Секс с палкой советской колбасы, инцест и сталинизм. Мы сходили на парижскую премьеру фильма «Дау», который 300 человек снимали 11 лет — большой репортаж

Автор:
Артем Заяц
Дата:
Секс с палкой советской колбасы, инцест и сталинизм. Мы сходили на парижскую премьеру фильма «Дау», который 300 человек снимали 11 лет — большой репортаж

Артем Марков / Дарья Светлова / «Бабель»

Режиссер Илья Хржановский конструировал «Дау» больше десяти лет. Это самый противоречивый кинопроект на всем постсоветском пространстве. Чтобы снять историю о советском физике Льве Ландау, режиссер Хржановский воссоздал сталинскую эпоху в закрытом «Институте» под Харьковом. Площадка, где снимали кино, постепенно разрослась до масштабов города — обычные люди жили, работали и занимались сексом на камеру почти четыре года. В 2011 году съемки закончили, декорации разрушили, режиссер и команда приступили к монтажу. Спустя восемь лет «Дау» представили в Париже. По заданию theБабеля сценарист, киножурналист и автор расследования «Все, что вы хотели знать о «Дау» Артем Заяц отправился на премьеру. Вот что он там увидел.

1

Площадь Шатле находится в самом центре Парижа. До собора Парижской Богоматери отсюда совсем недалеко. На площади два здания: Театр де ля Вилль и Театр дю Шатле. Между ними — просторная будка-параллелепипед, в которую ломятся посетители, за стеклом полдюжины работников фасуют пластиковые карточки — это визовый центр проекта DAU. Внутрь никого не пускают, работники высовывают головы из дверей, спрашивают документы и называют фамилии.

Я свою визу получил накануне — это пластиковая карточка, по которой можно попасть на премьеру. Все они стоят по-разному: чем дольше ты хочешь пробыть внутри, тем дороже придется заплатить. Моя «суточная» стоит 75 евро. Но премьера «Дау» в запланированное время не состоялась. Изначально собирались презентовать его сразу в двух театрах. Между ними обещали построить воздушный мост — создать «единое пространство DAU». Мэрия сначала запретила что-либо пристраивать, а потом и вовсе отказалась давать разрешение на премьеру.

«Их беспокоит содержание фильмов», — говорит Рут, женщина с коротким седым ежиком на голове. В день несостоявшейся премьеры она мерзла у входа в Театр де ля Вилль и объясняла собравшимся, почему премьеры не будет. Выходил извиняться и режиссер: «Показ только для наших друзей — единственное, что нам разрешили».

Спустя сутки, наконец-то, удается попасть внутрь. Я вхожу в этот новый «Институт» в парижском Театре де ля Вилль. На часах 21:30, визу просвечивают ультрафиолетом. Смартфон закрывают в ячейке типа банковской. Впереди — металлодетектор. Буклет проекта DAU обещает «сплав кино, науки, перформанса, духовности, социальных и арт-экспериментов, литературы и архитектуры». Звучит хорошо, но оказывается, что внутри ничего не готово к премьере.

Факты о «Дау»

  • Сценарий написал Владимир Сорокин, фильм запустили в производство. Сразу после начала съемок, в 2008 году, Хржановский начал менять сценарий на ходу.

  • Хржановский отказался от услуг актеров, а сталинизм построил с нуля. Единственная профессиональная актриса — Радмила Щеголева, проводница Геля из «СВ-шоу». Самого Дау сыграл дирижер из Греции Теодоре Курентзис, а его сына — Николай Воронов, автор хита «Белая стрекоза любви».

  • Начинались съемки в Москве и Санкт-Петербурге, а позже переместились в Харьков. Там была выстроена закрытая система под названием «Институт» — огромная декорация, с винтажной мебелью, собственным свинарником, пищеблоком, буфетом, общежитием, научными лабораториями и даже тюрьмой.

