Кинг. Приходится перечитывать огромное количество газет, журналов, работать в архивах. Потом огромную роль играет жена — без нее я бы ничего не писал. Друзья, которые снабжают меня данными. Современная литература — это фабрика, ничего не поделаешь. Однажды мы устроили роман-баттл, моя команда против команды Михаила Веллера. У меня сформировался коллектив из шести человек. Мы забабахали роман «Финал» о футбольном чемпионате в России, который продается лучше, чем все мои книжки вместе взятые. Я его придумал, они его написали.
Литература будущего будет создаваться только коллективным усилием. Во-первых, роман не должен быть стилистически монолитен, поскольку речь идет о разных пластах реальности. Необходима некоторая быстрота и разнообразие. Во-вторых, жизнь усложняется, диверсифицируется. Фантастический роман, где ты хозяин своего мира, написать можно, но современную реалистическую прозу должны писать несколько человек. Вот мы сейчас пишем роман о затопленном городе, в котором прорвало дамбу и его восстанавливают. Это такая история России в одном городе. Архитектор пишет о том, как восстанавливают дома, мостостроитель о разрушенных мостах, а издательница женского журнала — любовную линию. Думаю, хорошую книгу о современной Украине должны писать экономист, политолог и сатирик, который бы добавил здорового гротеска.
Украинский читатель неравнодушен. У него на глазах творится история его страны. Воспитанный Гоголем, он любит мистику, фантастику, с ним проще разговаривать. Украинская литература тяготеет к мифу — это хорошая черта. «Тени забытых предков» могли написать только в Украине — из этой повести и фильма выросла любовь к современной славянской этнической культуре.
Российский читатель избалован и испорчен социальным реализмом. Он отвык от фантастики, поэтому спасибо Пелевину за то, что ее возвращает.