  • В «Институте» Дау и его коллеги должны были прожить 30 лет — с 1938 по 1968 год, но в ускоренном режиме: месяц реального времени засчитывался примерно за один советский год.

  • В съемках участвовали разные известные люди: художница Марина Абрамович, олигарх Роман Абрамович, театральный режиссер Ромео Кастелуччи, нобелевский лауреат по физике Дэвид Гросс, дизайнер Артемий Лебедев, неонацист Максим «Тесак» Марцинкевич, политик Михаил Добкин и даже ведущий Дмитрий Гордон.

  • «Институт» просуществовал три года — с 2008 по 2011-й. Декорация функционировала непрерывно — коллектив работал, ел, спал, устраивал «профсоюзные собрания», ссорился и занимался сексом на камеру.

2

С ходу попадаю в сувенирную лавку. Здесь ничего не готово: волонтеры спешно распихивают по полкам фотооткрытки с видами «Института» и глянцевые томики, внутри которых «сценарии» тех самых фильмов в переводе на разные языки. Этажом ниже — бар с пивом и незамысловатым меню из трех позиций: «мясо, рыба, овощи».

По бару среди посетителей расхаживает режиссер Илья Хржановский в пальто и галифе. У него кудрявая челка и бритый затылок, на лице — очки в черной оправе и улыбка до ушей. Режиссера «Дау» здесь, кажется, никто не узнает. На третьем этаже целое крыло здания обставлено как огромная коммунальная квартира. В стенах коридора проделаны большие окна, чтобы гостям было удобно подглядывать за жизнью обитателей. Но рассматривать некого: охраны на этаже хватает, а вот «жильцов» не видно. Жизнь есть только в двух комнатах: в одной вяжет старушка из Донецка, в другой — играет на варгане раскосый шаман с аккуратной седой бородкой.

«Этим можно бесплодие лечить», — доверительно сообщает он собравшимся зрительницам, рассевшимся вокруг стола. На столе — банки с тушенкой, бородинский хлеб и водка.

Иду в кабинку, буклет обещает, что там принимает человек, умеющий «активно слушать» — священник, психолог или работница секса по телефону. В кабинке сидит француз. Пытаемся найти хоть какую-то тему для разговора: обсуждаем коммунизм, ГУЛАГ и голод 33-го года. Ухожу. Еще одно разочарование. На этом список активных развлечений заканчивается. Остаются только фильмы.

3

В здании три смотровых зала. Сейчас «Дау» — это полтора десятка фильмов и, даже, несколько сериалов. За все время я успел посмотреть шесть кинокартин, одну из которых почему-то показывают дважды. Титров и названий здесь нет, только порядковые номера. Где и во сколько покажут следующий фильм — не знает никто, даже работники театра.

Большинство фильмов выглядит грубой нарезкой из материала, снятого на мобильный телефон со сломанным автофокусом. Все об одном и том же месте, но акцент сделан на разных персонажах. Фильм о том, как к Дау приехала из Греции давняя подруга. Фильм о том, как к жене Дау приехала ее мать и ругает дочь за то, что позволяет гулящему мужу вытирать об нее ноги. Фильм о страданиях физика Никиты Некрасова, который не может выбрать между двумя женщинами. Фильм о любовниках — дворнике и свинаре, устроивших жестокую драку из-за несовпадающих предпочтений в сексе. Еще какой-то фильм, на котором я засыпаю, потому что нахожусь здесь уже больше 15 часов.

И вот следующий фильм — о взаимоотношениях Норы Дау и ее сына Дениса — заставляет раскрыть глаза пошире. Семейная драма разворачивается в 60-е годы. Дау разбит параличом, его жена томится без секса, а их сын Денис активно познает эрос — ищет клитор у домработницы Оли, обещая на ней жениться.

Нора Дау (Геля из «СВ шоу» ), боясь утратить над сыном контроль, в припадке ревности сама соблазняет Дениса (Воронов, автор хита «Белая стрекоза любви») — тащит в постель, делает ему минет, учит делать куннилингус. Внезапно секс прерывается. Денис ищет очки и бежит к постели парализованного «отца», чтобы заняться групповым сексом. Но незрячий старик отгоняет любовников, вопя в панике: «Что вы тут устроили! Завтра уволюсь отсюда к чертовой матери! Меру надо знать!» Образы разваливаются на глазах: перед нами уже не инцест, а просто три актера, которые даже не родственники.

Суть всех фильмов одна: это набор схваченных на живую нитку пространных эпизодов, по большей части состоящих из импровизированных диалогов. Под диалоги может быть подложен секс, драка, рабочая ситуация или невинное чаепитие, но в любом случае это всегда очень затянуто и почти ни о чем.

Зрителю предлагается мрачная картинка, дергающаяся камера, грубый монтаж. Герои-физики существуют между двумя крайностями: днем они ставят загадочные лабораторные опыты и ведут возвышенные беседы о «великой мечте», а по ночам на допросах превращаются в «грязь под ногами майора».

Я возвращаюсь в «коммуналку», беру банку тушенки и ковыряю ее ложкой, запивая водкой из алюминиевой кружки. Шаман гудит нечто медитативное, нетрезвые зрители у стола ему подпевают. Входит Хржановский, с ним человек, похожий на режиссера фильма «Парфюмер» Тома Тыквера. Они некоторое время смотрят на шамана, улыбаются. «Это Тыквер?» — спрашиваю, жуя тушенку. Илья отвечает утвердительно. Допиваю водку и оставляю обоих режиссеров.

4

Остается последний аттракцион под названием «ДАУ digital». В подвале театра стоят зашторенные кабинки. Внутри каждой — стул и монитор, разбитый сеткой на сегменты. На экране параллельно идут 16 фрагментов, вырванных из жизни «Института».

Если навести курсор на любой из них, он раскрывается на весь экран. В углу — иконка, щелчок по которой открывает список всех актеров, занятых в конкретной сцене, их имена и биографии. Когда надоест, можно переключиться на следующий из 16 фрагментов — и так до бесконечности.

Становится понятно: сексом на камеру, кажется, занимались вообще все участники проекта. Передо мной проносится череда половых актов, в которых уже знакомые лица повторяются во всех мыслимых и немыслимых сочетаниях. Герои, с которыми удалось поговорить об этом, уверяли, что никого к сексу против воли не принуждали, хотя могли, конечно, давать на этот счет определенные задания в «первом отделе».

Я листаю фрагменты несколько часов и прихожу в состояние прострации. Неоднократно спрашиваю сам себя, зачем им это. Ах, ну да, работа такая. Участие в эксперименте. За это зарплату платили. Если просмотреть много фрагментов, из этих разрозненных кусочков можно сложить нечто вроде рваного сюжетного паззла.

Вот буфетчица по заданию «первого отдела» мастурбирует обтянутый презервативом пенис астролога Люка Биже, вот к оргии присоединяется другой ученый, а третий — обладатель премии BAFTA медиа-художник Алексей Блинов — швыряется в партнеров сушеной таранью. Другая сцена: ту же буфетчицу допрашивает в подвале начальник «первого отдела» Владимир Ажиппо, раздевает догола, плещет ей в лицо коньяком, а потом запихивает во влагалище бутылку с остатками этого коньяка. После экзекуции деморализованная женщина с плачем пишет под его диктовку донос на Биже — якобы иностранец изнасиловал ее таранью.

Доносы, написанные институтскими работниками, можно полистать тут же, в одном из разделов «ДАУ digital», как и подшивку издававшейся в НИИ газеты. В доносах, в частности, значится, что Дау и директор «Института» Крупица, прототипом которого послужил академик Капица, по ночам занимаются в свинарнике скотоложеством, а однажды допились до того, что устроили в буфете циничный секс с палками вареной колбасы, выковыряв из середины мясо.

Или еще сцена: нацисты, среди которых «Тесак» [российский неонацист Максим Марцинкевич, сейчас сидит в тюрьме], обсуждают за чаем евгенику с ученой интеллигенцией. Для наглядности приводят пятнистую свинью, и Марцинкевич пилит ей шею ножом. Помещение заполняет дикий хрип разрезанного горла, ковер чернеет от крови. Агонизирующее животное добивают и отделяют топором голову от тела. Появляется гитара, забрызганные кровью нацисты исполняют над расчлененным трупом бодрую комсомольскую песню.

Встаю и выхожу из кабинки. Встречаю в баре одного из участников сцены со свиньей, спрашиваю, каково это было. «Было тяжело, — говорит он. — Но и не убить свинью было нельзя, пойми».

5

На какую полку поставить увиденное? Что это вообще такое? Шекспир, Кафка и Оруэлл, переосмысленные в духе телепередачи «В мире животных»? BDSM? Но самое главное — несмотря на отчаянные попытки режиссера заставить аудиторию заглянуть в бездну, в целом все это довольно скучно. Киновселенная «Дау» слишком постановочна, чтобы считаться документалистикой, и в то же время слишком безыскусна, чтобы сойти за художественное кино.

Рецензенты, удостоенные высокой чести допремьерного просмотра «Дау», старательно избегают прямых оценок, отделываясь общими словами: проект виртуозно раскрывает темную сторону человеческой природы, ставит острые вопросы и так далее. Возможно, им просто неудобно критиковать то, чего они ждали 10 лет.

«Дау», при всей сложности и хаотичности своей конструкции, сообщает довольно избитые истины: «любовь может выглядеть гадко», «гении бывают неприятными людьми», «сильный ест слабого», «власть развращает».

Главного фильма «Дау», который минувшей осенью показали членам комиссии Госкино Украины, я так и не увидел. Его трейлер, нафаршированный очень красивыми натурными кадрами, демонстрируется нон-стоп на экранах в вестибюле театра. Но в парижской программе этой главной картины нет, ее монтаж до сих пор не закончили — пятичасовую версию планируют превратить в трехчасовую. Если этот фильм действительно окажется шедевром, то Хржановскому, пожалуй, можно будет даже простить все то, что показали в Театре де ля Вилль.

6

В проект влиты сумасшедшие, по меркам авторского кино, финансы — шепотом озвучивают цифры от 10 до 70 миллионов долларов; одна только парижская презентация, говорят, обошлась миллионов в семь. А впереди еще лондонская и, может быть, берлинская. Но премьера скомкана. Половина обещанных аттракционов не работает. Охранники не пускают в залы, даже если там уже освободились места. Театр дю Шатле вовсе заперт. Кабинки-исповедальни к утру тоже закрываются, хотя проект, по задумке, должен работать нон-стоп 25 дней подряд.

«Не хватает людей на круглые сутки, — вздыхает уставшая девушка-волонтер, выдавая мне карту помещений. — Никто не хочет работать в такое неудобное время. Многие посетители уходили разочарованными. Очень жаль».

Силы заканчиваются. Стою у выхода, рядом в зрительный зал ломится толпа парижан. В голове — свинцовая тяжесть. Минувшая ночь кажется каким-то странным сном. Скоро я заберу телефон из ячейки и покину это место.

Рассматриваю ненужную мне больше карту. Театр, оказывается, поделен на зоны: «История», «Революция», «Будущее», «Коммунизм», «Тело», «Мозг», «Животное». Особой разницы между этими зонами я не заметил. На обороте — план Театра Дю Шатле, в котором есть такие зоны, как «Зависимость», «Власть», «Садизм», «Похоть» и «Оргия».

Одно интересно, что стало после игры в сталинизм с самим Хржановским, существует ли для него жизнь после «Дау»? На мой вопрос, собирается ли он еще снимать кино, Хржановский широко улыбается. Не отвечает и скрывается за дверью, ведущей в некую закрытую зону.

Я заглядываю в карту. Зона называется «Боги».